1. Буржуазно-демократическая революция в Советской России
1. Буржуазно-демократическая революция в Советской России
Поскольку в Советской России вера в коммунистический идеал социально справедливого общества среди наиболее образованных и квалифицированных слоёв русского городского населения пошатнулась, стала исчезать, постольку коммунистическая партия теряла способность воздействовать на развитие производственных отношений этих слоёв населения, а так же объединять их и сплачивать для противодействия либерализму и коммерческому интересу. С одной стороны, советский коммунистический режим в 60-х годах привёл страну к исчерпанию возможностей экстенсивного развития, и надо было переходить к интенсивному развитию, которое могло опираться только на самые образованные и высококвалифицированные слои горожан. А с другой стороны, он не в состоянии был идеологически и политически возглавить эти слои, предложить понятную и приемлемую им стратегию дальнейшего общественного и экономического развития. Данное противоречие было тем более серьёзным, что советский коммунистический режим выстроил всё образование, а в особенности высшее образование, на основе научно-диалектического мировосприятия. Воспитанные на таком мировосприятии самые образованные слои горожан признавали только ясные и логически убедительные ответы на вопросы о целеполагании развития страны, которых и не получали от коммунистической партии. Оказавшись не в силах разрешить это противоречие, коммунистический режим стал вырождаться в номенклатурный военно-чиновничий имперский режим необщественной государственной власти, не способный перейти к интенсивному развитию страны, а потому вынужденный продолжать использовать экстенсивные способы хозяйствования и управления.
После смещения Хрущёва опыты по политической демократизации и экономической либерализации прекратились. В стране восстанавливалось жёстко централизованное политическое и экономическое планирование, разрастались учреждения номенклатурного чиновничьего управления. Одним из следствий было углубление проблем с перепроизводством непрерывно расширяющегося списка индустриальных изделий на поточных индустриальных производствах, особенно в военно-промышленном комплексе. Чтобы ослабить нарастающий кризис государственного индустриального перепроизводства, партийное руководство Советской России втягивалось в политику военно-стратегической экспансии ради расширения сферы своего номенклатурного имперского военно-бюрократического влияния. К такому способу разрешения внутренних проблем его подталкивали и благоприятные внешние обстоятельства. Поражение США во вьетнамской войне, политическое поражение англосаксов внутри Соединённых Штатов после расового восстания негров в конце 60-х годов, глубокий кризис мирового рыночного перепроизводства и неустойчивость мировых финансов, появление ОПЕК и быстрый рост цен на нефть, отсутствие идеологии дальнейшего совершенствования национального общества надорвали американскую нацию. Таким образом, Советская Россия выиграла «холодную войну», объявленную ей устами Черчилля англосаксонским миром. Ибо она ускорила приближение идеологического кризиса американского национального общественного развития, которое происходило на основе англосаксонского ядра, как государствообразующего этноса США. США больше не могли развиваться на основаниях развития англосаксонских общественных отношений, англосаксонской общественной власти. Но они ещё могли развиваться политически, вырождаясь в чиновно-полицейскую, военно-бюрократическую полиэтническую и полирасовую империю на основе замены протестантского национального мировосприятия либеральным мировоззрением и превращаясь в мировой центр либерализма и коммерческого космополитизма, центр мировых олигархических интересов и обслуживания мирового правительства.
Победа в «холодной войне» создала благоприятные условия для наращивания военно-стратегической экспансии советской номенклатурно-коммунистической империи, которая с позиции коммунистической идеологии всё ещё продолжала отстаивать именно глобальные производственные интересы. Однако эта экспансия, расширяя сбыт советских индустриальных изделий в сферах имперского влияния, ничего не давала для наращивания капиталовложений в совершенствование внутреннего индустриального производства и для повышения уровня жизни занятых на индустриальном производстве русских горожан. Большинству стран, в которых укреплялось положение советского номенклатурного режима, нечем было расплачиваться за предоставляемые им индустриальные и иные товары, эти товары выдавались под долгосрочные льготные кредиты, полный возврат которых был заведомо неосуществим. К тому же и в самом Советском Союзе большинство союзных республик были дотационными, жили за счёт эксплуатации труда русского населения, занятого в промышленном и сельскохозяйственном производстве. Вследствие такой политики заработная плата в Советской России теряла связь с товарооборотом, и рубль перестал выполнять функцию универсального товара. Правительство удерживало уровень цен указующим планированием, и в стране накапливалась ничем не обеспеченная денежная масса. Деньги всё меньше зависели от качества и количества труда. Они перестали стимулировать труд, его производительность, из-за чего вызревал кризис производственных отношений, обуславливающий финансовый и экономический кризис. Иначе говоря, отрицающая рыночный капитализм Советская Россия в 70-е годы оказалась в том же положении, в котором очутилась кайзеровская Германия в начале 20 века.
В 70-е годы завершалось раскрестьянивание русской деревни и одновременно проявилось истощение дешёвых по добыче, наиболее близких и удобных для перевозки к промышленным предприятиям месторождений природного сырья. Правительственные же военно-бюрократические регламентационные подходы к промышленному развитию, к его планированию оставались экстенсивными, расчёт делался на продолжение привлечения общинного крестьянства на индустриальные предприятия в качестве малоквалифицированного пролетариата. Поскольку русская деревня больше не могла давать необходимого для продолжения экстенсивного индустриального развития пролетариата, постольку стали предприниматься попытки обеспечить вновь создаваемые предприятия трудовыми ресурсами из среды советских инородцев. Но попытки эти неизменно проваливались. Если и удавалось часть представителей этнических меньшинств как-то привлечь на промышленные предприятия, то оказывалось, что неславянские инородцы оказывались совершенно чуждыми индустриальным общественно-производственным отношениям, а особенно в южных республиках СССР, где была очень высокая рождаемость, где нарастала проблема огромного избытка крайне отсталого, в основном исламского по мировоззрению населения. Неславянские инородцы были настолько неприспособленными к сложному разделению труда, что предприятия, на которых они появлялись, становились нерентабельными, так как производительность труда на таких предприятиях и низкое качество даже простейших изделий не выдерживали никакой критики. Обсуждать же эту тему с позиции здравого смысла и экономической целесообразности не позволяли догмы тотально господствующей коммунистической идеологии.
Одновременно, а именно в 70-е годы, в обеих столицах Советской России и в ряде крупных индустриальных городов вырастало уже третье поколение русской городской молодёжи, деды которой участвовали в индустриализации страны в 30-е годы. Это поколение теряло даже те остатки традиционного крестьянского народно-патриотического мировидения, которые оказывали некоторое остаточное воздействие на поведение их отцов. Третье поколение русской городской молодёжи оказалось в очень сложном положении. Оно было вырвано из природных родоплеменных традиций общинных отношений, общинной борьбы за существование. А народное православное и народно-пролетарское коммунистическое сознание уже не объединяло их в народное общественное бытиё и не вовлекало в народные общественные отношения. Традиционная народная культура, этика и мораль становилась для них чем-то вроде музейного прошлого. Городского же, национального сознания и общественного бытия, русской национальной общественной культуры в стране не зарождалось. Ибо советский коммунистический режим рассматривал появление городского идеологического и политического самосознания, самоопределения образованных слоёв русских горожан, как прямую угрозу своему существованию, его спецслужбы всячески преследовали и карали разработчиков соответствующих взглядов. При отсутствии возможности развивать собственное, связанное с производственными интересами национальное общественное мировоззрение и объединяться вокруг него ради защиты общественно-производственных отношений, третье поколение русских горожан постепенно распадалось на отдельные индивидуумы, теряющее связь с социальными общественными отношениями как таковыми. Их освобождающееся от народного православного и коммунистического мировоззрения сознание заполнялось, заражалось либеральными воззрениями, которые распространялись находящимися за рубежом, в капиталистических странах, центрами пропаганды, главным образом посредством радио. Меры номенклатурного коммунистического режима по глушению предназначенных для либеральной пропаганды в России западных радиостанций только усиливали у образованных слоёв русских горожан влечение к содержанию передач, подрывающих доверие к советской государственной власти.
Распад народного общественного бытия среди новых поколений русских горожан и отсутствие в стране русского национального мировоззрения для становления русского национально-городского общественного бытия стали причиной, как роста индивидуалистических и потребительских настроений среди значительной части русского городского населения, так и его люмпенизации и ублюдизации. Прежде, за более чем тысячелетнюю историю крестьянской Руси ублюдизация русского населения была относительно незначительной и не имела серьёзных последствий. Во-первых, рождаемость в русских деревенских общинах была существенно выше, чем в городах, чему способствовало родоплеменное и православное религиозное сознание, а именно в городах в основном и происходило разрушительное для архетипического бессознательного умозрения смешение этносов и рас. Во-вторых, суровые условия существования в тяжёлых природно-климатических условиях Восточной Европы и Северной Азии создавали сложности для выживания ублюдизированным и потерявшим общинное архетипическое умозрение особям, а при социально-политических и экономических потрясениях, когда резко ухудшалось обеспечение смягчающими борьбу за существование средствами поддержания жизни, происходило их массовое отмирание. Но к началу 70-х годов 20 века положение дел резко изменилось. Рождаемость в русской деревне непрерывно падала все послевоенные десятилетия, и ко времени завершения раскрестьянивания она стала незначительной. В городах же вследствие успехов советской индустриализации образ жизни заметно менялся, превращался в относительно независимый от природы и климата. Русское сознание и номенклатурная военно-бюрократическая государственная власть оказались не готовыми к такому коренному изменению положения дел ни идеологически, ни политически, и ничем не сдерживаемая ублюдизация способствовала разложению производственной социальной этики и морали среди городских жителей. Она быстро создавала восприимчивую к потребительскому либерализму и коммерческому космополитизму среду в самых разных слоях населения. Упадок русского общественного сознания и ублюдизация среди партийно-государственной номенклатуры вызывали рост чиновничьего взяточничества и скрытого расхищения государственной собственности, порождали связи бюрократии с уголовным необщественным миром, с выразителями спекулятивно-коммерческих интересов, их совместное обогащение незаконной перепродажей дефицитных товаров, доступ к которым имела почти исключительно бюрократия.
Распад русских народных общественных отношений и ублюдизация создавали в Советской России пятую колону сторонников потребительских взглядов и либерализма в обстоятельствах, когда под воздействием глубокого финансово-экономического и социально-политического кризиса США постепенно превращались во всемирный центр идеологического либерализма, в центр посредничества в мировой торговле и финансовой спекуляции заёмными средствами капиталистических стран. До этого времени послевоенное (после Второй мировой войны) глобальное противоборство между Советской Россией и США было противоборством между русской народно-пролетарской коммунистической индустриальной державой с плановой экономикой, с одной стороны, и англосаксонской национальной индустриальной державой с рыночной капиталистической экономикой – с другой. С конца 70-х годов содержание противоречий между СССР и США изменялось коренным образом. Советская Россия становилась номенклатурной, военно-бюрократической советской коммунистической империей, в которой распадались русские народные отношения, но которая идеологически продолжала защищать интересы мирового индустриального производства. А в США распадались англосаксонские национальные общественные отношения, и главное капиталистическое государство преобразовывалось в американскую военно-бюрократическую империю, которую окончательно подчинили интересы коммерческого космополитического капитализма и обслуживающего данные интересы военно-промышленного комплекса. В США утверждалось господство мирового олигархического правительства, которое объединило средства и возможности всех капиталистических стран, наладило финансовую спекуляцию в третьем мире для получения средств на раскручивание нового витка гонки высокотехнологических вооружений. Вследствие таких изменений ужесточалось глобальное противоборство советской номенклатурной и американской космополитической империй, но уже обусловленное глубинным, определяющим мировую историю непримиримым противоборством производственных и коммерческих интересов. Это была уже не «холодная война», выигранная Советской Россией после поражения США во Вьетнаме и англосаксов внутри страны, когда те оказались неспособными подавить революцию негров. Нет. Это было уже очередное обострение длящейся тысячелетия метафизической войны сущностных начал, которая собственно и обусловила самобытное развитие европейской цивилизации. Поскольку противостоять господству коммерческих интересов могут только мировоззренческие общественные отношения, к тому же гонка высокотехнологических вооружений могла опираться в новых обстоятельствах в России только при переходе к интенсивному развитию, только на производственные отношения средних имущественных слоёв горожан. Постольку в этом противоборстве Советского Союза и США номенклатурная советская империя стала разрушаться внутренними противоречиями.
Партийное руководство СССР вынуждалось искать способы преобразования экономики, чтобы выдержать новую гонку вооружений, и в начале 80-х годов предприняло попытки поднять значение городского общественного сознания через городскую демократизацию государственных отношений, через чистки коррумпированного номенклатурного чиновничества, но при сохранении правящего положения коммунистической партии и советской государственной власти. Советских руководителей подстёгивал к этому решительный поворот вдохновлённых либерализмом правящих кругов США от концепции выстраивания национальной Сверхдержавы к цели превращения страны в глобальную империю, защищающую либеральное мировоззрение и мировые коммерческие интересы, – поворот, который совершился при президенте Рейгане. Переход в Советской России к невнятной политике Перестройки, которая была объявлена новым руководителем советского государства Горбачёвым, к политике гласности обсуждения проблем и раскрепощения рыночного товарно-денежного обмена, стал неизбежным. В обстоятельствах исчерпания средств и способов экстенсивного развития альтернативы политике Перестройки у советского партийного руководства больше не было.
Однако переход к философски никак не подготовленной политике Перестройки сразу обнажил, что в стране упадок русского народного общественного бытия, русских народно-патриотических традиций, народно-патриотической культуры, этики и морали, а русские городские общественные отношения, их идеологическое мировоззрение отсутствуют. В идейной борьбе за сознание образованных слоёв русских горожан, как основных носителей предрасположенности к интенсивному развитию, неуклонно набирало влияние ясное мировоззрение гуманитарного либерализма. Его проповедники, не скрывая, что их поддерживают масонские и финансовые учреждения мирового олигархического и американского правительств, наращивали критику советского планового хозяйствования, играли на потребительских запросах городского населения обещаниями быстрого подъёма уровня жизни при переходе к рыночной экономике с господством частной собственности. Они убеждали растерянные население страны и номенклатуру встать на путь либеральных реформ.
Руководство коммунистической партии оказалось не способным организовать номенклатуру на ведение идейной борьбы против либерального реформизма, и в то же время не смогло и не хотело опираться на отмирающий пролетариат. Горбачёв и его сторонники невнятно рассуждали о социал-демократии, как цели реформирования компартии, тем самым лишний раз подтверждая, что сами не понимают происходящего в стране и причин, по которым социал-демократия в своё время была вытеснена из политики в России коммунистическим ленинизмом. Это показывало непреодолимую, углубляющуюся слабость номенклатурной советской государственной власти и то, что у этой власти нет будущего. Советская номенклатура больше не имела мировоззренческой убеждённости, моральных, политических сил и дальше подавлять, как местные традиции родоплеменных отношений этнических меньшинств, так и бессознательное родоплеменное умозрение образованных слоёв русских горожан. Растущее возбуждение бессознательного родоплеменного умозрения населения Советского Союза и населения восточноевропейских стран, входящих в советский блок в рамках Варшавского Договора и СЭВ, расшатывало советскую государственную власть. Выборы в Верховный Совет СССР в 1989 году стали верхней точкой политики Перестройки, дальше которой реформировать советскую власть было невозможно. Они впервые за семь десятилетий проходили на основаниях свободного волеизъявления населения Советского Союза, и в Верховный Совет попала небольшая группа депутатов из среды городской интеллигенции, которая повела борьбу с политической системой государственных отношений с позиции либерального мировидения. Либералы выдвинулы собственных, революционно настроенных лидеров и собственную программу борьбы за свержение устройства советской государственной власти посредством создания своего центра власти, осознанно увлекая Советскую Россию к двоевластию. Это стало началом буржуазной революции в Советской России. Буржуазная революция в царской России в 1917 году потерпела исторический провал, ибо её поддержало абсолютное меньшинство населения, главным образом в двух столицах. Ту буржуазную революцию раздавила народно-патриотическая контрреволюция. Но буржуазная революция в Советской России, начатая в 1989 году, стала успешной, привела к распаду Советского Союза и всей советской империи.
Перестройка и крах Советского Союза, его невероятно быстрый распад в начале 90-х, указали на прогрессивность демократических преобразований в России, которые сокрушили феодальную традицию государственной власти в русской истории. Однако важно подчеркнуть следующее. Как раз то, что демократизация коммунистического режима, Перестройка обрушила империю в состояние успешной буржуазно-демократической революции, доказывает самым бесспорным, самым недвусмысленным образом народно-патриотическую контрреволюционность захвата власти большевиками в октябре 1917-го года. Надо понимать диалектическую прогрессивность той коллективистской социологизации русского, – и не только русского, – народного сознания, которую методами политической диктатуры пролетариата проводил режим коммунистической Реформации. Коммунистическая социологизация русского народного сознания только и позволила России превратиться за короткий исторический срок из крестьянской страны с господствующим средневековым мировоззрением в мощнейшую военно-промышленную державу планеты, в которой преобладало городское население с городскими интересами. Тем самым она подготовила страну к новой, на этот раз необратимой буржуазно-демократической революции.
Вызванные февральской буржуазно-демократической революцией 1917 года непрерывные политические потрясения отразили то, что Россия того времени была не готова перейти от народных общественных отношений к становлению городского национального капиталистического общества. И в обстоятельствах осени 1917-го года захват власти большевиками породил действительно Великую социальную революцию. Ибо большевики совершили революционно решительное уничтожение старой системы традиционных феодальных государственных отношений и принялись за создание новой системы, которая отвечала требованиям эпохи индустриального производства, – системы социал-феодальной государственной власти на основе коммунистической мировоззренческой Реформации православного народного сознания, приемлемой подавляющему большинству русского народа. Выстраиваемая большевиками народно-представительная власть советской диктатуры пролетариата в некоторых чертах была значительно более прогрессивной, чем представительный буржуазный парламентаризм, так как целенаправленно воспитывала производственные отношения всего населения страны, как наилучшим образом соответствующие требованиям ускоренного развития индустриальных производительных сил. Для организации соответствующего экономического взаимодействия всех регионов огромной страны она создавала управляемую правительством крупнейшую в мире народно-хозяйственную монополию, способную ставить и осуществлять долгосрочные цели экономического, социально-политического и военно-стратегического развития с самым действенным использованием имеющихся в стране средств и возможностей.
Большевистский переворот 1917 года был народно-патриотической контрреволюцией, направленной против рыночной буржуазно-капиталистической системы экономических и социально-политических отношений. Но для того времени Ленин, большевики совершили исторически прогрессивную социальную революцию, которая спасла государство от краха, неизмеримо ускорила развитие, как советского государства, так и стран остального мира, всей индустриальной промышленной цивилизации. И она же создала предпосылки для отрицания русского народа городской коммунистической Реформацией, всеохватным раскрестьяниванием народного бытия и сознания, подготавливая его к буржуазно-демократической революции, революции городских интересов собственности.
Распад Советского Союза после начала буржуазно-демократической революции в Советской России конца 80-х, начала 90-х годов, угроза распада и самой России доказали, что представления о возникновении многоэтнической общности, называемой коммунистическим режимом советским народом, были заблуждением. Возбуждение бессознательного архетипического мировосприятия населения СССР вело к тому, что в обстоятельствах разложения военно-бюрократического имперского управления и русского народного бытия всё население стало объединяться, организовываться по этническим признакам. Иначе говоря, мотивы поведения населения Советского Союза стали определяться традициями бессознательного родоплеменного архетипического умозрения, на основании которых начали выстраиваться новые виды, уже этнической, государственной и(или) общественной власти. Положение русских при этом повсеместно было самым тяжёлым. Ибо переживающие исчезновение философского мировоззрения русские горожане теряли способность к этническому единению на основаниях народно-патриотического сознания или родоплеменного умозрения, будучи не готовыми к городскому национальному самосознанию и бытию, и у них не возникало собственной этнической государственной власти. В таких обстоятельствах в собственно России усиливалась пропаганда идеологического либерализма и зарождалась представительная власть, настолько слабая, что она никак не влияла на раскрепощающийся рыночный товарообмен, который волной стихийного бедствия захлестнул страну.
Господствующее положение в России стали приобретать те группы населения, которые были организованы на родоплеменной или иной этнической основе и имели выраженные склонности к организованному грабежу и коммерческому спекулятивному интересу, были чужды индустриальным социально-производственным отношениям и интересам. Именно у них через рыночный товарообмен стали накапливаться денежные средства, превращаемые в капитал, ими скупалась или захватывалась становящаяся ничейной огромная собственность прежнего советского социал-феодального государства. Эти группы, так или иначе, проникали в представительные собрания, приняли самое деятельное участие в создании представительными собраниями исполнительных учреждений, как в центре, так и на местах. Для беспрепятственного захвата бывшей государственной собственности они развязали в России самый настоящий террор, жертвами которого в первую очередь стало русское городское население. Хотя большинство в собраниях представительной власти пыталось сопротивляться растущему стремлению либералов узаконить подчинение страны интересам коммерческого капитализма, и это большинство намеревалось навязать Верховному Совету, как высшему органу представительной власти, характер всевластного народно-представительного собрания. Однако выразители коммерческих интересов, проникая во вновь создаваемые исполнительные учреждения правительства, которые вынуждены было искать прямые связи с наиболее влиятельными силами на рынке, в октябре 1993 года осуществили кровопролитный политический переворот и установили свою диктатуру. Данное историческое событие было отражением окончательного поражения русского народного общества, как стержня, как главной опоры государственной власти страны. Оно показало, что на основе русского народного умозрения больше нельзя создать в России государственную власть, способную противостоять интересам коммерческого космополитизма. С этого времени русский народ вступил на путь исторического умирания, он перестал быть субъектом истории страны, превратился в объект управления со стороны мировых коммерческих интересов, мирового олигархического правительства и его представителей внутри страны, неважно, сознающих, что они являются представителями мирового олигархического правительства, или нет.
Режим диктатуры выразителей коммерческого интереса, который установился после кровопролитных событий октября 1993 года, навязал стране собственную конституцию. Он конституционно разделил представительное самоуправление на законодательную и исполнительную ветви власти. При этом исповедующая либерализм исполнительная власть меньшинства выразителей спекулятивно-коммерческих интересов была поставлена над избираемой законодательной властью, в существенно большей мере отражающей широкие настроения населения, и началось всяческое расширение численности и произвола чиновно-полицейских учреждений исполнительной власти. Либеральная исполнительная власть видела единственную возможность укрепления своего политического влияния в самом быстром превращении советской государственной собственности в частную собственность и в появлении групп владельцев крупных капиталов и собственности. И она встала на путь ускоренного расхищения собственности чуждой общественным и производственным интересам асоциальной бюрократией, а так же поощрения разнузданной, связанной с уголовным миром коммерческой спекуляции, в том числе крупной ростовщической спекуляции сметными и заёмными иностранными финансами через тесно связанные с бюрократией банки. Участники производственных отношений, а именно подавляющее большинство русских горожан, оказались отчуждёнными от интересов чиновников исполнительной власти режима, от расхищения собственности и от наращивания частных капиталов. Деморализованные распадом народных общественных отношений и отсутствием политических сил, которые бы идеологически выражали их интересы, они превратились в изгоев в созданной трудом, жертвами и героизмом их отцов и дедов стране. Над ними нагло издевались, их травили в скупленных спекулянтами и ростовщиками средствах массовой информации асоциальные журналисты, в большинстве своём инородцы или типы, не имеющие архетипического умозрения, по существу человеческой природы являющиеся выродками. Борьба режима с русскими участниками производственных отношений вела к тому, что в Россию хлынули из южных регионов и зарубежных стран самые отсталые, дикие, сохранившие родоплеменные отношения этносы, разбоем, убийствами, грабежами, работорговлей, торговлей наркотиками принимая участие в расхищении и захвате советской госсобственности. В стране набирала обороты новая Великая Смута. Упадок производства за короткий срок был катастрофическим, а выдающиеся научные достижения и изобретения за бесценок продавались на Запад. Страна за несколько лет из второй индустриальной Сверхдержавы мира превратилась в сырьевой придаток главных промышленных государств Запада и Востока. Ибо крупнейших ростовщиков, спекулянтов и повязанных с ними общими сделками бюрократов, становящихся господствующими в России олигархами, интересовали из сферы производства только предприятия, которые занимались добычей и переправкой за рубеж ценного на мировых рынках сырья, то есть те отрасли производства, что не нуждались в развитых производственных отношениях, в социальном общественном взаимодействии. Огромные кредиты западных финансовых учреждений, получаемые под залог запасов углеводородного и иного сырья России, тут же расхищались, становились основой баснословных состояний скоробогатеев, большинство из которых были инородцами, чуждыми интересам промышленного производства как такового.
Нищета и нужда ширились именно в промышленных городах и в русских деревнях. В ответ в них росло возбуждение бессознательного умозрения русских горожан и крестьян, и это стало причиной быстрого поворота связанного с производственными интересами населения от отрицания коммунистического режима к поддержке той коммунистической партии, которая воссоздавалась частью бывшей советской номенклатуры для ведения политической борьбы с исполнительной властью режима диктатуры коммерческого космополитизма. Обновлённая коммунистическая партия России вскоре превратилась в самую большую и самую организованную партию, которая сумела на выборах в законодательное собрание обеспечить себе большинство мест в Государственной Думе, и принялась создавать народно-патриотический союз для борьбы с исповедующим либерализм режимом. Однако она опиралась в основном на старшие поколения с пролетарским и крестьянским народным мировидением и не смогла предложить никакой стратегии, исповедуя только тактику отрицания того, что происходило в стране. Это была партия вчерашнего дня. Даже тогда, когда она имела явное политическое преимущество в середине 90-х годов, она не смела бороться до конца за всю полноту власти, то есть за исполнительную власть. Её руководство боялось взять на себя ответственность за страну, ибо сознавало, что не знает, что же делать дальше, какие цели поставить. Этой партии было удобно оставаться в оппозиции. И такое положение дел было отражением состояния отмирания русского народного общественного бытия, которое способно было лишь находиться в оппозиции к либеральному режиму. Наивысшей точкой влияния парламентской компартии России стала вторая половина 1998 года, а именно время после дефолта в августе того года, то есть после отказа правительства режима диктатуры коммерческого космополитизма от своих внутренних и внешних финансовых обязательств. Финансовый хаос, паника среди либералов создали благоприятную обстановку для свержения режима. Но как раз в такой обстановке парламентские коммунисты не посмели свергать режим. Наоборот, они по сути поддержали режим выразителей диктатуры коммерческого интереса призывами к населению отказаться от революционных настроений и соответствующих мер решения внутренних противоречий. Они оказались партией, которая боится социальной революции, не видит в ней смысла. Участием в создании правительства преодоления последствий дефолта они способствовали преобразованию либерального режима диктатуры коммерческого космополитизма в режим либерального патриотизма, режим узаконенного примирения крупных спекулянтов и ростовщиков с идеей народного патриотизма в таком её понимании, при котором народно-патриотический идеализм отвечал их интересам спасения и сохранения огромных состояний и частной собственности.
Именно после дефолта владельцы крупных коммерческих капиталов убедились, что народный патриотизм им больше не опасен, что его можно даже использовать для обоснования укрепления чиновно-полицейского и имперского, необщественного содержания исполнительной власти, наилучшим образом обслуживающей их интересы. Поддерживая представления о народном патриотизме, опираясь на традиции управления советского коммунистического режима и на средневековое православие, владельцы крупных коммерческих капиталов стали без труда и препятствий добиваться всего, что им было нужно. Выдвинутый ими новый президент России, близкий к силовым учреждениям чиновник В. Путин открыто провозгласил курс на примирение либерализма и патриотизма, а потому был с надеждой на улучшение условий отмирающего существования для русского народа поддержан народной средой страны. Но именно при нём не было принято ни одного закона, ущемляющего интересы владельцев крупных спекулятивных капиталов, и принимались все законы, создающие условия для самого быстрого наращивания таких капиталов. С каждым годом число олигархов и размеры их состояний росли, как на дрожжах, а исполнительная власть постепенно превращалась в имперский чиновно-полицейский режим защиты и продвижения интересов владельцев крупных коммерческих капиталов. При этом слово русский исчезло из словарного запаса, как президента, так и аппарата чиновно-полицейского управления, представленного в законодательном собрании чиновничьей партии власти. Подобного произвола олигархов и пренебрежения высокопоставленными чиновниками самосознанием государствообразующего народа не было ни в одной буржуазной революции прошлого. Иначе говоря, распад общественного бытия русского народа достиг такого уровня, когда русский народ окончательно потерял волю и желание бороться не только за общественно-государственную власть, но даже за своё самосознание, что само по себе говорит о приближении его духовной и исторической смерти.