1. Древнерусская и великорусская народности
1. Древнерусская и великорусская народности
Государства в мировой истории появлялись двумя путями. Либо с выделением главных собственников осёдлых племён, военных вождей, из сферы родоплеменных отношений, с превращением их в особую, служащую только идее этнического государства господствующую знать, которая культивировала деяния героев князей и их дружин в борьбе за этническое государство. Либо привнесением военным насилием извне идеи государства этнически родственным племенам, которые осели, созрели к образованию государства, но не успели создать устойчивых самостоятельных государственных отношений.
Русское государство, как и подавляющее большинство государств, начиная с древнего Египта, Китая и других, появилось вторым путём. ( И только таким путём появлялись крупные государства.) Идея древнерусского государства была привнесена и навязана зарождающимся местным городам-государствам восточных славянских племён князем Олегом, который был преемником варяжского предводителя Рюрика. Сам Рюрик со своей дружиной нанятых Новгородским городом-государством воинов захватил власть в этом городе в середине IX века н.э., однако для удержания власти, Рюрику и его ближайшему окружению пришлось приспосабливаться к культуре и традициям славян, вступать в родственные связи с вождями племён. Это дало его преемникам основания и право выбрать родовую столицу посреди славянских земель, а именно Киев, из него возглавить процесс выделения племенных вождей в господствующий класс знати этнического государства, уничтожать или подчинять местные виды государственной власти, объявлять всю земельную собственность подвластных племён своей номинальной, облагаемой данью собственностью. Вследствие успеха данного мероприятия, со времени правления князя Олега Рюриковичи стали родовыми правителями огромного древнерусского государства. Так возникла древнерусская народность на основе славянских племён Восточной Европы. И, как всякая народность в истории, древнерусская народность в своём существовании полностью зависела от единства государственной власти, от её воли бороться с родоплеменной общественной властью и соседями государства, что в первую очередь достигалось способностью государственной власти создавать и усиливать вооружённое насилие, но при этом быть общественно-государственной этнической властью.
Борьба с традициями родоплеменной общественной власти, которые во многом питались культом древних языческих богов, неразрывно связанных с культом родоплеменных предков, с мифами родоплеменной памяти о традициях общественной власти, подталкивала зарождающуюся государственную, а вернее сказать, общественно-государственную власть киевских князей вводить новую разновидность государственного насилия, а именно надплеменное религиозное насилие. Это насилие обеспечивало государственной власти более устойчивое положение и расширяло возможности укрепления своего влияния на государствообразующие племена становлением общего религиозного самосознания, религиозного самосознания древнерусской народности. В эпохи возникновения первых государств и цивилизаций надплеменное религиозное насилие было только этноцентрическим и основанным на этническом язычестве, развиваясь из языческих культов общих государствообразующим племенам родоплеменных богов. Однако древнерусское государство рождалось тогда, когда в самых развитых государствах Евразии и Северной Африки утвердился монотеизм. Поэтому древнерусская общественно-государственная власть использовала языческое религиозное насилие недолго, около столетия, и оно не получило серьёзного развития, укоренения в мировосприятии древнерусской народности.
Всякая общественно-государственная власть удерживается главным образом с помощью вырываемых из родоплеменных отношений военных дружин. Она превращает военное дело в особый вид занятия и должна иметь материальные средства для содержания такой численности дружин, которая позволяла бы ей защищать себя, как от родоплеменных общественных отношений государствообразующих племён, так и от соседей: других государств и варварских или кочевых племён. Для содержания военных дружин она собирает дань и вынуждена заботиться о том, чтобы подвластные племена платили дань, и как можно большую. Она оказывается прямо заинтересованной в осуществлении межплеменного и межгосударственного разделения труда посредством учреждения управляющих товарообменом и сбором налогов государственных служб, упорядочения собираемой дани таким образом, чтобы это позволяло осуществлять расширение производства потребительских товаров через его специализацию. Общественно-государственная власть волей или неволей начинает привлекать опыт других государств в хозяйственном и необходимом такому хозяйствованию социальном, культурном развитии, так или иначе навязывать этот опыт родоплеменным традициям, требуя их видоизменения.
В истории Древней Руси общественно-государственная власть киевских князей обеспечила быстрый хозяйственный и культурный подъём всех восточнославянских земель. Во многом подъём был обусловлен торговым и культурным обменом с Византийской империей, обменом, который стал возможным только благодаря государственной власти, её целенаправленному стремлению налаживать торговый путь «из варяг в греки». Великий торговый путь того времени «из варяг в греки», из Балтийского моря на севере Европы в Чёрное море на стыке южной Европы и Передней Азии, способствовал формированию особого, имперского отношения к окружающему Русь миру. Имперское мировосприятие зарождалось, как у государственной власти, так и у порождаемой ею древнерусской народности. Если имперское сознание великокняжеской власти сосредотачивалось главным образом в Киеве, то имперское сознание древнерусской народности отчётливо проявилось в Великом Новгороде по мере становления в нём вечевой посадской республики. Под воздействием государственной власти повсеместно наблюдался рост числа и значения новых городских торговых поселений, через них во всех землях утверждались единые правила языка, государственной культуры. Громкие же походы киевских великих князей и победы их дружин над Византией, разгром Хазарского каганата, дань, собираемая с побережья Каспия и в Поволжье, – покрыли славой государственную власть Древней Руси, порождали мифологизированный историзм мышления у древнерусских племён. Всё вместе это создавало духовную среду, которая способствовала укоренению самосознания древнерусской народности на огромных пространствах восточной Европы, зарождала представления о великой единой Русской земле со столичным престолом в славном Киеве.
Развитие производительных сил любого этнического государства, которое возникало в Средние Века, во многом определялось его торговлей с ближайшей цивилизационной религиозной империей, заимствованием у неё опыта земледельческого хозяйствования и государственного строительства. Поэтому именно философское идеологическое насилие ближайшей империи оказывало на молодое государство наибольшее мировоззренческое влияние. Для Киевской Руси такой империей стала Византия, что предопределило выбор греческого православия в качестве философского идеологического насилия древнерусской государственной власти, призванного заменить языческое религиозное насилие.
Первоначально самосознание древнерусской народности неуклонно возрастало с укоренением во всех землях представлений о развитии собственной традиции киевской государственности и развивающейся для её обслуживания древнерусской языческой культуры. Оно, это самосознание древнерусской народности существенно углубилось с приглашением великим Князем Владимиром греческой константинопольской церкви для крещения Руси в 988 года н.э., а затем с возрастающим влиянием христианской монотеистической идеологии, византийского православия. Значение православия в качестве идеологического насилия, которое подпирало и отчасти подменяло вооружённое насилие, всячески поддерживалось общественно-государственной властью, поскольку церковь обосновывала её стремление приобрести независимость от родоплеменных отношений, стать собственно централизованной государственной властью. И православие проникало в духовный строй древнерусской народности по мере того, как местное население смирялось с государственной властью и с церковной деятельностью сословия греческих священников. Укоренению православия на русской почве способствовала гибкость церкви, ибо церковное православие на Руси поглощало в свои ритуалы ряд этнических культурных традиций южнославянских и восточнославянских племён, что делало греческое идеалистическое христианство понятным славянам этническим языческим христианством.
Но языческие традиции родоплеменных отношений, на которых держалась вся местная хозяйственная жизнь подавляющего большинства населения русских земель, оставались определяющими в государственных отношениях, что доказала наступившая в 11 веке эпоха феодальной раздробленности.
Родовое правление Рюриковичей сложилось на основе удельного землевладения, вследствие разделения Руси на княжества и местные уделы и назначения в княжеские правители и удельные наместники представителей рода Рюриковичей. Получение прав на княжение в тех или иных землях, в тех или иных уделах осуществлялось на совете князей, исходя из принципа старшинства в роде. Получалось так, что единство огромного государства зависело от родовой сплочённости Рюриковичей. Но родовая сплочённость постепенно размывалась быстрым развитием русских земель и непрерывным увеличением численности Рюриковичей, выделением среди них новых сильных родовых ветвей с собственными родовыми интересами.
По мере роста хозяйственных и культурных достижений древнерусского государства усложнялись проблемы управления из столичного Киева всем подвластным населением, сбора с него дани и городских налогов. Развивалась не только столица в Киеве, развивались и другие города, в которых сосредотачивалось непосредственное управление местным населением. Ради действенности государственного управления и сбора дани, а так же налогов от товарообменной деятельности страна разбивалась Рюриковичами на Великие княжества, а те в свою очередь дробились на удельные княжества, подотчётные уже местному Великому князю и его чиновникам. Великие княжества создавались на землях близкородственных племён, а каждое удельное княжество наиболее целесообразно и выгодно было учреждать на земле конкретного племени; обустраивать же центр удельной власти неизбежно приходилось в главном поселении этого племёни, где проживали знатные вожди и сохранялись культы, ритуалы и глубокие традиции родоплеменных общественных отношений. Таким образом, удельные князья входили в непосредственную связь с традициями родоплеменных общественных отношений. Их ближайшие помощники бояре набирались из вождей или повязывали себя с вождями родственными узами, дружинники же получали в кормление дворы местных крестьян, становились местными дворянами. Князья, бояре и дружинники вынуждены были считаться с родоплеменными традициями, пропитываться их духом родоплеменного эгоцентризма и неприязни к киевской государственной власти. Когда удельный князь на основаниях родового права поднимался к великокняжескому престолу, он со своими боярами неизбежно привносил этот дух в столицу своего Великого княжества.
Поскольку род Рюриковичей от поколения к поколению увеличивался в численности, ветвился, постольку первоначальные жёстко поддерживаемые родовые отношения расшатывались, неизбежно вели к разветвлению единого рода, образованию нескольких новых родов, каждого со своими собственными родовыми отношениями. Вначале выделились Мономашичи и Ольговичи, затем обособлялись другие ветви. Каждый новый род Рюриковичей вдохновлялся намерением утвердить собственную родовую власть на Руси. Его наиболее волевые и яркие представители начинали искать способы и средства укрепления собственного положения, а для этого создавали родовую резиденцию в одном из Великих княжеств, где набирали собственные дружины для борьбы за право правления над всей страной. Удержать военные дружины нельзя было иначе, как более высокой, чем у других князей, платой за службу, то есть непрерывным ростом дани в своём Великом княжестве или военной добычи, пусть даже за счёт грабежа соседних Великих княжеств.
Родовое право на верховную власть после разветвления рода Рюриковичей, выделения из него нескольких родов, неуклонно готовило ослабление идеи единства древнерусской государственности и единства древнерусской государственной власти. Удельно-крепостническая родовая раздробленность князей набирала силу, наносила удар по общегосударственным производительным и товарообменным отношениям, тем самым резко сокращая средства жизнеобеспечения, способствуя распространению голода и вымиранию части населения. Это сокращение средств жизнеобеспечения и разрушение местной специализации труда, так или иначе, затрагивало все племена древнерусского этноса, всех жителей страны. Ухудшение условий жизни, ужесточение местной борьбы за выживание вело к более жёсткому, чем было в едином киевском государстве, эволюционному отбору. Те, кто выделялся склонностями к индивидуальному поведению, становились первыми жертвами этого повышения требований к качеству архетипического бессознательного умозрения. Ублюдизированные и потерявшие архетипическую способность встраиваться в родоплеменные общественные отношения особы вымирали, а значение родоплеменной общественной власти возрастало. Родоплеменные отношения получали широкие возможности влиять на местную княжескую власть, вовлекать её в свои традиции общественной власти. С одной стороны, это поощряло удельную, феодальную раздробленность. Но, с другой стороны, тяготы и невзгоды, безнаказанные грабежи, многочисленные убийства, вызванные уже первыми проявлениями княжеской раздробленности, рвали товарообменные связи в стране, повсюду вызывали товарный голод на те товары, к которым привыкли участники товарообменных отношений. Это способствовало мифологизации разрушаемого единства государственной власти и древнерусской народности среди широких слоёв населения страны, в первую очередь горожан.
Доказательством высокой мифологизации единства древнерусского государства и древнерусской народности служил пример Новгорода. Когда после смерти Великого князя Владимира Крестителя, в самом начале 11-го века начались жестокие войны за права наследования его многочисленных сыновей от разных жён, новгородцы за свою поддержку вышедшему победителем князю Ярославу Мудрому вытребовали себе договорные отношения с киевской государственной властью. Новгород стал развиваться самобытно, превращаться в торговую республику во главе с избираемым боярскими родами посадником. Но даже в этой богатой республике, в которой ограничивались права киевских князей, хранились представления о единстве древнерусской народности, о древнерусском государстве, правда, уже, как Новгород-Киевском государстве.
Роль сословно организованной греческими священниками христианской церкви в качестве защитницы единства государства, и, следовательно, единства народности, стала постепенно возрастать во влиянии на городское население всей Руси, превращаться в неотъемлемую и важнейшую часть традиции государственных отношений. Поэтому княжеская власть в Киеве, все претендующие на киевский престол князья вынуждались всё в большей мере считаться с церковью, подчиняться её представлениям о нравственности и морали. Влияние церкви возрастало на разные стороны жизни: на становление государственной культуры, на обряды и символы государственности. Возрастало и хозяйственное значение церкви, так как её борьба за государственное единство позволяла сохранять региональное разделение труда и выгодные товарообменные отношения, в том числе и с соседними государствами. Непрерывный рост влияния греческой православной церкви на государственную власть накануне главных смут удельной, феодальной раздробленности закладывал первые камни в основание традиции становления сословной государственной власти. Первое сословие церковных священников своим моральным авторитетом поддерживало защитников единства государства сильнее военных дружин князей, способствуя зарождению представлений о необходимости появления общегосударственного военно-управленческого сословия взамен военно-управленческих княжеских дружин.
Церковь постепенно превращалась в центр притяжения сторонников восстановления сильной государственной власти на всей Руси, а её культура и мировоззрение служили указателями единственного пути спасения самосознания древнерусской народности, достижимого посредством укоренения христианской религиозности и идеи земледельческого народа. Однако до татаро-монгольского ига православная церковь так и не приобрела достаточно властного авторитета, способного противостоять дроблению киевского государства. Ей противостояли, как традиции исконного языческого быта большинства населения, так и героические мифы прошлого, которые освящали первостепенное значение первых князей рода Рюриковичей и их дружин в борьбе за идею единого древнерусского государства. Но княжеская власть уже перестала соответствовать этим мифам, измельчала духом, раздробилась на родовые ветви, а на местах чаще была заинтересована опереться на древние земляческие традиции родоплеменной общественной власти, непримиримо враждебной общерусской государственной власти. Местную княжескую власть всё чаще раздражала роль церкви, и она стремилась противопоставить церкви местные языческие традиции родоплеменных отношений. Посредством заигрывания с родоплеменной общественной властью удельные князья обеспечивали себе независимость от требований Киевского престола о совместном использовании налоговых поборов с податного населения, тем более беззаконных и хищных, чем меньшим численно и беднее это население становилось вследствие слабости государственной власти и междоусобных войн.
К примеру, в "Слове о полку Игореве", то есть через два века после Крещения Руси, описывая трагический поход Новгород-Северского удельного князя Игоря на степняков-половцев, автор нигде не упоминает о церкви и православии. По всему тексту “Слова” он всячески преклоняется перед древним славянским язычеством, с которым связывает героические мифы и предания Русской Земли, славные деяния князей и их дружин. Однако этот же автор охвачен горечью от утраты духа единства русской народности, что прямо связывает с утратой Киевским престолом авторитета держателя сильной государственной власти, неспособного, как прежде, организовать княжеское родовое и военное единство. И что самое главное, автор в пределах своего языческого мировоззрения не видит выхода из этого тупика удельной раздробленности.
Татаро-монгольское нашествие неистовым ураганом разорвало Новгород-Киевское государство, его земли в лоскутные клочья, которые уже не смогли воссоединиться. И это нашествие уничтожило древнерусскую народность как таковую. После гибели Киева и киевской государственности, вся Русь раздиралась вырывающимися на свободу традициями родоплеменных общественных отношений. В приграничье со степью родоплеменные отношения местами вытесняли княжескую власть, создавая предпосылки для появления родоплеменного казачества. Там же, где княжеская власть сохранялась, она сохранялась постольку, поскольку заменяла собой власть местных вождей, через браки смешивалась с родами вождей-бояр и признавала значение родоплеменной общественной власти для поддержки своего положения. Но, заменив власть вождей, княжеская власть становилась одним из родов знати в традиции родоплеменных отношений. Она должна была нерасторжимо связать себя с землёй, где получила опору от местных племён, а в ответ, приобретала страстную преданность и верность своего подвластного населения, какую способны пробуждать лишь родоплеменные отношения к вождям внутри этих отношений. На такой основе строились законы и способы управления средневековой эпохи удельной, феодальной раздробленности, когда государственная власть во всех странах Европы, охваченных страстями военного и политического противоборства местных феодалов, переживала глубокий упадок. По существу дела, местный князь или феодал создавал собственную родовую государственную власть и вёл непрерывную борьбу за её выживание или усиление через подчинение своей власти соседних удельных государств.
Западные княжества и земли Древней Руси, в конце концов, были собраны в новое крупное государственное образование крошечным в сравнении с ними языческим Великим княжеством Литовским, и оно быстро обрусело. На пространствах древнерусских земель этого княжества стала создаваться его государственной властью русско-литовская народность. Восточные же княжества и земли Древней Руси подпали под иго огромной империи кочевников-степняков, затерялись в ней среди многих разгромленных государств и цивилизаций Евразии. Малочисленные в сравнение с населением завоёванных пространств, татаро-монгольские завоеватели выработали особые способы управления своей империей. Они не занимались развитием производства, строительством городов, способных притягивать цивилизационным влиянием; сама идея цивилизации была им чужда, в их среде господствовало стремление сохранить традиции кочевого скотоводческого отношения к окружающему миру. Их главной заботой было создание условий для сбора наибольшей дани в подвластных землях и вывоза её в ханскую ставку в Золотой Орде. Поэтому время от времени они обрушивали на земли подвластных вождей и князей хищные орды, которые резнёй и жестоким грабежом наводили ужас, надолго подавляли самую мысль о возможности сопротивления игу кочевников. Современные социологические исследования позволяют делать выводы, что для такого психологического воздействия необходимо время от времени истреблять четвёртую часть населения. А как раз на такую часть уничтожаемых жителей Руси, когда на неё устраивали набеги татаро-монгольские орды, указывают письменные источники той страшной эпохи.
Выжить и подняться в таких обстоятельствах государственная власть на Восточной Руси смогла, следуя заветам Александра Невского.
Причину гибели Киевской державы современник татаро-монгольского нашествия Александр Невский увидел не в самом нашествии. Причину он увидел в удельной раздробленности и в родовом праве на всю полноту государственной власти, в том праве, которое отрывало государственную власть от интересов местной родовой знати, делало государственную власть слабой или даже беспомощной в борьбе с родоплеменными отношениями. Ибо главные лица родовой государственной власти порой напоминали разбойную свору, ищущую только сиюминутной выгоды от своего положения.
Для борьбы с местническими традициями родоплеменного сепаратизма Александр Невский первым из великих князей Руси разработал и начал проводить политику, подчинённую долгосрочной исторической цели, что должно было заставить князей служить идее государственной власти. Иначе говоря, он первым из великих князей поднялся до философского, собственно христианского понимания государственной власти и превратил её в идею, тем самым сделав подчинённой частью идеалистического христианства. В этой политике был неожиданный подход к роли русских князей, неприемлемый для большинства его сородичей, гордящихся славными военными и разбойными делами предков. Александр Невский смог подняться выше узко понимаемых родовых интересов, подчинив их стратегической цели восстановления единства государственной власти на совершенно новых основаниях. Он стал привлекать вооружённое насилие татаро-монгольских ханов в качестве замены русского государственного военного насилия, которого тогда уже не было, для осуществления беспощадной борьбы с родоплеменными традициями общественной власти и для объединения русских княжеств. Намереваясь использовать внешнюю власть татаро-монгольских ханов для борьбы с внутренним произволом удельных князей, он сделал вывод о необходимости перехода от родового права на государственную власть к семейному праву, существенно ограничивающему самостоятельность удельной княжеской власти. А для осуществления перехода к семейному праву на верховную государственную власть он признал целесообразным постепенно создавать из сильных боярских родов, из родов местной знати общерусский правящий класс земельных собственников, который стал бы служить идее государства и воплощающему эту идею одному князю, вместе с ним управлять всеми землями Восточной Руси. Превращение боярства и родовой знати в правящий класс землевладельцев должно было осуществляться следующим образом. Единым великим князем им даровались права собственности на землю в разных удельных и великих княжествах, вследствие чего интересы собственности боярства, родовой знати оказывались в разных землях, отрывались от местных родоплеменных отношений, обуславливались зависимостью от воли одного великого князя, стоящего на вершине государственной власти. Согласно замыслам Александра Невского, только после решения задачи выстраивания княжеско-боярского управления его потомки должны будут направить боярский правящий класс на борьбу с татаро-монгольским игом для обретения полной государственной независимости огромной Восточной Руси.
Александр Невский сам внушил ханам татаро-монгольских завоевателей мысль доверить сбор дани со всех русских земель только одному русскому князю, убедив их, что это будет гораздо выгоднее, чем какой-либо иной способ отношений с Русью, в которой у населения было много возможностей скрываться в лесах и болотах, проявлять безнаказанное неповиновение. В конечном итоге ханы увидели больше сиюминутных выгод в насаждении на землях Восточной Руси единого центра управления, единой столицы, князья которой собирали бы непомерно высокую дань и отправляли её в Орду. Они оказались заинтересованными и в поддержке церкви и византийского православия, как идеологического насилия, помогающего им бороться с русскими родоплеменными традициями, разрушительными для такой политики, расшатывающими западную часть их империи степняков. Чтобы у облечённого их доверием князя не возникало средств противостоять ханской власти, ему предписывалось лично собирать огромную дань, которая подрывала производительные силы Руси, вызывала недовольство к этому князю у соплеменников, у других князей. Вспышки же недовольства подавлялись страшными набегами, жестокой резнёй и грабежами, угоном части населения в рабство, в том числе и для продажи на невольничьих рынках исламского Востока.
В условиях татаро-монгольского ига, после столетия жестокого и непрерывного ограбления Восточная Русь вконец обнищала. Ко времени начала княжения на Москве внука Александра Невского, хитрого и властного Ивана Калиты она перестала быть столь уж привлекательной добычей для воинов и наёмников империи степняков. Те изменялись, привыкали получать за службу ханам больше, чем могли рассчитывать захватить в набегах на слабо заселённые, укрытые в лесных и болотистых чащах русские княжества. И Русь получила сорокалетнюю передышку от кровавых набегов, которая позволила русскому населению увеличиться в численности, а Московскому княжеству превратиться в центр восстановления русской государственной власти. Прежде Москва была захолустным поселением. Но для воплощения в жизнь замыслов Александра Невского нужна была новая столица, никак не связанная с традициями родового права. Именно новая столица должна была стать духовным и политическим ядром, осуществляющим и олицетворяющим первую долгосрочную политику русской княжеской власти. Такую столицу наследники Александра Невского стали выстраивать в Москве, а Иван Калита превратил её в подлинный центр притяжения Восточной Руси.
Московские князья, прямые потомки Александра Невского, выиграли жестокую борьбу за право возглавить объединение восточных земель Древней Руси потому, что они в полной мере воплотили его замыслы, создали условия и особое устройство княжеско-боярской власти для достижения поставленной им цели. Немаловажное значение имело и то, что после гибели Новгород-Киевского государства приглашение князей в Новгородскую республику для её военным управлением шло по линии наследников Александра Невского. Выдающая роль Александра Невского в сохранении независимости Новгородской республики во время татаро-монгольского нашествия и крушения Киевской державы, разгром им тевтонцев на Ладожском озере, позволяла московским наследникам этого Великого князя развивать с Новгородом особые отношения. А именно такие, какие прежде были у Новгорода с князьями Киева. Как прежде князья Киева, московские князья предъявляли свои права на получение дани с Новгородской республики даже в обстоятельствах, когда сами являлись данниками ордынских ханов, а потому оказывались заинтересованными в сохранении формальной независимости Новгорода и Пскова. Даже в обстоятельствах татаро-монгольского ига им удавалось сохранить традицию, на которой сложилась государственная власть древней Руси, традицию сосуществования великокняжеской государственной власти в одной столице и торгово-ремесленной вечевой власти, власти политического самоуправления в Новгороде Великом. Эта сохранённая московскими князьями традиция как раз и вдохновляла Москву, как раз и укрепляла её права на восстановление общерусской государственной власти, уже в виде Новгород-Московской государственной власти. Иначе говоря, Новгород, в котором зародилась древнерусское государство, особые отношения с которым делали легитимной и обогащали великокняжескую государственную власть в Киеве, – в новых исторических обстоятельствах делал легитимным превращение Москвы из удельного княжества в Великое княжество и давал ей необходимые для этого материальные средства. И он же затем позволил Москве претендовать на выстраивание великокняжеской государственной власти.
Государственная власть Московской Руси, которую наследники Александра Невского принялись созидать внутри лишённой внутреннего идеологического стержня татаро-монгольской империи, позволила возродить борьбу с родоплеменными традициями русского этноса на иной ступени исторического развития. На этой новой ступени развития местнические по духу родоплеменные традиции общественной власти оказались главной опорой удельного княжеского сепаратизма, главной причиной ужасов татаро-монгольского ига, и их сторонники неуклонно теряли силу моральной правоты. В борьбе с родоплеменной общественной властью московским князьям неоценимую помощь оказала церковь. Удельное крепостничество, обусловленное разделением труда подавляющего большинства участников земледельческого хозяйствования с относительно малочисленными городскими ремесленниками, возникло на мировоззрении монотеизма, – в случае Руси на христианском православии. Поэтому развитие земледельческих производственных отношений и производительных сил при удельном крепостничестве полностью зависело от того, насколько основательно данное мировоззрение внедрялось в родоплеменные общественные отношения, тесня языческое мировосприятие. Идеологическим же оправданием, обоснованием удельного крепостничества и прав удельных собственников земель занималась сословная церковь, централизованное устройство и интересы которой неизбежно вступали в противоречие с удельной раздробленностью.
При татаро-монгольском иге, когда подавляющее большинство населения Восточной Руси выживало благодаря возрождению родоплеменной общественной власти в условиях лесного, труднодоступного для степняков образа существования, своё идеологическое и политическое влияние церковь укрепляла постольку, поскольку поглощала в себя существенные проявления традиций языческого мировосприятия, порождённого взаимодействием племён с окружающей природой. Она поневоле преобразовывала греческий вселенский монотеизм в этнический русский монотеизм. Постепенно становясь этническим, православие идеологически проникалось представлениями об этнической государственной власти и этнической народности в пределах этой государственной власти, начинало побуждать восточных славян к борьбе за восстановление, как русской государственной власти, так и русской народности, без которой не мог стать осуществимым переход к идеалистическому сословному народу.
Русское этническое православие, каким оно становилось в эпоху удельной раздробленности и в обстоятельствах татаро-монгольского ига, после перенесения при Иване Калите митрополитом Петром своей кафедры из Владимира в Москву превращалось в главного союзника московской великокняжеской власти. Это способствовало успехам политики, осуществляемой московскими князьями. Неуклонное укрепление военной и экономической власти Москвы, преобразование захолустного удельного княжества в Великое княжество с митрополичьей резиденцией, позволило ему, наконец, проявить свою волю к борьбе за объединение всех остальных Великих княжеств Восточной Руси под своей централизованной княжеско-боярской властью. Московская княжеско-боярская власть с помощью церкви смогла объединять русские земли и русские племёна, используя татаро-монгольское иго, и она создавала великорусскую народность Восточной Руси внутри татаро-монгольской империи. Православное мировоззрение при этом рассматривалось московской княжеской властью в качестве идеологического насилия, дающего преимущества в борьбе за выживание великорусской народности и её эволюционное развитие. Однако в обстоятельствах постоянных угроз гибели русскому этносу, которые вызывались хищническими и кровавыми набегами кочевников, постоянно надрывающих производительные силы Руси, традиции родоплеменных общественных отношений, инстинкты родоплеменного самосохранения оказывались тоже непременным условием выживания и восстановления численности русского этноса. Традиции родоплеменных отношений обрекали на отмирание ублюдизированных, не способных на этническое общественное поведение особей, возбуждали архетипическую готовность русских племён к ожесточённой борьбе за дальнейшее существование. Они способствовали тому, что православие могло осуществлять свою задачу борьбы с родоплеменными традициями общественной власти лишь одним путём, – всячески подчёркивая свой всё более и более русский народнический характер.
Осуществлением замыслов Александра Невского князья Москвы доказали правильность разработанной им политики. Уже вследствие сорока лет мира при княжении Ивана Калиты, который наилучшим образом следовал такой политике, в московских землях поднялось на ноги третье поколение русской молодёжи, не знающее ужасов татаро-монгольских набегов. Объединённое московскими князьями и боярами, во главе с Дмитрием Донским оно смогло морально бросить вызов игу, подняться для вооружённого столкновения с военными силами Орды на Куликовом поле. В результате, московская государственная власть получила моральный авторитет центра власти, способного решать задачу организации всех Великих княжеств на войну за общую, понятную для всех русских родоплеменных отношений независимость от чужого этнического ига. Опираясь на правящий класс московских бояр и сословную церковь, хитростью и вооружённой волей князья Москвы шаг за шагом подавляли сопротивление местнического сепаратизма, заставили большинство великих и удельных князей восточных земель бывшего Древнерусского государства подчиниться единому государственному насилию.
Московские князья тяжело и мучительно возродили традицию государственности Киевской Руси на её пространных восточных землях, тем самым возродили преемственность древнерусского народнического самосознания. Помощь церкви в этом восстановлении связи времён, исторической связи с Новгород-Киевской Русью, а так же в подавлении обосновываемого родоплеменными традициями сепаратизма местной общественной власти оказалась решающей. Это позволило ей занять совершенно особое место в жизни нового государства и в культуре русской народности, в значительной мере вытеснив из неё родоплеменное языческое мировосприятие, в том числе и через поглощение части его проявлений.
В конечном итоге такая политика позволила не только возродить единую государственность Восточной Руси и духовно выжить в условиях ига, но и позднее подчинить этой государственности значительную часть татаро-монгольской империи.
Западные земли Древней Руси после уничтожения Киева татаро-монгольским нашествием подверглись завоеванию литовскими варварами. Героические вожди литовских племён приняли православие и создали государственную власть Великого княжества литовского, которое на северных территориях подавило удельную междоусобицу русских князей, а на степном юге кое-как подчинило русские племена, брошенные князьями из-за непрерывных хищнических набегов, грабежей и разрушений городов и поселений татаро-монгольскими и прочими кочевниками. Огромное Великое княжество литовское с подавляющим большинством в нём славянского древнерусского населения унаследовало язык и культуру Киевской Руси, но без основополагающего Новгородского вечевого влияния. Оно разорвало двуединое содержание Новгород-Киевских государственных отношений, не смогло подняться до их нацеленности на созидание торгово-ремесленного взаимодействия Севера и Юга Восточной Европы, так что в условиях Великого литовского княжества возродилось соответствующее, ограниченное и земледельческое по своему существу самосознание древнерусской народности, как самосознание лишённой собственной государственной власти западнорусской народности. Уже в 14-ом веке объединение Великого княжества Литовского с польским королевством и принятие литовскими князьями католицизма изменило существо взаимоотношений западнорусской народности с чуждой ей не только этнически, но и религиозно государственной властью. Западнорусская народность в Речи Посполитой смогла сохранять своё самобытное существование лишь посредством усиления значения бедного и слабо организованного земледельческого церковного православия, каким оно становилось в особых, местных условиях польско-литовских государственных отношений.
Польско-литовское имперское государство земельных магнатов и шляхты до второй половины ХVI века вынуждено было поддерживать посредническую роль церковного православия во взаимоотношениях с податным русским населением, особенно в южных землях, где исчезла русская княжеская власть. Более, чем религиозно-православного самосознания с его централизованно-феодальным мировосприятием, оно боялось возбуждать в русских землях традиции родоплеменной общественной власти, способные подтолкнуть к феодальной раздробленности, к которой имела явную предрасположенность местническая по интересам и воззрениям на мир польская шляхта. Сложные взаимоотношения с пограничным окраинным русским казачеством, которое защищало имперскую Польшу с юго-востока от грабительских набегов крымских татар и турок, постоянно напоминали государственной власти об опасностях без помощи православной церкви потерять управление на всей входящей в империю Руси. Ибо среди пограничного окраинного казачества самим образом жизни в наибольшей мере сохранился дух традиций родоплеменной общественной власти, военно-демократического самоуправления, и казачество часто примирялось с государственной властью Речи Посполитой только церковным православием.