28. Интеллектуальная собственность

В 1842 году Чарльз Диккенс впервые прибыл к берегам Америки. В Бостоне его встречали как рок-звезду, но великий романист был человеком дела: он хотел положить конец дешевым, неряшливым пиратским изданиям своих произведений, которые циркулировали безнаказанно, так как Соединенные Штаты не гарантировали защиту авторских прав негражданам своей страны. В горьком письме другу Диккенс замечал, что чувствует себя словно жертва ограбления, идущая по улице в нелепой одежде. «Разве можно вынести, что обобранный до нитки автор предстает в любой форме, в любом вульгарном одеянии, в любой отвратительной компании?..»[385]

Какая сильная, драматическая метафора! Чего еще ожидать от Диккенса? Но дело в том, что требование Диккенса обеспечить законную защиту идей, которые иначе свободно копировали бы и адаптировали, еще никогда не выражали столь четко.

Патенты и авторские права дают монополию, а монополия — это плохо. Британские издатели Диккенса будут брать за экземпляры «Холодного дома» столько, сколько смогут, и небогатым любителям литературы придется обойтись без них. Но эти же потенциальные доходы питают новые идеи. Диккенс писал «Холодный дом» долго. Если бы другие британские издатели могли копировать его, как американцы, возможно, он и не взялся бы за такой труд.

Таким образом, интеллектуальная собственность представляет собой компромисс, экономический баланс. Если законы достаточно благоприятны для творца, хорошие идеи будут адаптироваться, распространяться и копироваться слишком медленно. В противном случае, вероятно, эти хорошие идеи вообще не появятся.

Хочется верить, что компромисс будут тщательно взвешивать благожелательные технократы, но в нем всегда есть привкус политики. Британская юридическая система в XIX веке хорошо защищала права британских авторов и изобретателей, потому что Великобритания была и остается мощной силой в мировой культуре и инновациях. А американская литература и американские инновации в дни Диккенса еще находились в пеленках. Экономика Соединенных Штатов работала в режиме копирования и желала получить как можно более дешевый доступ к лучшим идеям, которые могла предложить Европа. Американские газеты наполняли свои страницы беззастенчивыми перепечатками, а также нападками на путающегося под ногами мистера Диккенса.

Несколько десятилетий спустя, когда американские писатели и изобретатели заговорили в полный голос, американские законодатели начали посматривать на идею интеллектуальной собственности все теплее. Газеты, когда-то сопротивлявшиеся копирайту, теперь на него полагались. В 1891 году, спустя полвека после вояжа Диккенса, США наконец стали признавать международные авторские права[386]. Можно ожидать, что сегодняшние развивающиеся страны пройдут по тому же пути: чем меньше они копируют чужое и чем больше придумывают своего, тем активнее защищают идеи. За короткое время был достигнут большой прогресс: в Китае вплоть до 1991 года не существовало авторских прав[387].

Как и многое другое, интеллектуальная собственность в современном виде восходит к Венеции XV века. Венецианские патенты явно разрабатывались для поощрения новаторства. Правила были очень последовательные: если изобретение полезно, его автор автоматически получает временный патент, который в течение срока действия можно продать, передать и даже оставить в наследство. Если патентом не пользуются, он теряет силу, а если изобретение оказалось слишком тесно связано с какой-либо предыдущей идеей, патент признают недействительным. Очень современный подход![388]

Вскоре авторские права породили уже известные нам проблемы. Так, в ходе промышленной революции в Великобритании великий инженер Джеймс Уатт придумал паровой двигатель улучшенной конструкции. Он много месяцев разрабатывал прототип, а затем еще больше усилий приложил, чтобы защитить патент. Его влиятельный деловой партнер Мэттью Болтон даже продлил его благодаря лоббированию в парламенте[389]. После этого Болтон и Уатт начали заниматься лицензионными сборами и борьбой с конкурентами, например Джонатаном Хорнблоуэром, который создал еще более совершенный паровой двигатель, но прогорел и попал в тюрьму.

Все это выглядит весьма неприглядно, но разве знаменитое изобретение Уатта того не стоило? Возможно, и не стоило. Экономисты Майкл Болдрин и Дэвид Левин утверждают, что настоящий толчок развитие паровой промышленности получило, когда патент в 1800 году истек, а изобретатели-конкуренты раскрыли секреты, которые много лет держали при себе. А что стало с Болтоном и Уаттом, когда они потеряли возможность преследовать соперников в судебном порядке? Они по-прежнему процветали, переключив внимание с сутяжничества на создание самых лучших паровых двигателей в мире. Их цены были по-прежнему высоки, а книги заказов разбухли.

Патент не подталкивал к улучшению парового двигателя, а замедлял этот процесс. Тем не менее со времен Болтона и Уатта защита интеллектуальной собственности стала более активной. Срок действия авторских прав постоянно растет: в США он изначально составлял четырнадцать лет с правом однократного продления. Теперь — семьдесят лет после смерти автора, то есть, как правило, более века. Патенты выдаются даже на весьма неясные идеи. Например, компания Amazon запатентовала в США принцип «одного клика» — не самую радикальную идею покупки товара в интернете путем нажатия всего одной кнопки. Американская система интеллектуальной собственности стала глобальной благодаря включению этих правил в стандартные торговые соглашения. Интеллектуальная собственность продолжает охватывать все больше областей: заводы, строения, программное обеспечение и даже внешний вид и ощущения от посещения сети ресторанов[390]. Это расширение сложно оправдать, но легко объяснить: интеллектуальная собственность настолько ценна для ее владельцев, что оправдывает затраты на дорогих юристов и лоббистов. Затраты перекладываются на такую массу людей, что те едва их замечают. У единомышленников Мэттью Болтона и Чарльза Диккенса есть сильные стимулы агрессивно лоббировать все более драконовские законы об интеллектуальной собственности, тогда как разрозненные покупатели паровых двигателей и «Холодного дома» вряд ли способны организовать сильную политическую кампанию против этого.

Экономисты Болдрин и Левин предлагают радикальное решение проблемы — отправить интеллектуальную собственность на свалку истории. В конце концов, изобретение приносит и другие награды: преимущество «первого хода», сильный бренд, более глубокое понимание принципов работы продукта. В 2014 году производитель электромобилей Tesla открыл доступ к своему архиву патентов, чтобы расширить индустрию в целом: по его подсчетам, это будет полезно для компании[391].

Для большинства экономистов полный отказ от интеллектуальной собственности — это слишком. Они указывают на важные области, где стоимость изобретения колоссальна, а затраты на копирование ничтожны, например разработка новых лекарственных препаратов. Но даже те, кто отстаивает защиту интеллектуальной собственности, полагают, что в данный момент она слишком широкая, слишком продолжительная и слишком строгая. Более узкая и кратковременная защита авторов и изобретателей восстановила бы баланс и при этом хорошо поощряла бы создание новых идей[392].

Сам Чарльз Диккенс в итоге обнаружил, что у слабой защиты авторских прав есть и светлая финансовая сторона. Через четверть века после первого визита писатель вернулся в США. Его семья вела расточительный образ жизни, и ему надо было подработать. Диккенс сообразил, что дешевые подделки его произведений прочитало столько людей, что можно конвертировать славу в деньги с помощью лекционного тура. Так и вышло. На спине пиратских копий он как оратор сколотил целое состояние — много миллионов долларов на сегодняшние деньги[393]. Может быть, интеллектуальная собственность стоит дороже, когда от нее отказываешься?