ГЛАВА XXII. КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ И РЕФОРМИСТСКИХ ТЕОРИЙ ИМПЕРИАЛИЗМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Теории «народного» и «коллективного» капитализма

Причины появления теории «народного капитализма». Для того чтобы примирить народные массы с капиталистическим строем, многие буржуазные экономисты изображают современный капитализм как строй, коренным образом отличающийся от старого капитализма; они утверждают, будто современный капитализм не только не основывается на эксплуатации народных масс, а, напротив, служит интересам народа. В этом и заключается основная идея теории «народного капитализма», получившей распространение среди буржуазных идеологов, особенно в США, после второй мировой войны.

Главной причиной того, что современные буржуазные идеологи взяли на вооружение теорию «народного капитализма», явились успехи мировой социалистической системы, которые оказывают революционизирующее влияние на народные массы капиталистических стран. Заправилы капиталистического мира всячески стараются ослабить притягательную силу социализма и восстановить в народных массах своих стран подорванную веру в мощь и жизнеспособность капитализма. Ради этого они и проповедуют идею, будто современному капитализму присущ «народный» характер, а потому народным массам в капиталистических странах надо не бороться против капитализма, а поддерживать его. Таким образом теория «народного капитализма» есть одно из проявлений антикоммунизма, типичного для современной буржуазной идеологии.

Другая причина, побуждающая защитников буржуазного строя прибегать к теории «народного капитализма», — крайнее обострение в условиях современного капитализма социальных противоречий внутри империалистических стран, а также противоречий между империалистической буржуазией, с одной стороны, и народами экономически слаборазвитых стран — с другой. В легенде о «народном капитализме» монополисты ищут противоядия против революционизирования народных масс в империалистических странах и против национально-освободительного движения в колониальных и зависимых странах.

Теория «народного капитализма» включает в себя три главных элемента; это: 1) учение о коренном преобразовании капиталистической собственности; 2) учение об «управленческой революции»; 3) учение о «революции в распределении доходов».

Критика теории «диффузии» собственности. Представители теории «народного капитализма» утверждают, что за последние десятилетия в капиталистических странах произошла коренная «трансформация» характера собственности. Это, по их словам, выражается в диффузии, то есть рассеивании, собственности на капитал среди широких народных масс путем распространения акций. Американский экономист А. Берли, восхваляя «коллективизацию капитала в корпорациях», называет распространение акционерных компаний «капиталистической революцией XX века». Итальянский экономист М. Сальвадори заявляет, что в результате покупки акций и «диффузии» собственности в США произошло «расширение капиталистического класса до уровня, когда он включает большинство населения». Отсюда он делает вывод, что в новейшее время в США имела место «демократизация капиталистической экономики и ее трансформация в по крайней мере частичный народный капитализм»[283].

Тезис о превращении большинства населения в капиталистов несостоятелен в методологическом отношении и противоречит фактам. Прежде всего неправильно причислять любого акционера к капиталистам. Мелкие владельцы акций, к числу которых относится часть трудящихся (фермеров, ремесленников, рабочих и служащих), отнюдь не становятся капиталистами вследствие того, что они приобрели акции на незначительные суммы. Например, какой-нибудь американский рабочий, имеющий акции на несколько сотен долларов, получает по ним ничтожный доход и живет не на этот доход, а на заработную плату. Он остается по своему классовому положению наемным рабочим и вовсе не превращается в капиталиста.

Факты опровергают буржуазную легенду о «диффузии» капиталистической собственности. Лишь небольшая часть населения капиталистических стран владеет акциями. Так, в США в 1965 году имели акции только 16% американских семей, а 84% совсем не владели акциями. При этом из низших по доходам семей (в эту категорию попадает большинство рабочих и фермеров) в 1963 году 90—93% не имели акций. Кроме того, среди самих акционеров владение акциями распределено крайне неравномерно; кучка капиталистических магнатов сосредоточивает в своих руках подавляющую часть всего акционерного капитала. Так, в США 1% взрослого населения владел в 1920 году 60%, а в 1953 году — 76% всей суммы акций, находящихся в личной собственности. Подавляющую часть доходов по акциям присваивает кучка крупных акционеров: в США в 1957 году 10% всех налогоплательщиков получили 59% общей суммы дивидендов. Итак, действительность наголову разбивает измышления, будто через владение акциями происходит рассеивание капиталистической собственности. Напротив, развитие акционерных обществ означает все возрастающую централизацию капитала.

Критика теории «управленческой революции». Так называемая «управленческая революция», по словам буржуазных экономистов, состоит в том, что руководство акционерными предприятиями перешло от капиталистов к особому слою «управляющих», который руководит предприятиями в интересах всего общества. Критика учения о трансформации капиталистического строя в некий «управленческий строй» была уже дана в главе XII, §4. Здесь ограничимся лишь двумя замечаниями.

Во-первых, методологически неправильно судить о природе предприятий по форме управления ими. Характер предприятий определяется не тем, кто управляет ими в административно-техническом отношении, а тем, кому принадлежат эти предприятия со всеми находящимися на них средствами производства и кто извлекает из них доход. Хотя во главе акционерных предприятий стоят специальные администраторы, тем не менее собственность на них принадлежит крупным акционерам — капиталистам, которые и присваивают подавляющую часть всех прибылей. Следовательно, акционерные предприятия полностью сохраняют капиталистическую природу.

Во-вторых, абсолютно неверно утверждение, что администрация акционерных предприятий руководит ими в интересах всего общества. Верить словам капиталистических магнатов, будто они и их доверенные лица («управляющие») заботятся не об извлечении максимума прибыли, а об интересах общества, имеется не больше оснований, чем считать, что американские гангстеры совершают свои налеты во имя блага человечества. «Управляющие» находятся на службе у финансовой олигархии и действуют в ее интересах.

Критика теории «революции в распределении доходов». Важную роль в теории «народного капитализма» играет положение о все большем уравнении доходов, якобы происходящем в капиталистических странах после второй мировой войны. По словам американского экономиста С. Кузнеца, в США «сравнительное распределение дохода... движется по направлению к равенству»[284]. В подтверждение этого он приводит данные, согласно которым в США доля получателей крупных доходов (составляющих 1/20 общего числа доходополучателей) в общей сумме доходов снизилась с 25% в 1919—1938 годах до 18% в 1948 году. Ссылаясь на подобные данные, некоторые буржуазные экономисты и журналисты говорят о «революции», которая якобы произошла в распределении доходов. Другие буржуазные экономисты, хотя и не пользуются этим термином, по существу стоят на таких же позициях. Например, американский экономист Дж. К. Голбрейс утверждает, что существовавший в прошлом «мир массовой бедности» ныне превратился в США в «мир изобилия»[285].

Однако вывод об уравнении доходов есть результат фальсификации статистических данных.

Во-первых, подсчеты С. Кузнеца основаны на тех сведениях о крупных доходах, которые сообщаются самими капиталистами налоговым органам. Между тем эти сведения не заслуживают доверия, так как в целях уменьшения суммы подоходного налога получатели крупных доходов утаивают значительную часть их, сообщая налоговым органам заниженные данные о своих доходах.

Во-вторых, игнорируются факты умышленного «расщепления» капиталистами крупных доходов путем записи части этих доходов на членов своих семей и родственников, что ведет к искусственному снижению удельного веса крупных доходов.

В-третьих, из доходов высших групп С. Кузнец совершенно не учитывает так называемые «нераспределенные прибыли», которые обращаются на увеличение капиталов акционерных компаний. Это также искусственно преуменьшает размеры и удельный вес крупных доходов.

По данным прогрессивного американского экономиста В. Перло, сумма крупных доходов в США составляла в 1948 году не около 36 млрд. долл., как утверждает С. Кузнец, а около 67 млрд. долл., причем на их долю приходилось примерно 1/3 всего национального дохода, как и до войны. Следовательно, «революция» в распределении доходов — это буржуазный миф.

Классовый смысл теории «народного капитализма». Теория «народного капитализма» прямо направлена к тому, чтобы отвлечь народные массы от борьбы против капиталистического строя и привлечь их на его сторону. Эта теория пытается внушить трудящимся, что пропасть между трудом и капиталом якобы уже исчезла в результате «диффузии» собственности, перехода экономической власти от капиталистов к управляющим и «уравнения» доходов. Подкрашивая фасад современного капитализма под цвет социализма, теория «народного капитализма» стремится затушевать превосходство социалистической системы над капиталистической. Но в действительности «народный капитализм» столь же невозможен, как, например, «живой мертвец»; капитализм по самой своей природе есть антинародный общественный строй.

Разоблачая лживые выдумки буржуазных апологетов о «народном капитализме», Программа КПСС указывает: «Защитники буржуазного строя, стремясь удержать массы в духовном плену, изобретают все новые «теории», маскирующие эксплуататорскую природу буржуазного строя, приукрашивающие капитализм. Они уверяют, будто современный капитализм изменил свою сущность, стал «народным капитализмом», в котором происходит «рассеивание» собственности и «демократизация» капитала, исчезают классы и классовые противоречия, «уравниваются доходы» и устраняются экономические кризисы. В действительности развитие современного капитализма подтверждает правильность марксистско-ленинского учения о нарастании противоречий и антагонизмов капиталистического общества, об обострении в нем классовой борьбы»[286].

Теория «народного капитализма» настолько грубо искажает действительность, что она быстро себя дискредитировала. Термин «народный капитализм», имевший распространение в буржуазной литературе 50-х годов, стал редко употребляться в 60-х годах.

Однако буржуазные ученые продолжают искажать сущность современного капитализма, хотя и более утонченными способами.

В 1962 году видный американский экономист Г. Минз, известный еще до второй мировой войны своими ценными исследованиями капиталистических корпораций, выступил с теорией «коллективного капитализма». Суть этой концепции состоит в следующем. По словам Минза, неправильно рассматривать акционерные предприятия как частные предприятия, так как они «объединяют труд десятков и сотен тысяч рабочих и капитал десятков и сотен тысяч инвесторов в большой производственный механизм, обслуживающий миллионы потребителей»[287]. Поэтому корпоративные предприятия Минз называет «коллективными предприятиями». Отсюда он приходит к выводу, что современный капитализм в целом есть «коллективный капитализм». Он пишет: «В настоящее время мы имеем отдельные корпоративные предприятия, в которых заняты сотни тысяч рабочих, которые имеют сотни тысяч акционеров, используют средства производства стоимостью в миллиарды долларов, обслуживают миллионы потребителей и контролируются одной управляющей группой. Это — великие предпринимательские коллективы, и система, состоящая из них, вполне может быть названа «коллективным капитализмом»[288].

Несостоятельность этой концепции состоит в том, что она смешивает вопрос о характере труда с вопросом о том, кому принадлежат и служат капиталистические предприятия. Процесс труда на крупных капиталистических предприятиях действительно обобществлен, это — коллективный труд. Однако собственность на средства производства остается частной, а не общественной, хотя корпоративная капиталистическая собственность отличается от индивидуальной тем, что она принадлежит не отдельному собственнику, а группе капиталистов-собственников. Г. Минз искажает капиталистическую действительность, когда он изображает современную капиталистическую корпорацию как такой социальный институт, который якобы служит общественным интересам и имеет своим назначением благополучие и рабочих, и собственников, и потребителей. Идеализируя подобным образом крупные капиталистические компании, Г. Минз вытравляет из них их капиталистическую природу, а его определение современного капитализма как «коллективного капитализма» затушевывает подлинную суть вещей — то, что современный капитализм есть государственно-монополистический капитализм.

2. Теория «планового», или «регулируемого», капитализма

Исторические предпосылки развития теории «планового капитализма». Еще в начале XX века буржуазные экономисты стали приписывать монополиям роль «организующей» силы в народном хозяйстве. Например, немецкий экономист Шульце-Геверниц утверждал, будто в эпоху монополистического капитализма на смену стихийным экономическим законам все более приходит сознательная, планомерная организация народного хозяйства.

В. И. Ленин разоблачил «казенное воспевание прелестей "организованного" капитализма его апологетами, вроде Шульце-Геверница, Лифмана и тому подобными "теоретиками"»[289]. Критикуя трубадуров «организованного капитализма», В. И. Ленин указывал на то, что монополии не устраняют анархии производства и кризисов, а, напротив, усиливают и обостряют хаотичность капиталистического производства в общественном масштабе.

Теория «планового», или «регулируемого», капитализма получила развитие после первой мировой войны и имеет значительное распространение среди буржуазных экономистов в настоящее время. Создание планового хозяйства в странах мировой социалистической системы показало всему человечеству преимущества социалистической экономики перед капиталистической. При этих исторических условиях пропаганда теории «планового капитализма» стала настоятельной задачей для буржуазных апологетов: с помощью этой «теории» они пытаются убедить народные массы в том, что плановость не является отличительной чертой социалистического хозяйства, что она совместима с капитализмом, что современный капитализм «трансформировался», преодолев анархию производства и власть стихийных экономических законов.

Основные положения теории «планового», или «регулируемого» капитализма. Сторонники теории «планового капитализма» прежде всего исходят из очень расширительного толкования понятий «планирование» и «плановое хозяйство». Например, американский экономист Лорвин определяет планирование как «сознательное направление человеческой энергии для достижения разумно желаемой цели». На этом основании он утверждает, что «планирование — нормальный способ человеческого поведения»[290] и что оно присуще любому хозяйству. Подобным же образом американские экономисты Аншен и Уормус заявляют, что «противопоставление планирования непланированию является бессмысленным»[291] и что различные экономические системы отличаются одна от другой не наличием или отсутствием планового хозяйства, а только задачами, объемом, техникой и организацией планирования. В свою очередь, норвежский профессор Кильхау пишет: «Не существует и никогда не существовало беспланового хозяйства. Каждое хозяйство включает план»[292].

Другим исходным пунктом теории «планового», или «регулируемого», капитализма служит ссылка на то, что в условиях современного капитализма государство якобы превратилось в решающую силу, которая определяет весь ход экономического развития общества посредством сознательно проводимой им экономической политики. Превознесение регулирующей роли буржуазного государства характерно для Кейнса и его последователей. Кейнсианцы считают, что государственное регулирование экономики способно исцелить капитализм от таких язв, как хроническая массовая безработица и периодические кризисы перепроизводства. В США подобные взгляды проповедуют А. Хансен, П. Самуэльсон и другие буржуазные экономисты. При этом особое значение приписывается сфере обращения и государственным финансам. Многие буржуазные экономисты утверждают, что путем регулирования денежного обращения, кредита, налогов и государственных расходов буржуазное государство в состоянии поддерживать платежеспособный спрос на таком уровне, чтобы обеспечить полное использование всех материальных и трудовых ресурсов общества.

Критика теории «планового», или «регулируемого», капитализма. Прежде всего в корне неправильна универсализация понятия «плановое хозяйство», имеющая место у буржуазных экономистов. Нельзя сводить плановость в политико-экономическом смысле только к постановке цели и нахождению средств для ее осуществления, как это делает, например, Лорвин. В любом обществе люди ставят перед собой определенную цель и действуют сознательно, но отнюдь не в любом обществе существует плановое хозяйство. О наличии планового хозяйства можно говорить лишь тогда, когда весь общественный труд и средства производства распределяются в сознательно организованном порядке и в надлежащих пропорциях между различными сферами и отраслями народного хозяйства, когда общество сознательно определяет направления и темпы технического прогресса, темпы роста производства и т. д. Иначе говоря, плановое хозяйство предполагает сознательную организацию всего общественного воспроизводства, а это возможно только на базе общественной собственности на средства производства.

Сторонники теории «планового капитализма» смешивают планомерность внутри отдельных предприятий и объединений с планомерностью всего общественного производства, народного хозяйства в целом. В. И. Ленин отмечал, что в трестах имеется планомерность, но в то же время он подчеркивал, что в общественном масштабе капиталистическое производство и в эпоху империализма остается стихийным, анархическим.

Одним из коренных пороков рассматриваемой теории является отрыв плановости от характера собственности на средства производства. Так, Голбрейс, говоря о «планируемом секторе американской экономики», заявляет: «Мы имеем государственную инициативу в планировании без государственной собственности. Эти две категории более не связаны между собой неразрывно»[293]. Однако попытки оторвать плановое хозяйство от общественной собственности на средства производства и перенести это понятие на капитализм представляют собой покушение с негодными средствами.

Методологическая несостоятельность этой концепции заключается в том, что ее сторонники стоят на идеалистических позициях, выводя планирование и плановое хозяйство из воли людей и государственной власти, причем игнорируют объективные экономические условия, характер производственных отношений. При господстве частной собственности на средства производства плановое ведение народного хозяйства невозможно независимо от того, хотят этого заправилы капиталистического общества и служащее им государство или нет. Частная собственность на средства производства дробит капиталистическое хозяйство на множество частных предприятий, действующих автономно, вслепую и несогласованно друг с другом. Частная собственность исключает единство воли и цели во всем народном хозяйстве, исключает возможность планового ведения этого хозяйства. Она неизбежно порождает анархию производства, диспропорции в народном хозяйстве, стихийные рыночные колебания, смену промышленных подъемов кризисами перепроизводства, безработицу и т. д.

Теория «планового», или «регулируемого», капитализма крайне преувеличивает экономическую роль буржуазного государства. Хотя эта роль в условиях современного капитализма, несомненно, значительно больше, чем была в прошлом, тем не менее буржуазное государство и в настоящее время не держит в своих руках решающих средств производства, а потому оно не в состоянии осуществлять плановое руководство народным хозяйством в целом.

Ошибочность методологии, которой руководствуются сторонники теории «регулируемого» капитализма, состоит также в том, что они придают решающее значение сфере обращения и финансов, ставя ее над сферой производства. Именно с позиций этой меновой концепции они и предлагают через государственное регулирование денежного обращения, кредита и финансов планомерно руководить всей капиталистической экономикой, что, однако, в действительности невозможно.

Тот факт, что после второй мировой войны буржуазные государства стали осуществлять экономическое программирование и разрабатывают планы, относящиеся не только к государственному сектору, но и ко всему народному хозяйству, не дает права рассматривать современную капиталистическую экономику как плановое хозяйство. Ведь, по признанию самих буржуазных экономистов, в капиталистических странах практикуется не «императивное планирование», требующее обязательного выполнения государственных планов от всех предприятий и отраслей, а только «индикативное планирование», дающее рекомендации и разрабатывающее показатели, не обязательные к выполнению частными фирмами и компаниями.

Будучи несостоятельной в методологическом отношении и по существу, теория «планового», или «регулируемого», капитализма противоречит фактам. Несмотря на все попытки государственного регулирования, современная капиталистическая экономика характеризуется хронической недогрузкой производственного аппарата, хронической безработицей, подвержена кризисам и депрессиям. Все это несовместимо с плановым хозяйством. «Буржуазные теории о "бескризисном" и "планируемом" капитализме развеяны в прах всем ходом развития современной капиталистической экономики»[294].

Теория «планового», или «регулируемого», капитализма имеет буржуазно-апологетическую классовую сущность: она приукрашивает современный капитализм и пытается затушевать тот факт, что плановое ведение народного хозяйства есть одно из решающих преимуществ социалистической системы хозяйства, капитализму же присущи анархия производства, стихийность.

Вместе с тем следует иметь в виду, что современная буржуазная политическая экономия выполняет две функции — апологетическую и практическую. Первая функция состоит в приукрашивании и защите капитализма, вторая же функция состоит в том, что буржуазные экономисты разрабатывают и обосновывают практические мероприятия, проводимые буржуазными государствами. Теория «планового», или «регулируемого», капитализма предназначена не только прикрывать подлинную сущность современного капитализма, но и обосновывать практически осуществляемые государственно-монополистические мероприятия.

3. Буржуазная апология империалистической экспансии и агрессии

Расовая теория империализма. Одной из главных задач буржуазно-апологетических теорий империализма является оправдание империалистической экспансии и колониальных захватов. С этой целью ряд буржуазных идеологов проповедует расовую теорию, согласно которой все расы делятся на «высшие» и «низшие», причем по самой природе вещей первые призваны господствовать над последними.

Расовая теория появилась еще в конце XIX века; ее представителями были во Франции граф Гобино, в Англии — Кид. Они утверждали, что различные расы по своей природе неравны, а так как в силу своих естественных особенностей белые расы якобы превосходят цветные по способностям и развитию, то Англия и Франция, «естественно», стали колониальными державами, а народы колоний, «естественно», попали под их господство. Расовая теория явилась попыткой оправдания колониальных захватов крупнейших империалистических держав — Англии и Франции.

В дальнейшем расовую теорию взяли на вооружение немецкие империалисты, причем в гитлеровской Германии она была возведена в ранг официальной доктрины. Свою захватническую политику немецкие фашисты оправдывали ссылками на всемирно-историческую миссию арийской «нордической расы господ», на ее призвание к мировому господству, к владычеству над прочими, «неполноценными» народами, которых они относили к «расам рабов».

Расовая теория свила себе гнездо и в США. Здесь еще после первой мировой войны была основана Англосаксонская федерация, в печатном органе которой проповедовалась идея, что англосаксы являются представителями «высшей расы», а прочие народы должны подчиняться им. После второй мировой войны расовая теория в США продолжает пропагандироваться рядом социологов (Богардус, Уорд и др.) и политических деятелей для обоснования притязаний американского империализма на мировое господство. Характерно следующее высказывание сенатора Бевериджа: «Бог... сделал нас искусными организаторами, которые должны установить порядок в мире, где царит хаос... Он сделал нас сведущими в управлении, с тем чтобы мы могли руководить дикими и беспомощными народами... И из всех рас он указал на американский народ, который должен в конечном счете привести к возрождению мира».

Расовая теория порочна в самой своей основе. Никакого деления рас на «высшие» и «низшие» не существует. Экономическая и культурная отсталость тех или иных народов объясняется не какими-то естественно присущими им «расовыми» признаками, а историческими условиями. Так, отсталость колониальных и зависимых стран явилась результатом того, что они длительное время находились под господством империалистических держав, искусственно тормозивших их развитие. Таким образом, не подчиненное положение колониальных народов проистекает из их отсталости, якобы порожденной расовой принадлежностью, как лживо утверждают сторонники расовой теории, а, наоборот, самая отсталость колониальных стран в экономическом и культурном отношениях есть следствие господства над ними империализма. Наглядным подтверждением этого является тот факт, что, сбросив с себя империалистический гнет, эти страны начинают быстро двигаться по пути экономического и культурного прогресса.

Несостоятельная в научном отношении расовая теория практически направлена к тому, чтобы сохранить колониальное господство империализма, внушая колониальным народам идею их «неполноценности» и неизбежности подчинения «высшей расе». Однако происходящий после второй мировой войны распад колониальной системы империализма показывает тщетность этих попыток и свидетельствует о крахе реакционной расовой теории. Многие азиатские и африканские народы, третировавшиеся империалистами как представители «низших рас», сбросили с себя политическое иго империализма, доказали свою способность самостоятельно руководить государством и в настоящее время ведут активную борьбу за экономическую независимость.

Неомальтузианская теория империализма. С помощью мальтузианской теории народонаселения (критику ее см. в главе VII, §3) многие буржуазные апологеты пытаются объяснить и оправдать империалистические захваты, утверждая, будто «перенаселенность» империалистических держав лежит в основе их экспансии. Такое использование мальтузианство получило в гитлеровской Германии и в Японии перед второй мировой войной. В частности, немецкие фашисты, сочетая расовую теорию с мальтузианством, заявляли, что немецкий народ — это «народ без пространства», так как ему якобы не хватает территории для прокормления быстро растущего населения. Вместе с тем они утверждали, что существуют «пространства без народа» — слабонаселенные страны, в которых живут «низшие» расы, неспособные использовать свои ресурсы. Отсюда делался вывод, что у Германии нет иного выхода, кроме завоевания «жизненного пространства».

В современных условиях мальтузианство поставлено на службу прежде всего американскому империализму: идеологи последнего пытаются оправдать его агрессивную политику ссылками на избыток населения в США. Один из американских мальтузианцев, В. Фогт, писал: «Бурный рост населения более опасен и представляет более непосредственную угрозу, чем водородная бомба»[295]. Таким образом, современные мальтузианцы пытаются отвлечь внимание от гонки ядерных вооружений и внушить людям мысль, будто главную угрозу для человечества представляют не империалистические агрессоры, готовящие атомную войну, а... рост народонаселения!

С помощью мальтузианской теории монополистическая буржуазия пытается «обосновать» и оправдать империалистические войны. Так, ряд современных мальтузианцев объявляет перенаселенность мира главной и неизбежной причиной войн, а в самих войнах, ведущих к гибели миллионов людей, представители этой человеконенавистнической теории видят даже «спасительное» средство против «перенаселенности» земного шара.

Несостоятельность мальтузианской теории народонаселения была выяснена в главе VII. К сказанному можно добавить только некоторые замечания, касающиеся специально мальтузианского «объяснения» империализма.

Прежде всего здесь вновь проявляется порочность метафизической методологии, характерной для мальтузианства. Как было выяснено в предыдущих главах, империалистическая экспансия и территориальный раздел мира характерны лишь для определенной исторической ступени развития общества — для эпохи монополистического капитализма. Между тем мальтузианцы пытаются вывести эти исторические явления из своего «вечного» закона народонаселения.

Мальтузианское объяснение империалистической экспансии и войн абсолютной «перенаселенностью» тех или иных стран противоречит фактам. В империалистических странах, осуществлявших колониальные захваты и ведших империалистические войны, прогресс техники сопровождался таким ростом производительности труда, что размеры производства материальных благ увеличивались значительно быстрее, чем росло народонаселение, то есть имело место обратное тому, что утверждают мальтузианцы. Характерно, что современные мальтузианцы (например, в США — Херцлер) договариваются даже до объявления очагами агрессии не империалистических держав, а экономически слаборазвитых стран с большой численностью населения. Здесь извращение фактов достигает апогея.

Современное мальтузианство имеет ультрареакционный характер: оно оправдывает колониальный гнет, выдавая за причину нищеты народных масс в колониях «перенаселенность» последних; оно представляет собой апологию империалистической агрессии и войн.

Теория «стадий экономического развития» — новая форма апологии империализма. В 1960 году американский социолог и экономист У. Ростоу, занимающий ныне пост председателя Совета политического планирования при государственном департаменте, выступил с учением, по которому вся история экономического развития общества делится на следующие пять стадий: 1) традиционное общество, характеризующееся слабым развитием производства на основе «доньютоновской» науки и техники; 2) стадия создания предварительных условий для взлета, характеризующаяся ростом капиталовложений и модернизацией промышленности; 3) взлет — период, когда силы экономического прогресса растут и начинают господствовать в обществе; 4) движение к зрелости, когда современная техника получает общее распространение и рост производства регулярно опережает рост населения; 5) эпоха высокого массового потребления, характеризующаяся перемещением центра тяжести от производства к личному потреблению.

Исходя из этой схемы, Ростоу дает свое объяснение империализма, который он всецело сводит к территориальной экспансии и войнам. При этом он связывает с различными стадиями экономического развития три вида войн: 1) колониальные войны; 2) войны, вызванные региональной агрессией, и 3) «огромные войны» XX века.

Колониальные войны Ростоу относит к XVII—XVIII векам, объясняя их, с одной стороны, соперничеством между европейскими державами, а с другой — неспособностью «традиционного общества» в отсталых странах к самоорганизации.

На второй и третьей стадиях экономического развития, по Ростоу, имели место только войны, вызванные региональной агрессией возникших тогда централизованных национальных государств; в общем же, государства были поглощены модернизацией своей экономики и не проявляли больших экспансионистских устремлений на мировой арене.

Четвертая стадия экономического развития, по словам Ростоу, породила новый вид войн — «огромные войны» XX века, так как с приближением к экономической зрелости у крупных держав возникают честолюбивые стремления к расширению внешнего могущества и они осуществляют экспансию мирового масштаба. В этом и заключается, по Ростоу, империализм.

Наконец, пятая стадия экономического развития, к которой Ростоу относит главным образом США, ведет к отказу от экспансии, поскольку внимание сосредоточивается на всестороннем удовлетворении потребностей собственного населения, а не на захвате чужих территорий.

Теория Ростоу основана на неправильной периодизации экономического развития общества, лишенной какого-либо точного научного критерия. Он разграничивает пять стадий экономического развития по пестрому набору технико-экономических признаков (степень развития техники, степень «модернизации» промышленности, объем и характер потребления и т. д.), которые не могут служить основой для научной периодизации, так как игнорируют главное — систему производственных отношений, определяемую характером собственности на средства производства.

Что касается теории империализма, то коренным пороком взглядов Ростоу по данному вопросу является неправильное отождествление империализма с территориальной экспансией вообще. Тем самым империализм сводится только к внешней политике, а его экономическая суть — господство монополий — совершенно игнорируется.

Неудовлетворительны и попытки Ростоу связать различные виды войн с различными стадиями экономического развития общества.

Во-первых, трактовка Ростоу колониальных войн XVII— XVIII веков есть явная апология колониализма: одной из главных причин этих войн он считает «неспособность традиционного общества к самоорганизации», а европейским державам, которые огнем и мечом покоряли колонии, истребляя колониальные народы, приписывается цивилизаторская миссия «организовать» общество в отсталых странах.

Во-вторых, поверхностно и ненаучно объяснение войн местного масштаба некоей тенденцией к региональной агрессии. Не вскрывая корней агрессивности, Ростоу идеалистически объясняет ее националистическим духовным складом, возникшим в определенных государствах неизвестно почему.

В-третьих, выводя мировые войны XX века из достижения странами ступени экономической зрелости, Ростоу стремится разорвать внутреннюю связь между империалистическими войнами и монополистическим капитализмом. Подчеркивая антимарксистскую направленность своей «теории», Ростоу пишет: «В той мере, в какой великие битвы XX века за господство имеют экономический базис, этот базис не лежит в империализме или в побуждениях, проистекающих из так называемой монополистической стадии капитализма»[296]. На самом же деле именно монополистический капитализм, а вовсе не какая-то «зрелость» сама по себе, породил мировые империалистические войны.

В-четвертых, Ростоу клеветнически приписывает агрессивные тенденции Советскому Союзу. Это выражается в том, что к «великим битвам XX века» он относит не только первую и вторую мировые войны, но также и «холодную войну», вину за которую он возлагает на СССР.

В-пятых, Ростоу выступает с прямой апологией американского империализма: современный монополистический капитализм США он идиллически изображает как общество, перешедшее к «эпохе высокого массового потребления» и лишенное агрессивного характера.

В целом теория Ростоу является антинаучной как в понимании ступеней экономического развития вообще, так и в понимании империализма.

4. Реформистские теории империализма

Критика теории империализма и ультраимпериализма К. Каутского. Виднейший теоретик германской социал-демократии К. Каутский в 1914 году в статье «Империализм» писал: «Империализм есть продукт высокоразвитого промышленного капитализма. Он состоит в стремлении каждой промышленной капиталистической нации присоединять к себе или подчинять все большие аграрные (курсив Каутского) области, без отношения к тому, какими нациями они населены»[297]. Для каутскианского определения империализма характерны: 1) сведение империализма к политике; 2) привязывание империализма к промышленному капиталу; 3) выпячивание на первый план аннексии аграрных областей.

Исходя из того, что империализм якобы не является особой стадией капитализма, а есть лишь насильственная внешняя политика, осуществляемая развитыми промышленными державами, Каутский сделал дальнейший вывод, что такая политика не обязательна для высокоразвитого капитализма, что империализм может смениться ультраимпериализмом, то есть объединением всех капиталистических держав в единый всемирный трест с прекращением конфликтов и войн между ними. Во время первой мировой войны Каутский писал: «...Не может ли теперешняя империалистская политика быть вытеснена новою, ультраимпериалистскою, которая поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собою общую эксплуатацию мира интернационально-объединенным финансовым капиталом? Подобная новая фаза капитализма во всяком случае мыслима»[298]. А после войны Каутский и другие правые социал-демократы заявили, что эта новая фаза ультраимпериализма уже наступила.

С каутскианской теорией империализма и ультраимпериализма солидаризировался Троцкий. Он определял империализм как захватническую политику великих держав, а во время первой мировой войны противопоставил ленинскому лозунгу о превращении империалистической войны в войну гражданскую лозунг «Соединенных Штатов Европы», под которыми он понимал «ультраимпериалистическое» объединение европейских буржуазных государств.

В. И. Ленин подверг каутскианскую теорию, подхваченную Троцким, уничтожающей критике. Называя каутскианское определение империализма «никуда негодным», В. И. Ленин показал, что Каутский втройне исказил сущность империализма.

Во-первых, сводя империализм к политике промышленного капитала, Каутский игнорировал экономическую сущность империализма — господство монополий и финансового капитала. По этому поводу В. И. Ленин указывал: «Неверности в определении Каутского бьют в лицо. Для империализма характерен как раз не промышленный, а финансовый капитал»[299].

Во-вторых, Каутский сводил империализм не к политике вообще, а исключительно к внешней политике, к аннексиям, что делало весьма однобокой и политическую характеристику империализма. В. И. Ленин подчеркивал, что «политически империализм есть вообще стремление к насилию и к реакции»[300], притом не только во внешней, но и во внутренней политике.

В-третьих, даже и внешнюю политику империалистических держав Каутский охарактеризовал весьма неполно и неточно, указывая лишь на аннексии аграрных областей. В действительности же империалистическая экспансия не исчерпывается захватом аграрных областей, но включает в себя и захват промышленных областей; например, гитлеровская Германия временно захватила промышленные области Франции, Бельгии, СССР.

Подвергнутое выше критике понимание империализма было нужно Каутскому для пропаганды реформистской идеи, что империализм, являющийся будто бы только формой внешней политики, может быть преодолен в рамках капиталистического строя путем замены его ультраимпериализмом. В. И. Ленин не оставил камня на камне от каутскианской теории ультраимпериализма, раскрыв ее несостоятельность и реакционный смысл.

Методологическая порочность теории ультраимпериализма состоит в неправильном пользовании методом абстракции. Вывод о возможности перехода от империализма к ультраимпериализму мыслим лишь при абстрагировании от глубоких противоречий, существующих в лагере империализма и исключающих объединение всех империалистических держав в единый всемирный трест. Однако при изучении монополистического капитализма недопустимо абстрагироваться от его коренных противоречий.

Теория ультраимпериализма ошибочна по существу, так как она игнорирует действие закона неравномерного развития. Уличая Каутского в этом, В. И. Ленин писал: «Бессодержательнейшие разговоры Каутского об ультраимпериализме поощряют, между прочим, ту глубоко ошибочную и льющую воду на мельницу апологетов империализма мысль, будто господство финансового капитала ослабляет неравномерности и противоречия внутри всемирного хозяйства, тогда как на деле оно усиливает их»[301]. Хотя временные соглашения между империалистическими державами имеют место, тем не менее постоянное объединение их в один союз с полным прекращением конфликтов между ними невозможно вследствие действия закона неравномерного развития капитализма.

Реакционный смысл теории ультраимпериализма Каутского заключался в стремлении притупить противоречия монополистического капитализма, отвлечь массы от революционной борьбы против него и внушить им мысль о возможности возврата к «здоровому» и «мирному» капитализму. Таким образом, теория ультраимпериализма служит для оправдания оппортунистической политики.

Критика реформистской теории «организованного», или «регулируемого», капитализма. Вслед за буржуазными экономистами правые социалисты стали пропагандировать идею постепенного исчезновения конкуренции и анархии производства в рамках монополистического капитализма. Еще до первой мировой войны Р. Гильфердинг в книге «Финансовый капитал» выдвинул положения об «организующей» роли кредита и банков в капиталистической экономике, о смягчении кризисов, о возможности создания «всеобщего картеля», который будет из единого центра регулировать все капиталистическое производство. Это были зародыши оппортунистической теории «организованного капитализма».

После первой мировой войны Гильфердинг уже прямо заявил, что господство в капиталистической экономике крупных монополий и объединение промышленного, торгового и банковского капитала в финансовый капитал означают «переход от капитализма свободной конкуренции к капитализму организованному»[302]. На съезде германской социал-демократической партии в 1927 году Гильфердинг утверждал, что капитализм в главном уже преодолел владычество слепых законов рынка, что рыночная стихия уступила место «организованному хозяйству». 

После второй мировой воины правые социалисты в различных странах ревностно пропагандируют позаимствованную у буржуазных экономистов теорию «планового», или «регулируемого», капитализма. Одним из проповедников этой теории выступил видный теоретик английских лейбористов Джон Стрэчи. В книге «Современный капитализм» Стрэчи, ссылаясь на Кейнса и восхваляя его, превозносил «регулирующую» роль буржуазного государства в экономике. Искажая действительность, Стрэчи приписывает буржуазному государству способность поддерживать на устойчивом уровне совокупный платежеспособный спрос и предотвращать циклические колебания производства, способность регулировать распределение национального дохода, определять темпы расширенного воспроизводства и т. д. По словам Стрэчи, современные буржуазные правительства могут «контролировать экономический климат», то есть определять ход экономического развития общества, в результате чего «наше современное общество, взятое в целом, является более стабильным, контролируемым, управляемым организмом, чем laisser faire капитализм XIX века»[303].

Теория «организованного», «планового», или «регулируемого», капитализма правых социалистов в основном повторяет аналогичную теорию буржуазных экономистов. Поэтому к ней относится вся та критика, которой эта теория была подвергнута в §2. Здесь мы ограничимся лишь немногими дополнительными замечаниями.

Выдвигая положение, что с развитием монополий постепенно сходят на нет конкуренция и анархия производства, правые социалисты рвут с марксистской методологией, которая требует исследования единства и борьбы противоположностей в природе и в обществе. Монополия и конкуренция представляют собой именно такое единство противоположностей, характерное для монополистического капитализма. Рост монополий, как было уже показано в главе VI, ведет к обострению, а не к исчезновению конкуренции и анархии производства. Между тем реформисты, следуя метафизическому методу мышления, рассуждают по принципу «или — или»: либо конкуренция и анархия производства, либо монополия и плановое хозяйство. Такая методология извращает действительность.

Будучи в основном сходной с рассмотренной выше буржуазной теорией, реформистская теория «организованного», «планового», или «регулируемого», капитализма имеет и одну характерную особенность. Утверждая, будто современный капитализм стал «плановым», или «регулируемым», реформисты пытаются внушить рабочему классу и всем трудящимся, что в рамках современного капитализма уже действует социалистический принцип планомерного производства, а тем самым происходит постепенное «перерастание» капитализма в социализм. Например, в 1958 году реформистский «социалистический интернационал» заявил в своей декларации: «Социалистическое планирование... совместимо с существованием частной собственности в важных областях»[304]. В то время как буржуазные экономисты, превознося «трансформацию» капитализма, обычно не говорят о превращении его в социализм, правые социалисты прибегают именно к такому приему. Цель реформистской концепции «планового», или «регулируемого», капитализма — подкрепить основной оппортунистический тезис — о возможности эволюционного перехода от капитализма к социализму.

Критика современных реформистских определений империализма. Подобно Каутскому, современные реформисты сводят империализм к захватнической политике, игнорируя экономические особенности империализма как монополистического капитализма. Но они не только воскрешают, а даже ухудшают каутскианское определение империализма. В то время как Каутский все-таки связывал империализм с капитализмом, видя в нем политику, проводимую высокоразвитыми капиталистическими державами, современные правые социалисты полностью отрывают империализм от капитализма, называя империализмом любую захватническую политику.

Наглядными примерами этого могут служить определения империализма, даваемые западногерманским социал-демократом Теймером и английским лейбористом Стрэчи. Теймер пишет: «Всеобщее стремление государств и народов к власти есть главная основа империализма»[305]. В свою очередь, Стрэчи заявляет: «Под империализмом я понимаю процесс, посредством которого народы или нации завоевывают, подчиняют и затем постоянно господствуют (либо де-юре, либо де-факто) над другими народами или нациями»[306].

Определения империализма, даваемые современными реформистами, отнюдь не оригинальны: они по существу повторяют положения, выдвинутые некоторыми буржуазными экономистами в начале XX века. Например, еще тогда английские экономисты Кромер и Люкас, а также шведский экономист Стеффен определяли империализм как завоевательную политику государств. При этом они находили империализм в древнем мире, ссылаясь на завоевания римских императоров. То же самое утверждают современные реформисты. Так, Стрэчи пишет: «Мы все говорим об ассирийской, римской, испанской, британской или японских империях», а потому «империализм — это существующий у людей многовековой институт господства одного народа над другим, который до сих пор был неразрывно связан с самой цивилизацией»[307].

Коренные пороки современных реформистских определений империализма как захватнической политики вообще состоят в том, что они: 1) игнорируют экономическую сущность империализма как монополистического капитализма, сводя империализм только к захватам, завоеваниям, внешней политике; 2) ставят знак равенства между внешней политикой монополистической буржуазии и внешней политикой прошлых исторических эпох, когда власть принадлежала другим классам; между тем причины и последствия самих территориальных захватов в различные исторические эпохи неодинаковы. К современным реформистам полностью относятся слова В. И. Ленина, обращенные по адресу буржуазных экономистов начала XX века: «..."Общие" рассуждения об империализме, забывающие или отодвигающие на задний план коренную разницу общественно-экономических формаций, превращаются неизбежно в пустейшие банальности или бахвальство вроде сравнения "великого Рима с великой Британией"»[308].

Критика теории «самоликвидации» империализма. Характеризуя империализм как господство одной страны над другой, Стрэчи в книге «Конец империи» выступил с утверждением, будто в настоящее время империализм самоликвидируется в результате предоставления империалистическими державами независимости колониям. Он это особенно подчеркивает в отношении Англии, заявляя, что «Англия внезапно превратилась в послеимперское общество»[309], осуществив «роспуск империи». Это Стрэчи называет «наиболее добровольным процессом из всех, которые когда-либо знала история». Аналогичные рассуждения насчет «империализма, идущего по пути самоликвидации», имеются и у французского социалиста Лора[310]. В 1963 году английский лейборист М. Браун опубликовал книгу «После империализма», в которой излагает такие же идеи.

Подобные утверждения совершенно несостоятельны.

Во-первых, неправильно сводить империализм к колониализму. Империализм есть прежде всего монополистический капитализм, который продолжает существовать в странах Западной Европы, США и Японии, хотя после второй мировой войны происходит распад колониальной системы империализма.

Во-вторых, и колониализм еще не сошел полностью с мировой арены. Лишившись прямого политического господства над большинством бывших колониальных стран, империалистические державы для эксплуатации народов этих стран широко пользуются методами неоколониализма.

В-третьих, крушение колониальной системы империализма происходит вовсе не в порядке «самоликвидации», а в результате упорной и победоносной национально-освободительной борьбы колониальных народов.

Реформистская теория «самоликвидации» империализма есть в действительности апология империализма, которому приписывается добровольный отказ от колониального владычества. Эта теория извращает факты, свидетельствующие о том, что крушение колониальной системы происходит под натиском национально-освободительного движения, независимо от того, принимает ли оно форму вооруженной или же невооруженной борьбы против империализма.

5. Буржуазные и реформистские теории «смешанной экономики»

Историческая почва теории «смешанной экономики». Развитие государственно-монополистического капитализма привело к разностороннему вмешательству государства в хозяйственную жизнь в интересах монополистического капитала. Реальное явление — усиление экономической роли государства, пройдя сквозь призму буржуазной идеологии, получило искаженное, как в кривом зеркале, отражение в виде учения о «революции в экономических функциях государства», выдвинутого американским экономистом Дж. М. Кларком и поддерживаемого рядом других экономистов. 

Когда современные буржуазные экономисты говорят об экономической роли государства, то они большей частью превозносят ее. Государству приписывается главенствующая роль в хозяйственной жизни. Но это в корне неверно. Хотя в условиях государственно-монополистического капитализма буржуазное государство играет важную роль в экономике, эта роль вовсе не является решающей. Главные средства производства принадлежат не государству, а капиталистическим монополиям, и именно они стоят во главе хозяйства.

Основные положения теории «смешанной экономики». Суть теории «смешанной экономики» состоит в утверждении, будто современное капиталистическое хозяйство представляет собой сочетание принципиально различных секторов — частного и государственного. Один из родоначальников этой теории, американский экономист С. Чэйз, еще перед второй мировой войной утверждал, что в результате роста экономической деятельности государства капиталистическая система превратилась из системы свободного частного предпринимательства в систему «смешанной экономики», в которой частный и государственный секторы народного хозяйства взаимно дополняют друг друга, причем в частном секторе движущим мотивом хозяйственной деятельности является погоня за прибылью, а в государственном секторе — забота о благе общества.

После второй мировой войны С. Чэйз развил теорию «смешанной экономики» дальше, разграничив «неупорядоченную смешанную систему» с безработицей и кризисами, существовавшую, по его словам, в довоенные годы, и «управляемую смешанную систему», каковой может и должен быть послевоенный капитализм. «Мы можем, — писал Чэйз, — сохранить нашу смешанную экономику, однако не такую, как прежде. В противоположность прежнему способу действия мы можем реально планировать ее с некоторым пониманием и предвидением... При такой модели группы граждан в правительстве и конгрессе будут постоянно ответственны за поддержание устойчивой экономики»[311].

К числу наиболее видных и ревностных сторонников теории «смешанной экономики» относится глава американского кейнсианства Э. Хансен. В 1957 году он характеризовал преобразование экономики в США и Западной Европе после второй мировой войны следующим образом: «Это не был переход от частной к государственной собственности. Это был переход от индивидуалистической экономики к смешанной частногосударственной экономике с упором на социальное благосостояние»[312]. В 1960 году Хансен дал такое определение современного капитализма: «Двойственная экономика — партнерство правительственного и частного предпринимательства»[313]. Подобным же образом характеризует современный капитализм П. Самуэльсон; по его словам, «наша экономическая система — это «смешанная» система свободного предпринимательства, экономический контроль в которой осуществляется со стороны как общества, так и частных институтов»[314].

Теорию «смешанной экономики» вслед за буржуазными экономистами проповедуют и правые социалисты. Особенностью реформистского варианта этой концепции является то, что «смешанная экономика» рассматривается как «трансформация капитализма в социализм».

Английский лейборист К. Кросленд рассматривает экономику Англии как «смешанную экономику», сочетающую капиталистические и социалистические элементы, причем капиталистические элементы заключаются в преобладании частной собственности и сохранении классовых делений, а социалистические элементы — в планировании и в том, что решающая роль в экономической жизни принадлежит государству. «Все же, — пишет он, — это не социализм. Правда, это также и не чистый капитализм; общество выполняет некоторую часть традиционных социалистических стремлений и в этой мере имеет социалистические черты»[315]. По его словам, такая «смешанная экономика имеет большие практические преимущества и находится в созвучии со склонностями английского народа»[316].

Аналогичная концепция излагается другим лейбористским деятелем, Джоном Стрэчи. По его словам, одно из важнейших явлений современности состоит в том, что «государство превратилось из третейского судьи в участника производства», а в результате этого якобы «самая природа экономики трансформировалась»[317]. Воздействие капиталистического государства на экономику он называет «решительным отступлением от капиталистических принципов»[318].

Критика теории «смешанной экономики». Коренными пороками теории «смешанной экономики» являются: 1) противопоставление буржуазного «государственного хозяйства» частному предпринимательству; 2) извращенная трактовка экономической роли буржуазного государства; 3) столь же извращенная трактовка социальных функций буржуазного государства.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что суть теории «смешанной экономики» вовсе не сводится к констатации самого факта вмешательства государства в экономическую жизнь. Не подлежит сомнению, что в капиталистических странах государство активно воздействует на экономику и что народное хозяйство капиталистических стран включает в себя государственный сектор. Однако это не дает еще основания объявлять современную капиталистическую экономику «смешанной», частногосударственной, как это делают Хансен, Чэйз и др.

О «смешанной экономике» могла бы идти речь только в том случае, если бы «частное хозяйство» и «государственное хозяйство» представляли собой два различных типа хозяйства, принципиально отличающихся друг от друга. Но это совершенно неверно. Если подходить к вопросу не с формально-юридической, а с социально-экономической точки зрения, то и частнопредпринимательское хозяйство и буржуазное «государственное хозяйство» следует отнести к одному типу хозяйства — капиталистическому.

В самом деле, тип хозяйства определяется характером собственности на средства производства, характером отношений людей в процессе производства. В частных предприятиях, принадлежащих отдельным капиталистам или акционерным компаниям, трестам и т. п., собственность на средства производства является капиталистической; принципиально такой же капиталистический характер имеет и собственность буржуазного государства. Так как государство является буржуазным, осуществляющим классовое господство капиталистов, то и собственность такого государства представляет собой только особую разновидность капиталистической собственности. Вместе с тем производственные отношения людей на предприятиях буржуазного государства остаются отношениями капиталистическими, отношениями эксплуатации, хотя в роли эксплуататора наемных рабочих в данном случае выступают не отдельные предприниматели или их объединения, а весь класс капиталистов.

Современные буржуазные экономисты не только противопоставляют капиталистический государственный сектор частному, но и извращают экономическую роль буржуазного государства. Последнее изображается ими в качестве силы, регулирующей, определяющей к движущей развитие капиталистической экономики. В действительности же, хотя экономическая роль буржуазного государства в условиях современного капитализма, несомненно, усилилась, решающей роли в капиталистической экономике государство не играет и играть не может. Например, в США в 1950 году частнокапиталистические предприятия сосредоточивали у себя 80% всех капиталов и 88% всей рабочей силы страны, то есть играли решающую роль. Следовательно, даже с точки зрения количественного соотношения между частными и государственными предприятиями нелепо утверждение о «революции» в экономической роли государства, о «трансформации» частнокапиталистической экономики в «смешанную», не говоря уже о том, что качественно предприятия буржуазного государства не представляют собой чего-то принципиально отличающегося от частнокапиталистических предприятий.

Теория «смешанной экономики» извращает не только экономическую роль, но также и социальные функции буржуазного государства, выдавая его за «государство благоденствия». Такое утверждение насквозь фальшиво.

Вмешательство капиталистического государства в хозяйственную жизнь служит отнюдь не интересам «всеобщего благосостояния», как это лживо утверждают буржуазные апологеты, а интересам монополистического капитала. С одной стороны, это государство в прямой и замаскированной форме щедро финансирует капиталистические монополии путем высокоприбыльных военных заказов и субсидий, продажи частным компаниям за бесценок государственных предприятий, предоставления за государственный счет внешних займов для форсирования товарного экспорта и т. п. С другой стороны, оно взваливает на народные массы тяжелое бремя налогов для покрытия все возрастающих государственных расходов, в первую очередь военных. Таким образом, буржуазное государство является вовсе не «государством благоденствия» для всех членов общества независимо от их классовой принадлежности, а орудием усиления эксплуатации трудящихся масс и обогащения монополистов.

Реформистский вариант теории «смешанной экономики» имеет не только общие черты с аналогичной теорией буржуазных экономистов, но и некоторые особенности, которые заключаются в следующем. Во-первых, буржуазные экономисты, называя современную капиталистическую экономику «смешанной экономикой», видят ее «смешанный» характер просто в сочетании государственного и частного секторов, реформисты же идут дальше: они утверждают, будто в этой экономике сочетаются социалистические и капиталистические элементы. Во-вторых, в то время как буржуазные экономисты обычно считают «смешанную экономику», так сказать, конечным пунктом экономического прогресса, реформисты рассматривают ее только как промежуточный пункт на мирном пути от капитализма к социализму. Иначе говоря, теория «смешанной экономики» в ее реформистском варианте тесно связана с реформистской теорией «мирного врастания» капитализма в социализм.

Реформистская трактовка современной капиталистической экономики как соединения капитализма с социализмом не имеет ничего общего с действительностью. Она основана на явной фальсификации: огосударствление отождествляется с социализмом. Так называемый «государственный сектор» в народном хозяйстве империалистических стран является выражением государственно-монополистического капитализма, а отнюдь не социализма. В недрах капитализма создаются только объективные и субъективные предпосылки для перехода к социализму, но не возникает никакого социалистического уклада или сектора.

Социальной функцией реформистской теории «смешанной экономики» является борьба против пролетарской революции и диктатуры пролетариата. Под видом учения о «трансформации» капитализма и его мирном врастании в социализм через «смешанную экономику» скрывается самая настоящая апология современного капитализма, которая тем более вредна и опасна, что она маскируется псевдосоциалистической фразеологией.

Единственно правильной, научной теорией империализма является ленинская теория, творчески развиваемая коммунистическими и рабочими партиями. Эта теория учит, что империализм есть высшая и последняя стадия капитализма, что империализм и социализм диаметрально противоположны и никакой постепенной трансформации одного в другой быть не может. Империализм завершил создание объективных и субъективных предпосылок для социализма, но путь к социализму идет не через «трансформацию» капитализма, а через социалистическую революцию.