5. Отношения русского народа с западноевропейскими народами
5. Отношения русского народа с западноевропейскими народами
В начале 17-го века, после Великой Смуты и великорусской Народной революции, в Московском государстве началось становление великорусского народного самосознания, как самосознания идеалистического, то есть такого, в котором мировоззренческий идеал общественного устройства стал определять общественное бытиё, само общественное устройство. В этом коренном изменении характера диалектического взаимодействия общественного сознания и бытия проявилось сущностное отличие народного общества от народнического общества, в котором природное бытиё определяло представления государственной власти о наиболее целесообразном устройстве народнических общественных отношений. Чтобы осознать всю глубину значения этого переворота в истории общественного развития человечества вообще и русского этноса в частности, надо вернуться к истокам философского мировоззренческого идеализма.
В цивилизациях Древнего Египта, Древней Греции и Древней Индии на высшей ступени развития языческих народнических отношений зародилось отвлечённое философское познание, которое поставило вопрос о тождестве мышления и бытия. Но только Сократ в Афинах впервые сделал ясные выводы о том, что определённым образом упорядоченное разумом мышление о наиболее целесообразном человеческом поведении изменяет проникающегося таким мышлением человека, начинает определять связанное с ним бытиё, в том числе и в государственных отношениях. А ученик Сократа философ Платон распространил данные выводы на общественные отношения. Платон разработал учение о том, что идеальный миропорядок, каким его может представить и выстроить философское мышление, способен и должен определять порядок общественных отношений и устройство общественных связей и обязанностей членов общества. Если до Сократа в философии господствовали течения, в которых бытиё определяло сознание, то после него стали набирать влияние философы, которые искали способы выводить страны и общества языческого строя из состояния духовного, религиозного кризиса на основе представлений, что сознание определяет бытиё.
В действительности положения “сознание определяет бытиё” и “бытиё определяет сознание” имеют смысл лишь тогда, когда подразумевается диалектическое противоборство определяющего и определяемого, при котором определяющее задаёт направление развития от простого к сложному. Что следует понимать под положением “сознание определяет бытиё”? То, что изменяемое сознанием бытиё в свою очередь само воздействует на сознание, подправляя его в сторону усложнения, но это воздействие бытия на сознание оказывается вторичным, производным от самого сознания. Усложнённое же сознание усложняет и бытиё, которое обратной связью опять воздействует на сознание, переводя его на следующий уровень усложнения. И так далее. При этом сознание всё время остаётся центром управления бытиём. А в исторические эпохи зарождения государств и народностей, когда “бытиё определяло сознание”, определяемое бытиём сознание воздействовало и на само бытиё, однако это воздействие являлось вторичным, производным от бытия, обусловленным развивающейся обратной связью, необходимой для развития социальных народнических государственных и общественных отношений.
Народническое общество в своей сущности было материалистическим, ещё не разорвавшим «пуповину» составляющих его членов с их природным, животным происхождением. Родоплеменное бытиё в нём определяло коллективное и индивидуальное сознание. Это и делало народность неустойчивой в своём существовании без постоянного насилия государственной власти над традициями родоплеменной общественной власти, без стремления государственной власти расшатать устои родоплеменной общественной власти. Однако расшатывание устоев родоплеменной общественной власти подрывало способность государственной власти определять коллективное и индивидуальное сознание народности, подчинять инстинкты индивидуального самосохранения архетипическим инстинктам родоплеменного самосохранения, то есть подчинять индивидуальное сознание общественному бытию, общественно-производственным связям и отношениям. Кризис народнического общества, который не удавалось преодолеть государственной власти языческого строя, был кризисом господства природного бытия над индивидуальным сознанием большинства членов народности. Это был кризис господства архетипических бессознательных побуждений к разделению общественных обязанностей над достигшим определённого уровня развития индивидуальным разумом, который стал рассматривать мир с точки зрения безродного эгоизма и эгоцентризма, видеть в мире только средство для удовлетворения плотских инстинктов потребления. Проблема усугублялась тем, что у человека с распадающимся, ущербным архетипическим умозрением и определённым развитием разума индивидуальное потребление становилось болезнью, с помощью разума приобретало самые изощрённые и извращённые проявления. Это вынуждало мыслителей, социальных философов поставить вопрос о способах выхода из такого гибельного для общественных и государственных отношений устремления человека к безмерному индивидуальному потреблению посредством поворота к идеализму. То есть поворота к такому положению дел, при котором само государствообразующее мышление стало бы определять общественное бытиё, поддерживать архетипическое общественное бессознательное умозрение посредством разрыва непосредственной связи человека с его индивидуальной биологической сущностью, разрыва зависимости разума от индивидуальных инстинктов потребления. Следствием было то, что у индоевропейской расы появились архетипические религиозные учения о человеке, как существе, состоящем из разума, души и плоти. Имеющая божественное происхождение душа принадлежит идеальному царству света, а плоть имеет материальное происхождение, и для спасения человека в боге, в самодовлеющей воле бога необходимо, чтобы душа посредством разума управляла плотью, навязала плоти аскетизм в поведении, в отношении к окружающему миру.
На основаниях развития идеалистической философии в античном мире происходили поиски мировоззрения, способного заменить народническое материалистическое, языческое мировоззрение, а так же поиски отвечающей целям философского идеализма религиозной мифологии, способной заменить народническую языческую мифологию. И лишь тогда внимание мыслителей эллинистического мира привлекло историческое развитие евреев Палестины на основе следования учению о едином боге, который создал мир и человека, а потому, как демиург, требует подчинения языческих родоплеменных отношений неязыческим общественным отношениям. Именно опыт становления еврейского народа оказался первым и очень наглядным примером успеха идеалистического способа управления общественным развитием, когда библейское сознание определило историческое бытиё еврейских племён, с течением времени превращая их в идеалистический народ. Мифология исторического становления еврейских племён в избранный богом народ, переработанная с помощью идеалистических философских мировоззрений древних греков эпохи имперского эллинизма, и легла в основу принципиально нового религиозного мировоззрения Римской империи, которым стало христианство.
Однако идеалистическое мировоззрение не побеждает языческое умозрение без постепенного накопления своего влияния на духовный строй жизни народнического общества, в котором бытиё определяет сознание. Как раз это показывала библейская история евреев, народные отношения у которых стали складываться лишь после вавилонского пленения. Идеалистическое мировоззрение побеждает, когда количественное накопление его влияния подготавливает народную революцию, скачкообразный переход в новое состояние общественного бытия, в новое состояние общественных социальных отношений. И материальные условия жизни, которые сложились накануне народной революции и воздействовали на сознание народности, заставляли духовных руководителей народных революций подправлять идеалистическое мировоззрение для соответствия этим условиям жизни, то есть предреволюционному бытию. Таким образом, само народническое бытиё накануне народной революции, подправив монотеистическое мировоззрение, определяло мышление послереволюционного народного общества, то мышление или сознание, которое затем начинало определять бытиё этого народа во время его становления и развития. И таким образом неустойчивое, зависящее от насилия государственной власти знати социальное взаимодействие народности превращается в устойчивое социальное взаимодействие идеалистического народа.
Так было и в Московской Руси в 17 веке после великорусской народной революции, которая произошла в самом начале этого века.
Определяемое православным мировоззрением становление народного великорусского общества и государства в течение десятилетий народной Реформации происходило под влиянием того бытия, которое сложилось накануне Великой Смуты. А в Московском государстве накануне Великой Смуты так и не развилась этика ремесленного труда и цеховых корпораций, предпосылки к которой появились ещё в городах Новгород-Киевской Руси. К тому же в Московской Руси у церкви никогда не было серьёзных противников из слоёв представителей городских интересов. Гибель древнерусского государства в тринадцатом веке и последующий надрыв производительных сил восточных княжеств Руси хищническим татаро-монгольским игом несколько столетий препятствовали развитию в них городского ремесла и феодального земледелия, и в Московском государстве перед началом Великой Смуты были относительно слаборазвитыми городские и земледельческие производительные силы и соответствующие им производственные отношения. В стране была крайне низкой общая культура правящих кругов, обусловленная их неграмотностью или отсталой, бессистемной образованностью, а так же низким интеллектуализмом русского православия, полным отсутствием и традиций связи русского богословия с рациональной философией, и университетов по подготовке боярской знати и дворянства к управлению православным государством на основе знаний. Эти обстоятельства оказали гнетущее воздействие на русское народное умозрение. Оно стало архаично библейским, земледельческим и насквозь феодальным, определяя изменение бытия страны в соответствующем направлении.
Народное сознание лишь подправлялось проблемами нового бытия, в котором помимо внешних опасностей, как со стороны европейских государств Речи Посполитой и Швеции, так и со стороны азиатских Оттоманской империи и кочевых племён в лесостепном пограничье, были и серьёзные внутренние опасности, обусловленные неустойчивым положением новой царской династии Романовых. Чтобы укреплять государственную власть, первые цари новой династия должны были широко опираться на соборное представительство всех русских земель и на духовный авторитет церкви, выступающей в роли руководящего сословия при светской власти. Уже при первом царе новой династии, Михаиле Романове, действительным правителем страны являлся его отец, патриарх Филарет. А поскольку напряжённая борьба за коллективное выживание великорусских племён в идее становления народных общественных отношений происходила в подобных обстоятельствах, при духовном и политическом руководстве православной церкви, её сословный авторитет в народном умозрении стал очень высоким.
По мере того, как социальные народные общественные отношения окончательно вытесняли пережитки народнических отношений, а постоянно возрастающее сословное самосознание народного дворянства теснило боярство, сделав немыслимым его удельно-местническое своеволие, внутренняя устойчивость и организованность населения и власти превращали Московскую Русь в совершенно новое по силе и влиянию государство в сравнении с азиатскими соседями. На огромной территории исчезли местные пошлины; военное строительство переместилось к границам; на местах быстро налаживалась хозяйственная жизнь и торговля на основе сословного разделения обязанностей, что способствовало специализации местного производства и непрерывному росту товарно-денежных отношений. Устойчиво увеличивались налоговые поступления в царскую казну. Народное общество, выстроенное идеалистическим православным мышлением, явило себя неизмеримо более сложным и производительным, чем были кочевые племена и исламские народности. Оно стало способным создать и организовать непреодолимые для них протяжённые границы, так как все города и земли страны подчинились царской власти народного сословного государства.
Положительным было и то, что народные сословные отношения не позволяли купечеству и ростовщикам вновь наращивать огромные денежные состояния в столице и воздействовать на власть с позиции спекулятивных олигархических интересов. Купеческие состояния в Москве, как столице народного государства, не шли ни в какое сравнение с теми, какими они были в Москве при Иване Грозном, тогда столице царско-боярского государства. Торговля в народном государстве была поставлена в условия, когда она стала обслуживать земледельческое производство по всей стране, а не подрывать его. Но она слабо способствовала развитию городского производства, так как русское народное умозрение, русское народное сознание, которое окончательно сложилось в середине 17 века, стало крепостническим и земледельческим. Это умозрение было непригодным для осуществления поставленной Великим князем Иваном III цели превращения Московской Руси в Третий Рим, в наследницу великодержавного величия Византии, ибо оно не могло противостоять материальным и организационным ресурсам, которые создавались быстро наращивающими городское производство западноевропейскими, а в особенности протестантскими государствами и народами.
С одной стороны, в окружении царей постепенно нарастала тревога от непрерывного, в течение ста лет, роста материальной, военной и финансовой мощи небольших протестантских государств северной и центральной Европы, в которых бурно складывались совершенно новые, мануфактурные и промышленные производительные силы, совершенно новая цивилизационная этика буржуазно-общественных отношений. А с другой стороны, умозрение русского православного священства, значительной части правящих кругов землевладельцев и податного класса земледельцев государствообразующего народа не воспринимало западный мир реально. Русский народ смотрел на соседнюю христианскую Европу сквозь очки православного мировоззрения, у него православное сознание господствовало над бытиём. Он не в состоянии был осознать необходимость развивать отвечающие духу времени городскую культуру и городские производственные отношения как таковые. Великорусское народное мировоззрение оказалось чуждым восприятию интеллектуальной культуры западноевропейского буржуазного рационализма, в том числе инженерных знаний и естественной науки, так необходимых самостоятельному цеховому ремесленному и, тем более, мануфактурному и промышленному производству.
Ослабление к середине 17 века Польско-Литовского государства и Швеции, Великая Смута на Украине подтолкнули царскую власть при втором царе династии Романовых, Алексее Тишайшем, искать одобрения Земского собора народного государства на вступление Московской Руси в войну за расширение своих владений и влияния в Восточной Европе. Такое одобрение Земского собора было получено в октябре 1653 года. Но начало войны, хотя и было успешным, показало, что народное государство не выдержит длительного противоборства с западными соседями, если не произведёт решительный поворот к налаживанию городского военно-промышленного производства и переустройству вооружённых сил на основе передовых западноевропейских опыта и знаний. И царская власть, принуждаемая обстоятельствами использовать любые средства для укрепления материальных и организационных сил народного государства, вынуждена была идти на противостояние с великорусской народной духовностью. Царской власти приходилось делать непопулярные среди русского народа и православного священства шаги по привлечению из западноевропейских государств множества знающих передовое ремесло людей для создания заводов и производства оружия, для проведения военных реформ и для налаживания рыночных товарно-денежных отношений внутри Московской Руси и с другими странами. Но и таких шагов было недостаточно для решения жизненно важных проблем московского государства. Перед царской государственной властью встала задача найти способы изменения русского народного сознания таким образом, чтобы оно стало воспринимать городские производственные отношения, которые развивались у западноевропейских народов. Осуществление подобной задачи не мог поддержать Земской собор и выражающий интересы церкви патриарх. Её решение искать надо было сверху, волей царской власти заимствуя западноевропейское бытиё для изменения сознания влиятельных управленческих слоёв великорусского народа, в первую очередь, боярской знати и дворянства. Бытиё каких же западноевропейских народов могло быть использовано для этой цели?
На исходе Средних веков народные революции происходили во всей христианской Европе, подводя этим векам своеобразный итог. Русь отнюдь не плелась в хвосте европейского исторического развития. К примеру, великорусская Народная революция разразилась вследствие Великой Смуты на полстолетия раньше польской, и даже раньше английской! Но в Западной и Центральной Европе народные революции были следствием распада теократической власти католической церкви, который начался после Крестовых походов, а ускорился после открытия Колумбом американских континентов и становления испанской мировой торговли. Морская мировая торговля вызвала рост численности и влияния приморских городов, а завоз испанцами в Европу большого количества золота и драгоценных камней способствовал смене феодальной ренты с натурального оброка на денежный оброк, а в Англии – к окончательному переходу на арендное землепользование, на сдачу феодалами земли в аренду безземельным крестьянам. Это расшатало устои западноевропейского феодализма и привело католическую церковь к моральному и нравственному разложению, частным проявлением которого стала поощряемая папством торговля индульгенциями. Неудержимый упадок феодальной государственной власти в католических странах стал причиной протестантской Реформации и ответной Контрреформации католицизма. Протестантская Реформация и католическая Контррреформация столкнули Западную и Центральную Европу в пучину хаоса, Великих Смут и религиозных войн. Продолжающиеся десятилетиями кровопролитные и разрушительные потрясения переросли в целый ряд народных революций, которые создали народные этнические государства, способные постепенно восстанавливать устойчивость центральной государственной власти благодаря становлению, с одной стороны, сословно-классовых протестантских и, с другой стороны, сословных католических народных обществ. Именно протестантизм и подвергшийся контрреформации католицизм стали идеологическими основаниями для духовного и культурного самосознания этнических народов, которые возникали в Западной и Центральной Европе в это время.
Переносимые протестантизмом в города традиции родоплеменной общественной власти разрушили в протестантских государствах теократический дух средневекового католического мировоззрения, придали разработчикам философии протестантизма направление в сторону идеологического обоснования раннего христианского общинного взаимодействия и разделения обязанностей и становления классового политического самоуправления. Буржуазно-представительное самоуправление в протестантских городах развивалось, как основывающееся на этнических общинах со священством всех верующих, что было свойственно и языческим общинным отношениям. А для того, чтобы протестантская община была высокоорганизованной, способной вести жёсткую политическую борьбу с феодальной государственной властью и другими общинами за свои коллективные материальные интересы, стала возрождаться и культивироваться традиция родовой ответственности всех представителей рода за каждого своего члена, преобразуя католические семейные отношения в протестантские семейно-родовые отношения. На таких основаниях выстраивались и правовые отношения в протестантизме, включая отношения к собственности, морали и нравственности. Их развитие воспитывало жёсткий корпоративизм поведения всей городской общины, свойственный только родоплеменным отношениям.
Кризис западноевропейского средневекового феодализма и средневековой организации Римской церкви отчётливо проявился при протестантских Реформациях, – он подвёл католицизм к границе, за которой был крах папства. Чтобы выжить в качестве сословия носителей идеологического насилия хотя бы в самых крестьянских, с самыми глубокими традициями феодализма земледельческих государствах прежнего католического мира, священству папской католической церкви пришлось приспосабливаться к новой эпохе. Контрреформация как раз и стала рациональной реакцией католической церкви на буржуазную протестантскую Реформацию. Контрреформация была вынужденной. Её сторонники выразили намерение папской церкви любой ценой обеспечить выживание традиции теократической имперской власти через примирение католицизма с бюргерским самоуправлением в едином народном государстве, однако не отказываясь от стремления подчинить бюргерство идеалистическим феодальным традициям земледельческих общественных отношений.
В Московской же Руси великорусская народная революция стала следствием завоевания царём Иваном Грозным Казанского и Астраханского ханств, покорения Ермаком и присоединения к московскому государству Сибири. Эти исторические по своему значению события опрокинули народническую государственную власть и обрекли страну на Великую Смуту в отсутствии сколько-нибудь серьёзной поддержки идеям городской реформации православия. Нельзя сказать, что таких идей в Московской Руси не было. Наоборот. Они появлялись и имели страстных сторонников ещё в 15 веке. Но идеи реформации православия в интересах городских родоплеменных общественно-производственных отношений были слабо разработанными и серьёзно проявились лишь в двух городах огромной страны: в Новгороде Великом и в столице Москве. Эти идеи были прозваны русской православной церковью новгородско-московской ересью или ересью жидовствующих, и с одобрения нескольких соборов их носители подверглись преследованию и с помощью великокняжеской государственной власти жестоко наказаны, а многие казнены. Ещё проще закончилось противоборство православных церквей с идеями городского реформизма в других странах Восточной и Юго-восточной Европы, в том числе в древнерусских землях Речи Посполитой, где не было крупных хозяйственных и торговых городов.
Народная общественная духовность и культура в каждой стране вольно или невольно отображала то мировоззрение, которое направляло народную революцию и народную Реформацию. В частности, это проявлялось в народных сказках, которые показывали народное умозрение в самом наглядном виде. Сказки протестантских народов, например, являлись бюргерскими по форме и содержанию, они выражали именно бюргерское мировосприятие. В сказках же католических народов было сочетание мотивов городских ремесленных интересов и феодально-земледельческих отношений при полном подчинении первых последним. Тогда как русские народные сказки были удельно-крепостническими и сословно-земледельческими по существу мировосприятия, в них полностью отсутствовали среда городских цеховых корпораций и городской рационализм имущественных отношений.
Существование всякого народа определено религиозным идеалистическим мировоззрением, под духовным руководством которого происходила народная революция и народная Реформация. При отсутствии непосредственных материальных связей между множеством племён в разных землях государства, миллионы представителей государствообразующего этноса воспринимают своё особое единство лишь в идеальном мировосприятии, в сознании, определяющем их бытиё одним и тем же образом. Именно потому, что у народа “сознание определяет бытиё”, а не “бытиё определяет сознание”, воздействовать на мировосприятие народа, на его культуру через внешнее изменение бытия очень сложно. В бессознательном умозрении, в бессознательной памяти народа запечатлено то, что именно в определённом религиозном мировоззрении его предки, носители родоплеменного архетипа увидели единственный выход из Великой Смуты и коллективное этническое спасение. Как раз основополагающая связь самых глубоких бессознательных инстинктов, инстинктов этнического родового самосохранения, делает спасшее этнос мировоззрение духовной основой народного бытия, которую невозможно поменять в среде самих родоплеменных отношений. С этим и столкнулась царская власть народного государства Московская Русь, когда начала предпринимать попытки внедрять в стране городской образ жизни, городскую культуру западноевропейских народов ради спасения традиции государственной власти в складывающихся тяжелейших внешних обстоятельствах. Ей пришлось выбирать, какое же городское бытиё других христианских народов является наименее отторгаемым русским народным сознанием и позволит осуществить необходимые реформы для ускоренного развития городского производства.
Самым близким русскому народу и наиболее понятным русскому правящему классу было сословно-феодальное бытиё католических народов. За ним стояло лютеранское народное бытиё, так как лютеранство обосновывало развитие городского хозяйства и классовых имущественных отношений, но в пределах народного феодализма. И полностью неприемлемым являлось буржуазно-капиталистическое бытиё кальвинистских народов, – хотя важно заметить, именно к такому бытию тяготел царь Пётр Великий.
Постепенно крепнущее во второй половине 17-го века стремление царской власти навязать русскому народу западноевропейское городское бытиё, городскую культуру производственных отношений способствовало обособлению царского самодержавия от народа, неуклонному разрыву царизма с великорусским народным государством ради перехода к выстраиванию цезарианской государственной власти Российской империи. Этот разрыв проявлялся в постепенном оттеснении Земских соборов народных представителей на периферию государственных отношений, а затем и отказе царского самодержавия от созывов таких соборов, то есть отказе опираться на этнические традиции родоплеменной представительной общественной власти.