* * *

Поступая в колледж города Огден, я отчаянно стремился вырваться из полной проблем жизни человека, живущего на пособие. Мне нужно было найти путь, для того чтобы сделать карьеру, обеспечивать жену и детей, но который не выходил бы за рамки моих крайне скудных финансовых средств. Первым шагом стало поступление в университет Вебера, но учеба давалась мне нелегко. Первые два года я учился по ночам, так как днем работал полный день. Я пек бублики, продавал электронику, но этих копеечных заработков семье все равно не хватало. Каждый месяц мы раздумывали, какой счет можно не оплатить. Жена сдавала за деньги кровь до тех пор, пока позволял закон. Я брал взаймы у соседей памперсы. Мы таскали туалетную бумагу из общественных туалетов.

Моя история ничем не отличается от историй тысяч семей, которые соглашаются на любые тяготы, лишь бы они сами или их дети могли окончить колледж. За всеми этими жертвами стоит практический расчет: мы справедливо полагаем, что высшее образование — главный и единственный путь достичь в жизни успеха. Ради диплома мы готовы на все, потому что именно высшее образование дает нам или нашим детям максимум шансов получить престижную работу, солидный доход, приличное жилье и достойную жизнь.

Любой, кто оценивает высшее образование с этой прагматической точки зрения, и я в том числе, исходит из того, что главная его задача — за умеренную плату подготовить студентов к карьере в избранной области. Возможно, вы полагаете, что этим задачи высшего образования не исчерпываются, что оно должно еще и способствовать развитию критического мышления, учить ценить искусство или просто знакомить студентов с новыми идеями. Согласен, если бы у высшей школы имелось собственное заявление о намерениях, в нем были бы перечислены многие весьма достойные цели; однако, по моему убеждению, по сравнению с задачей подготовки к профессиональной жизни все они вторичны. В колледже меня учили критическому мышлению, вере в общественные ценности и прочим прекрасным вещам, благодаря которым я стал лучшим человеком. Но если бы после всех этих тяжких лет я не получил интересную престижную работу, то решил бы, что время было потрачено зря.

При условии что практическая цель высшего образования именно такова, то можно сделать вывод: наша система не справляется со своей задачей[379]. Слишком много выпускников не могут найти работу по специальности (по данным недавнего исследования CarreerBuilder, 31 процент)[380]; слишком многие работодатели не могут найти сотрудников на хорошо оплачиваемые должности (по данным Manpower Group, 35 процентов)[381]; слишком много нанимателей сообщают, что пришедшие к ним выпускники не подготовлены к выполнению своих обязанностей[382]. Убеждать вас в том, что цены растут, наверняка не нужно. Вдумайтесь: с 1985 года стоимость образования в колледже выросла на 538 процентов[383]. Для сравнения, стоимость медицинских услуг за тот же период увеличилась на 286 процентов[384]. Сумма займов на обучение в США достигла 1,1 миллиарда долларов[385] — это больше, чем все долги американцев по кредитным картам. Я тоже до сих пор должен за образование изрядную сумму (во многих районах нашей страны ее хватило бы на покупку неплохого дом), и этот долг висит надо мной словно черная туча.

Можно, конечно, во всем обвинить исключительно университеты. Но это все равно что винить капитализм за то, что в некоторых компаниях сотрудника рассматривают как цифру в балансовом отчете.

Принятая в нашей стране модель высшего образования (а также, что немаловажно, его бизнес-модель), как и многие другие вещи в мире бизнеса, основана на тейлоризме[386]. Современные университеты как зеницу ока берегут завещанную им систему усреднения, поддерживающую принцип «система важнее человека» и вынуждающую их стандартизировать все учебные процессы. Своими недостатками, в особенности стоимостью, а также, самое важное, несоответствием между тем, чему учат в колледжах и университетах, и тем, что нужно знать для получения работы, эта система обязана архитектуре усредненности, выстроенной много лет назад и прочно закрепившейся.