2.1. Глобальный экономический кризис как предмет исследования экономической науки

2.1. Глобальный экономический кризис как предмет исследования экономической науки

На подходе мирового экономического кризиса ведущий бизнес-журнал «Экономист» перепечатал архивную статью, из которой видна реакция Уолл Стрита на рыночную ситуацию 1929 года [60] . Общий вывод из статьи: в ходе кризиса происходило падение процентной ставки и фондовых индексов, сокращались золотые резервы, отзывались деньги с фондового рынка, росли плохие долги и банкротства банков; кризису предшествовал отрыв спекулятивной игры от реальности, беспрецедентное процветание США на заемные деньги, взлет цен на недвижимость и американские ценные бумаги, глобализация финансового рынка. Все перечисленные проблемы знакомы нам и сегодня.

Алгоритм движения кризиса прошлого века к глобальному XXI века позволяет выделить и проследить его текущие тенденции. Бытует мнение, что современное состояние экстраординарное и не поддается описанию экономистов – выходит за рамки существующих научных знаний. Однако нестандартность действующей рыночной ситуации, из которой апологеты антинаучности экономической теории сделали такие выводы, вполне поддается научному описанию и объясняется с позиции предшествующих научных знаний. Однако это не означает наличия глубоких трансформаций не только в хозяйстве, но и в самой экономической науке, которая переоценивает многие свои положения и подходы. Но так происходило каждый раз при сломе привычных тенденций и переходе к новому этапу общественного развития. История свидетельствует, что при каждом таком переходе актуализировалась необходимость переоценки многих привычных действий и знаний.

В ходе эволюции хозяйственных систем выделяются экономические категории, институты, явления и процессы, которые позволяют поддерживать хозяйственные взаимодействия, производство и обмен на том или ином этапе и на разных фазах цикла. С переходом к новому уровню производства и обращения одни категории, способные отвечать интересам и требованиям рынка, выживают. Другие – напротив, не выдерживают исторической поверки, и отмирают или временно замирают – выжидают изменения ситуации и сохраняются в зачаточном или гибридном состоянии (например, современное ломбардное кредитование, кассы взаимопомощи, наличные расчеты между организациями, бартер). Успешные экономические категории и институты сохраняют свое действие на разных стадиях развития. К ним, в частности, относят кредит, банки, биржи, деньги, векселя, акции, облигации и закладные. Они не только удерживают свои исходные позиции и свойства, но и мутируют. Тогда появляются различные модификации известных процессов, инструментов и институтов.

Нередко хозяйство действует «методом проб и ошибок»: главное создать побольше разновидностей, а там уже выживут те, которые лучше отвечают требованиям времени. Так, в 1980-х гг. специалисты Чикагской торговой биржи для стимулирования торговли и повышения конкурентных позиций разработали и внедрили производные бумаги. Получили неожиданный результат: новые торговые инструменты добились безусловного успеха не только у биржевых спекулянтов. Оказалось, что они позволили хеджировать (страховать) различные риски, что вовлекло в оборот ненадежные активы, повысило ликвидность низколиквидных и даже полностью не пользующихся спросом ценных бумаг и активов. За последнее десятилетие биржевой оборот (фондовых ценностей и товаров) вырос в 10 раз. Накануне кризиса объем производных ценных бумаг значительно превысил мировой валовой продукт [61] . Биржевая торговля и оборот производных бумаг стали крупными потребителями кредита. Но резкий рост кредитования определялся не столько биржевой торговлей и ростом производных, сколько вовлечением в кредитные процессы конечных потребителей, что позволило расширить спрос и, соответственно, форсировать экономический рост.

В итоге – суперразвитие с типичным кредитным «перепроизводством», перевернули наши представления о мировой финансовой системе. В лексиконе выделились три термина: «кризис», «финансовый капитал» и «глобализация». Такое внимание к ним обосновано не столько развернувшимся финансовым кризисом.

Проблемы экономического кризиса не сходят с повестки дня политиков, экономистов, управленцев и средств массовой информации. Под их прессингом находится практически все население, хозяйство и государственный бюджет. Глобальность, связанная с реализацией космополитической природы финансового капитала в условиях расширения и становления мирового рынка, и есть пример новых условий его господства. Однако достичь таких результатов без мобилизации креативных способностей невозможно. В финансовом капитале заложены противоречивые начала: он представляет собой сплав свободы и зависимости, духовных и материальных, развивающих и сдерживающих и, даже, регрессивных сторон.

Финансовый капитал богат противоречиями. В их число включены не только указанные выше противоречия между субъективными и объективными, вещественными и духовными, но и предметно-материальными и поведенческими, всеобщими и личными, прогрессивными и регрессивными, инновационными и консервативными началами, а также сверхдоходными и убыточными операциями. За последние годы происходили сильные искажения в системе отношений к доходности. Извратилось само понятие «доход». За последние четверть века произошла фиксация двух типов дохода: материального и идеального. Современное их взаимодействие отражает переход реального рынка в особое, оторванное от жизненных потребностей состояние, которое все чаще сводят к виртуальному. В США, Японии, на Тайване и в ряде других стран буквально все население участвовало в движении виртуальных ценностей, и многие играли на фондовых биржах. Там складывались новые приоритеты, особые ценностные установки и критерии. Все шло в пользу нематериальных рынков, которые, как и в период становления фондовых бирж (в Европе в XVII–XVIII вв., Америке и России на рубеже XIX–XX вв.), казалось, становились основами для прирастания богатства. В результате произошел перекос в системе доходов в пользу идеального, за счет сокращения дохода от реального сектора. Быстро сформировалась и закрепилась привычка получать сверхприбыль. Предкризисная лихорадка, казалось, вернула всех к временам «золотого века» становления капитализма, когда норма прибыли зашкаливала за показатели с двумя цифрами и приближалась к трехзначным показателям.

Однако в сентябре 2008 г. все в одночасье поменялось. Кризис не только восстановил понятие «нормальный доход», но и пересмотрел отношение к убыткам. Все возвратилось на круги своя: переоцененные бумаги оказались под воздействием резкого падения цен на нефть и все ценовые характеристики вернулись на уровень 3–4 летней давности; капитализация акций котирующихся на биржах, входящих в Международную федерацию фондовых бирж сократилась на 45 %, убытки от ипотечного долга составили 1,5 трлн долл. [62]

Переход к реалиям сложен и болезненен для многих. В ходе его происходила переоценка целей и интересов. Оказалось, что приоритеты и параметры, которые при обычных обстоятельствах не работали, в экстремальных условиях, в одних случаях, сработали, в других – были чрезмерно переоценены; появились также новые мотивы и цели. В таких условиях все неожиданно осознали, что произошло чрезмерное преувеличение значения новизны и инновационности финансового капитала. Более того наметилась переоценка подходов: снова востребованными оказались классические финансовые операции. В ходе кризиса традиции победили. В финансовой сфере впервые после ряда лет резкого динамизма восторжествовал консерватизм. Но это уже был новый консерватизм, характеризуемый креативностью, что наметило перестройку всей финансовой системы.

В ходе кризиса выкристаллизовался следующий постулат: при внешней чрезмерной подвижности и изменчивости, финансовый рынок в целом не меняется как в краткосрочном, так и долгосрочном периодах. В первом случае все определяют спрос и предложение, которые, как и в прошлом, устанавливают поведение его участников и цены. Именно они продолжают определять рынок как в годы подъема, так и кризиса. Во втором – в обиходе фундаментальные обстоятельства, в основе которых находится прирастание стоимости, что связано с производством, трудовыми затратами и переходом к дефициту сырья, который в рамках краткосрочных колебаний не всегда заметен и в ходе кризиса нередко предстает в извращенном виде. Но есть еще и внеэкономические обстоятельства, которые определяются психологическими, спекулятивными и чисто личностными факторами.

В прошлом веке было 6 фаз развития фондового и кредитного рынка: три фазы «медвежьего» – 1901–1921, 1929–1949, 1965–1982 гг. и три фазы «бычьего» – 1921–1929, 1949–1965 и 1982–2000 гг. Новый век начался резким падением курса акций интернет-ориентированных и высокотехнологичных компаний. Кризис продолжался три года и касался только незначительной его части. С марта 2003 г. по июль 2007 г. индекс MSCI более чем удвоился. Характерная особенность начала кризиса – резкое возрастание отношения цены акций к доходу. Так, в канун кризиса 1929 г. данное соотношение при расчетах по индексу Dow Jones достигло 32,6 (в 1930 г. – 7), в январе 2000 г. – 44,3, летом 2007 г. почти 50, а в начале 2009 г. оно скатилось уже до однозначной цифры [63] . Перевод инвесторов от «медвежьего» поведения к «бычьему» не сводится только к изменениям экономических показателей. Во многом он строится на смене менталитета инвесторов. Опыт прошлого века свидетельствует, что на рынке самый короткий срок преодоления подавленного состояния составил 17 лет.

Финансовый рынок подвержен флуктуации. Он динамичнее любого другого рынка. Краткосрочные изменения происходят постоянно в общемировом масштабе и в региональном аспекте. Они связаны со способностью денежного капитала легче и быстрее перетекать из одного места в другое и из одних рук в другие, чем товаров или капиталов в не денежных формах. Барри Эйчингрин (Калифорнийский университет) и Михаел Бордо (Рутдержский университет) идентифицировали 139 финансовых кризисов между 1973 и 1997 гг. (44 наблюдались в развитых странах). В то время как за послевоенное двадцатипятилетие (1945–1971 гг.) кризисов было только 38, что, однако, было в два раза больше, чем за четверть века предшествовавших Первой мировой войне [64] . Постепенно кризис переходит из эпизодического в перманентное состояние экономики.

Парадокс современной ситуации заключается в том, что уроки кризиса для его участников не важны и даже вредны. Дело в том, что любая финансовая транзакция представляет собой серию обещаний. Они покоятся не столько на объективных обстоятельствах, сколько на субъективных и исходят из поведения игроков, в основе которых находятся доверие и индивидуальное и коллективное видение текущего состояния и перспектив. Так, деньги поступают в банк только в обмен на обещание их вернуть с определенным ростом. Аналогичные подходы срабатывают при покупке ценных бумаг и инвестициях. В таких условиях возврат и доходность не сводятся к чисто экономическим и юридическим (поскольку закрепляются в договоре между банком и вкладчиком, акционером и корпорацией), но и этическим и поведенческим аспектам. Они строятся на доверии и консенсусе относительно уровня дохода и риска между сторонами сделки.

Широко известны колебательные движения цикличного характера в экономике. Их природу описали многие экономисты от К. Маркса до Н. Кондратьева. Но циклы наблюдаются и в духовной сфере человека. В значительной мере их ход зависит от движения материального производства и определяется переходом к индустриализации или обновлению материальных активов под влиянием их физического и морального износа. Не менее заметна и другая составляющая, связанная с волнами развития духовной сферы, которая оказывает не меньшее воздействие на движение кредита. Требовались десятилетия для формирования особого сознания, соответствующего жизни взаймы. На этом строилась экономическая политика и на это нацеливались все преобразования в производстве, банковской и биржевой сферах. В итоге – потребительский подход к кредиту. Жить в займы стало выгодно и модно, что отвечало требованиям обеспечения экономического роста западного мира. Кредитное стимулирование производства определило весь смысл современной цивилизации. Но все изменил кризис: образ жизни, строящийся на кредитной зависимости, обанкротился и потребовался переход к новому типу сознания, в основе которого находится сбережение. Новый тип сознания неизбежно вызовет изменения во всей системе мотивов, интересов и отношений современного общества. Для перехода требуется время. Произойдут ли изменения на рынке в ходе такой перестройки? В целом он останется неизменным, поскольку определяется прежними обстоятельствами – спросом, предложением и доверием.

Субъективные стороны кредита не сводятся к одному доверию, а кредитный кризис к его подрыву. Кредит воздействует на идеологическое состояние общества и во многом зависит от последнего. Как решается вопрос доверия – на основе рыночной конкуренции или перераспределения ограниченных ресурсов? Здесь возможны различные варианты, которые отражают все общественное устройство, и они также подвержены цикличным изменениям. В одних случаях они связаны со сменой общественной формации. Тогда срабатывает своеобразный маятник, который обеспечивает переход от капитализма к социализму и обратно. В других – происходит смена экономической политики в рамках одной и той же общественной системы. В таких случаях господство идей фритрейдерства прекращается и модным становятся кейнсианские постулаты.

Итак, в целом рынок не меняется, но проходит определенные фазы, условия и ход которых может отличаться от предшествующих его состояний.

Трансформацию дефицита можно обозначать как формирование системы ложной дефицитности, когда ранее избыточный виртуальный мир стал недостаточным, а реально сокращающиеся ресурсы стали излишними. В результате произошла структурная перестройка цен – резко упали цены на реальные активы и они стали легко доступными, а денежные активы при декларированной пониженной процентной ставке стали труднодоступными и дорогими, а виртуальные активы и вовсе обесценились. Все это вызвало переоценку целей и интересов и изменило мотивы поведения.

В середине текущего десятилетия появился феномен «избыточная ликвидность». Он означал накопление больших масс ликвидных активов свободно кочующих по миру. Старт свободной их миграции дан, так называемыми, нефтедолларами. Другим толчком стал чрезмерный рост различных производных бумаг, объем которых многократно превысил денежный капитал, акции и облигации. Избыточная ликвидность накопилась в узловых пунктах мировой экономики: затаилась в мировых финансовых центрах, стала определять деятельность бирж и направлялась транснациональными банками по регионам, компаниям и рынкам.

В XXI веке, как и в прошлые времена, в свободной фазе цикла в системе принятия решений основными координатами рынка служили спрос и предложение. Их соотношение через цены (биржевые котировки) сигнализировало о состоянии дел. Но все поменялось в экстремальных ситуациях: перенакопления ликвидности спровоцировали потери в многочисленных и чрезмерных по объему надстройках рынка; она сжималась как шагреневая кожа и провоцировала ожидания, что в обычных ситуациях не свойственно капиталу. Но самым главным переломным моментом стало изменение направлений движения капитала: произошел переход от слепого следования рынку в сторону фундаментальных показателей и классическим позициям в системе «реальный-фиктивный» капитал.

На финансовом рынке в успешные периоды формировались виртуальные тенденции. В экстремальных обстоятельствах все движение стоимости развернулось в сторону рациональных ожиданий, которые связаны с состоянием дел в реальном секторе, первичными ценными бумагами (акциями, облигациями, векселями) и обращением денег, обслуживающих в основном материальную сферу. Многие производные бумаги остались в стороне от развития: обесценились и обездвижились. В определенных точках экстрима все затаилось и ожидало разрешения напряженностей, возникших между материальными и виртуальными состояниями рынка.

В ходе развертывания кризиса всеобщие ощущения и ранее предполагаемые знания поведения рынка сменились непредсказуемыми результатами, полной неопределенностью и неожиданностью. В итоге спровоцирован кризис самой экономической науки: простые экстраполяции и рассуждения о фазах цикла перестали срабатывать; привычные тенденции неожиданно поменяли направления действия и появились новые неизвестные ранее процессы и явления. Выяснилось, что экономическая наука способна только в ретроспективе объяснять случившееся, но не оценить настоящее и, тем более, определить будущее.

Самая большая проблема экономического кризиса это не его глубина, широта охвата и продолжительность действия и, тем более, не количество обанкротившихся банков, число и сумма невозвращенных кредитов и плохих банковских бумаг [65] . Наращивание количественных характеристик относится к видимым результатам кризиса: движущие силы, условия возникновения и завершения.