4.3. Механизмы регулирования мирового финансового рынка в условиях глобализации

4.3. Механизмы регулирования мирового финансового рынка в условиях глобализации

Неотъемлемыми чертами современной экономики являются процессы интернационализации и глобализации мирового хозяйства и в том числе – финансового рынка. Отмена ограничений на трансграничные перемещения капитала во второй половине XX в. сначала только между развитыми, а впоследствии и между развивающимися странами, привела к значительному росту объема и расширению географии международных финансовых операций. Свободное перемещение капитала позволило привлекать значительные объемы инвестиций в национальные экономики, испытывающие дефицит финансовых ресурсов, одновременно обеспечивая инвесторам в странах с избыточными финансовыми ресурсами диверсификацию вложений.

Либерализация движения капитала способствовала также трансферу наиболее передовых финансовых технологий из развитых в развивающиеся страны и повышению эффективности финансовых рынков в мировом масштабе. Вместе с тем, трансграничные потоки спекулятивного капитала нередко оказывали и дестабилизирующее влияние, приводя к долговым кризисам и кризисам платежного баланса (например, в странах Юго-Восточной Азии в 1997 г., в России в 1998 г., в Аргентине в 2001 г.) или к формированию пузырей на рынках отдельных активов (например, крах «новой экономики» в США в 2001 г. и ипотечный кризис в США в 2007 г.) [177] . В связи с этим среди экономистов и политиков, как на национальном, так и на международном уровне, в последнее время активно ведутся дискуссии о действиях, которые должны предпринимать национальные регуляторы для предотвращения подобных негативных эффектов глобализации, в частности, о возможности нового введения ограничений на движение капитала.

Вопрос создания эффективной системы регулирования для защиты финансового рынка от рисков волатильных потоков краткосрочного капитала является актуальным и в российских условиях. Значительное давление на рубль и обвальное падение российского фондового рынка осенью 2008 г. демонстрируют сохраняющуюся уязвимость российской экономики к внезапному изменению направлений финансовых потоков. Вместе с тем задачи построения в Москве международного финансового центра к 2020 г., сформулированные в Стратегии развития финансового рынка Российской Федерации до 2020 г., требуют существенно более высокой устойчивости рынка.

Рассматривая вопрос об эффективности централизации и децентрализации регулирования экономики и финансового рынка в исторической перспективе, следует отметить, что взгляды на его решение в разные периоды менялись довольно серьезно. Более того, феномен глобализации рынков, наблюдаемый экономистами, начиная с последней трети XX в., отнюдь не является новым. Размышляя о своем времени, президент Международного конгресса исторических исследований в 1913 г. говорил: «Мир становится единым в совершенно новом смысле этого слова… С сокращением расстояний, благодаря новым силам, предоставленным в наше распоряжение наукой. пути развития политической, экономической и научной мыслей в каждой из областей переплетаются все прочнее. События в любой точке земного шара сегодня значимы для любой другой его точки. Мировая история стремится к превращению в единую историю» [178] .

Время, к которому относится это высказывание, действительно характеризовалось динамичным развитием рынков и ростом благосостояния жителей большинства развитых стран. Однако Первая Мировая война и Великая депрессия стали причиной резкого роста уровня безработицы и падения производства. В ответ на требования защиты от неблагоприятной экономической обстановки политики были вынуждены отказаться от золотого стандарта, служившего в начале XX в. основной гарантией свободной торговли и свободного перетока капитала, и закрыть национальные границы для иностранных производителей и инвесторов. Необходимость совместного контроля над движением капитала была подтверждена и в 1944 г. на переговорах в Бреттон-Вудсе, где определялась послевоенная финансовая архитектура мира.

Лишь в конце 1950-х гг. в Лондоне стал организационно оформляться рынок, чьим основным достоинством была свобода от государственного вмешательства и контроля. Пытаясь защитить стоимость фунта стерлингов, английское правительство ввело ограничения для британских банков на финансирование международной торговли вне зоны фунта, и в результате новым источником займов, выдаваемых британскими банками в долларах, стали долларовые депозиты американских вкладчиков. Так появился неподконтрольный национальным регуляторам евродолларовый рынок. Еще один стимул к развитию он получил во время Карибского кризиса, когда советские банки, беспокоясь, что их американские счета могут быть заморожены, перевели свои валютные резервы в Лондон. Наконец, возможно, самую эффективную помощь рынку евродолларов невольно оказали сами США, которые для предотвращения утечки долларов из страны после начала войны во Вьетнаме ввели налог на приобретение американскими гражданами зарубежных ценных бумаг, в результате чего иностранные заемщики, желавшие привлекать займы в долларах, сформировали рынок еврооблигаций.

С увеличением объемов международной торговли увеличились и объемы капитала, не имеющего национальной принадлежности. Еврорынок представлял собой легальную площадку, куда и откуда капитал мог перетекать без помех со стороны национальных законодательных систем. Еще до формального распада Бреттон-Вудского соглашения, несмотря на официальное существование контроля над перемещением капитала, он мог предоставить крупным компаниям финансирование ненационального происхождения.

Распад Бреттон-Вудского соглашения в 1971 г. и начавшаяся примерно тогда же научно-техническая революция значительно ускорили международное движение капитала. Неизмеримо увеличилось разнообразие финансовых инструментов и усложнилась институциональная структура рынка. Сменилась и господствующая в обществе парадигма – более эффективными стали считаться системы, основанные на децентрализации и самоорганизации, проводились меры по уменьшению влияния государства на экономику, на первый план вышли методы саморегулирования. В рамках общих процессов либерализации экономики сначала в развитых, а затем и в развивающихся странах происходило дерегулирование финансовых рынков: был упразднен контроль над процентными ставками, практически повсеместно устранены барьеры на пути движения капитала между странами, отменены ограничения в совмещении различных видов профессиональной деятельности. В период с 1970 по 1998 гг. доля стран, налагающих ограничения на международные операции с капиталом, сократилась с 80 до 66 % [179] .

Свободное перемещение капитала оказало целый ряд положительных эффектов на экономики как развитых, так и развивающихся стран: капитал направлялся в наиболее продуктивные инвестиционные проекты, происходило распределение инвестиционных рисков и распространение новых технологий, повышение эффективности национальных финансовых систем, экспорт и импорт капитала способствовал выравниванию колебаний национального дохода (и соответственно, потребления и инвестиций). Интеграция в систему мировых рынков капитала представлялась весьма привлекательной даже для стран на довольно ранних стадиях экономического развития.

Финансовые рынки способствовали и повышению эффективности рынка труда и человеческого капитала: доступ к ним квалифицированных сотрудников способствует повышению их географической мобильности (за счет ипотеки), увеличивает эффективность поиска работы, а главное – открывается дверь в мир предпринимательства. Повышение дохода квалифицированных сотрудников приводит, в свою очередь, к повышению стимулов к накоплению человеческого капитала. Повышение степени мобильности международного капитала также ограничило такие источники государственного финансирования как высокие государственный долг, налоги и уровень инфляции – поскольку крупный дефицит бюджета свидетельствует о высоком уровне налогообложения или инфляции, капитал уходит из стран с низкой финансовой дисциплиной.

Тем не менее, указанным преимуществам интеграции рынков противостоят и значительные риски. Оказалось, что открытие национальных финансовых рынков для мирового капитала зачастую может способствовать переносу валютных кризисов и кризисов платежного баланса на третьи страны. Согласно исследованию конца 1990-х гг., 18 из 26 банковских кризисов последних двух десятилетий произошли в течение 5 лет после либерализации финансового сектора [180] . Диспропорциональный рост финансовых рынков иногда приводит к неправильному размещению ресурсов внутри реальной экономики. Кроме того, процесс либерализации оказывает отрицательное влияние на страны со слабой институциональной средой – высоким уровнем коррупции, неэффективным государственным аппаратом и неадекватным исполнением контрактов. В связи с этим часто предполагается, что странам со слабой институциональной средой следует отложить либерализацию финансового рынка до тех пор, пока они не укрепят свои институты [181] .

Степень, в которой национальная экономика может воспользоваться преимуществами свободного перемещения капитала и ограничить его риски, определяется, в первую очередь, внутренней экономической политикой. Ключевыми элементами успешной политики интеграции на макроэкономическом уровне должны быть структурные реформы, позволяющие избегать переоцененных валют и чрезмерных дефицитов торгового баланса. В микроэкономической сфере должна формироваться такая система стимулов, которая позволяла бы избегать формирования излишнего валютного долга. Во многих развивающихся странах должны быть реформированы банковский сектор и банковский надзор. Кроме того, по отношению к рынкам должна проводиться ясная и прозрачная информационная политика.

Все это может служить объяснением того, почему переход стран с плановой экономикой к рыночной модели хозяйствования или копирование экономических моделей ведущих западных стран в быстро развивающихся странах в 1990-е гг. привели к череде локальных финансовых кризисов в Юго-Восточной Азии, Мексике, Аргентине и России, влияние которых в силу эффекта «заражения» (contangion) было ощутимо и в развитых западных странах.

Возможная причинно-следственная связь между либерализацией движения капитала и возникновением финансовых кризисов вызывала широкую экономическую дискуссию о необходимости реформы мировой финансовой архитектуры еще в конце 1990-х гг. Тогда такие дискуссии велись на уровне G-20 и G-33, однако по большей части оказывались малопродуктивными. Этому способствовало и то, что от обсуждения проблем реформирования финансового сектора на протяжении длительного периода отказывались МВФ и Всемирный Банк (ВБ). Положение изменилось только с началом острой фазы общемирового финансового кризиса в 2008 г. Создание Форума финансовой стабильности и обсуждение наиболее актуальных проблем развития финансового сектора стало предметом межправительственной и надгосударственной дискуссии, что, безусловно, отражает требования времени и соответствует уровню развития мировой финансовой системы. Среди наиболее актуальных вопросов, обсуждаемых в настоящее время, выделяются следующие [182] :

– реформа банковского и страхового надзора (обеспечение достаточности капитала в рамках Basel II и Solvency II);

– реформа международных стандартов финансовой отчетности с целью увеличению информационной прозрачности;

– переосмысление роли Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка и создание новых контрольных или совещательных органов;

– создание системы регулирования рынка производных финансовых инструментов.

Одним из наиболее далеко идущих и достаточно популярных подходов к реформе мировой финансовой архитектуры является отказ от политики либерализации мировых рынков капитала последних десятилетий и новое введение количественных или налоговых ограничений на его перемещения, по крайней мере, в развивающихся странах. Сама по себе идея введения единообразного международного налога на спот-операции на валютном рынке для снижения стимулов краткосрочно перемещать большие суммы капитала и дестабилизировать рынки была высказана в 1978 г. Джеймсом Тобином [183] .

Размер налога, по первоначальному замыслу автора, должен был составлять около 1 % от суммы сделки, однако впоследствии ставка была понижена до 0,1–0,25 %. Налогообложение валютных операций, по мысли Тобина, могло принести два результата: во-первых, стабилизировать колебания валютных курсов, возникающие из-за краткосрочных спекуляций в условиях режима плавающих валютных курсов. Во-вторых, налоговые поступления могли направляться на помощь беднейшим странам – таким образом, налог становился еще и инструментом перераспределения мирового богатства. Тем не менее, размышляя о своем детище, Тобин не считал, что маленький налог позволит разрешить большие проблемы глобальной экономики. В 1978 г. он писал: «Я не ожидаю слишком много от своего скромного предложения. Я полагаю, оно позволит национальным экономикам и правительствам восстановить некоторую часть краткосрочной автономии, которой они наслаждались до введения конвертируемости валют. Предложение не сможет и не должно помочь разрешить правительствам проводить внутреннюю политику независимо от внешних обстоятельств. Следовательно, оно не освободит крупнейшие правительства от императивной потребности более эффективно координировать политики» [184] .