4. Русский большевизм

4. Русский большевизм

В 19 веке в Российской империи окончательно сложились, обросли идеологиями и превратились в политические два непримиримых противоречия русских общественных отношений. В начале двадцатого века к ним добавились ещё два непримиримых противоречия. И все они требовали разрешения. Во весь рост вставал вопрос о том, кто сможет их разрешать. Самодержавная царская власть оказывалась неспособной ответить на данный вопрос.

Первым из непримиримых противоречий, которые приобретало особую остроту во второй половине 19 веке с возникновением многочисленных слоёв разночинцев и началом индустриализации, было противоречие между рациональным атеизмом сознания русских горожан и средневековым православным иррационализмом умозрения русского народного крестьянства. Православный иррационализм умозрения крестьян был причиной иррационализма их поведения, в том числе анархизма, вспышек бунтарских настроений общинной толпы, объединяемой при выражении совместного возмущения первобытными бессознательными побуждениями родоплеменных отношений. Тогда как в основании поведения образованных слоёв русских горожан лежали рациональные представления об атеизме и диалектическом материализме, которые развивались сначала дворянством, а затем разночинцами и укоренялись в русской литературе и городской культуре. Непримиримое противоречие между сознанием русских горожан и крестьян определяло непримиримость противоречия между бытиём города и деревни. Сознание русских горожан постоянно изменялось развитием городских экономических отношений и западноевропейскими веяниями в философии и культуре, что было особенно заметным в столице империи, а сознание русских крестьян оставалось застойным, и это обстоятельство непрерывно усиливало данное противоречие, делало его всеохватным. Одним из следствий его усиления стал раскол движения народников в 1879 году, когда по причине пореформенного становления городского коммерческого капитализма, – которое в России происходило под влиянием капиталистических держав Западной Европы, – стала складываться русская прослойка буржуазии, начала развиваться русская буржуазная культура и в стране постепенно укоренялись новые городские отношения собственности.

В своём большинстве народники 70-х годов девятнадцатого века оказались сторонниками субъективного метода в социологии, и как таковые они выделились в организацию «Народная воля». В основе их идеологических воззрений были отталкивающиеся от православных мифологических описаний истории Древнего мира народные представления об иррациональности исторического общественного развития. Иррационализм христианского крестьянского сознания находил выражение в теориях народников об определяющем влиянии на ход истории героических, «критически мыслящих» личностей, в их числе евангелического Христа, а так же в концепциях о некапиталистическом врастании России в социализм по причине «коммунистических инстинктов» русских крестьянских общин. Теории об определяющем влиянии на ход истории героических личностей строились на том положении, что именно герои своими действиями создают временные социальные связи в народной толпе, пассивной по своей сущности, но склонной к внезапным вспышкам коллективного возмущения. «Нет дыма без огня», и разработчики теорий «героев и толпы» отражали следующее свойство народного поведения. Социальные связи между замкнутыми крестьянскими общинами народа, который в условиях ухудшения жизни и обстоятельств переживает бессознательное возбуждение традиций родоплеменных отношений, как инстинктивного способа мобилизации коллективного взаимодействия для борьбы за выживание, возникают под влиянием ярких и самоотверженных, поднимающихся над общинными отношениями личностей, готовых и способных воздействовать на христианское сознание народной среды. Но эти социальные связи являются неустойчивыми, вторичными по отношению к местным, родоплеменным связям внутри общин. Все крестьянские восстания в истории показывают, что крестьянство вовлекалось в восстания несогласованно и объединялось вокруг героических личностей, следуя не разуму, а бессознательным побуждениям. Когда же героические личности гибли или теряли способность вдохновлять крестьян на единство действий, местнические общинные интересы, то есть обусловленные традициями родоплеменных отношений интересы, оказывались для крестьян важнее всего, являлись причиной разброда и шатаний среди восставших и чаще всего приводили к поражению восстаний.

Теории о героях и толпе обосновывали первичность героических действий в сравнении с пропагандой, и, в конечном счёте, они побуждали отдавать предпочтение тактике индивидуального террора. Согласно главным идеологам народовольцев, после неудачи «хождения в народ» именно террор против приспешников самодержавия, которым вменялась в вину ответственность за беспросветную кабалу крестьян, десятилетия расплачивающихся за освобождение от крепостной зависимости, должен был разбудить крестьянскую массу и поднять её на революцию. А растущее влияние при царе Александре Третьем западноевропейских идей социализма привело к постепенному преобразованию революционной организации «Народная воля» в политическую партию социал-революционеров или эсеров. Эта партия провозгласила своей целью террористическую борьбу за народный русский социализм, выстраиваемый на основе деревенских коллективных общинных хозяйств, в которых все имеют равные права на общую собственность. ( Уже после Великой социалистической революции 1917 года такие коллективные общинные хозяйства народного социализма, в которых должны сохраняться, как традиции родоплеменных представлений о справедливости, этике и морали, так и традиции народного общественного сознания, но уже без христианского феодального мировоззрения, были созданы большевиками и сокращённо названы колхозами.)

Против народовольцев выступили их прежние товарищи по организации «Земля и воля», которые стали отходить от народного иррационализма к городскому рационализму и пытались отыскать некие разумные объяснения происходящему в России, обнаружить логические причинно-следственные связи в ходе событий. Они стояли на философской позиции, что в природе и общественном развитии необходимость господствует над случайностью, а потому вызревание революции имеет объективные причины. Неудачу «хождения в народ» они объясняли незнанием объективных закономерностей общественного развития, следствием чего стало неправильное применение средств пропаганды и человеческих усилий. По складу мышления это были люди с естественнонаучным мировосприятием, которое развивалось в самодержавной России под воздействием развития западноевропейских городских производственных отношений, а в их политических выводах сказывалось влияние философии русского диалектического материализма. Возглавленные Плехановым, они стали распространять в России марксизм, который находил среди русских разночинцев больше понимания, чем в самой прусской Германии, где диалектический материализм оставался кабинетным, чуждым лютеранскому народному сознанию прусских бюргеров. Именно родство философии марксизма с диалектическим материализмом русского, как дворянского, так и разночинского мировосприятия сделало марксизм популярным среди образованных слоёв русских горожан, ищущих новое, атеистическое мировоззрение взамен народному православию. На основополагающих выводах марксизма происходило развитие не только идеологии русской социал-демократии. Марксизм повлиял и на формирование социально-политических воззрений главных идеологов партии русской дворянско-разночинской интеллигенции – партии конституционных демократов или кадетов.

Вторым непримиримым противоречием общественных отношений в России 19 века явилось противоречие между сторонниками либерального реформизма и последователями традиции революционного демократизма. На этом противоречии зародился русский городской дуализм мировосприятия, который создал благодатную почву для прорастания в ней зёрен идей лютеранского городского манихейства. Русское манихейство изначально развивалось в обстоятельствах отказа от лютеранского мистического иррационализма в пользу русского дворянского диалектического материализма, а потому вырывалось из религиозной области в чисто рациональную. Вовлекаемое в острое идеологическое противоборство сторонников либерального реформизма и последователей традиции революционного демократизма, оно придало данному противоборству всеохватное мировоззренческое значение, заставляя рассматривать его, как противоборство полярных противоположностей, то есть абсолютного зла с абсолютным добром. Под влиянием манихейства каждая из противоборствующих сторон стала относиться к противной стороне не столько как к идеологическому противнику, сколько как к вселенскому метафизическому врагу, с которым не может быть никаких компромиссов, которого надо беспощадно подавлять и искоренять. В этом проявилось существенное отличие русского городского мировосприятия от западноевропейского, а в особенности от англосаксонского. В Западной Европе идеологии либерализма и демократизма развивались на основаниях развития городских интересов получения рыночной прибыли, они использовались для нужд политической борьбы за влияние на власть и отражали противоречивое сосуществование производственных и коммерческих интересов, когда производство не могло обойтись без коммерции, а коммерция без производства. В России же идеологическая борьба либеральных реформаторов и революционных демократов, на которой выстраивалась их политическая борьба, предшествовала развитию рыночных интересов городской капиталистической собственности, то есть коммерческих и производственных интересов, обуславливала и направляла это развитие. Поскольку в эту идеологическую борьбу проникли идеи городского манихейства, постольку сторонники каждой идеологии стремились к установлению всеохватного политического господства с позиции борьбы вселенского добра с вселенским злом. Политическая победа одной из сторон вела к созданию посредством власти условий для полного господства того интереса, который стал первопричиной возникновения её идеологического мировосприятия. Русское манихейство поэтому явилось причиной тотальной непримиримости коммерческого и производственного капиталистических интересов, превращая выразителей этих интересов в непримиримых врагов.

Указанные два основополагающих и непримиримых противоречия русского общественного развития окончательно сложились в Российской империи в последней трети 19 века. В начале 20 века к ним добавились ещё два вызванных индустриализацией антагонистических противоречия, воздействие которых на ход событий непрерывно возрастало.

Во-первых, таковым стало противоречие между русским народом и другими этносами империи, которое устойчиво обострялось с индустриализацией экономики. Причина была в следующем обстоятельстве. Чтобы индустриальное производство развивалось, в стране должна была существовать возможность выстраивать индустриальные производственные отношения на определённой социальной культуре поведения сотен и тысяч рабочих и служащих, то есть на такой социальной культуре взаимодействия и разделения труда, которая являлась несоразмерно более сложной, чем была общинная культура поведения крестьян в деревне. Иначе говоря, для становления промышленных производственных отношений нужно было, по крайней мере, настолько развитое народное общественное сознание, что народные общинные земледельческие отношения стало бы возможным преобразовывать в городские социальные отношения, в отношения индустриального взаимодействия и разделения труда. Жизнь показывала, что распад на рынке труда общинных связей русских крестьян был неполным, и именно остающиеся у крестьян бессознательные представления о русском народном обществе определяли существо русских городских общественно-производственных отношений. За столетия после Народной революции исторический опыт подчинения сохраняемых в деревне традиций родоплеменных общественных отношений народным и государственным отношениям Российской империи укоренился на уровне бессознательного мировосприятия среди большинства представителей русского народа. Что и позволяло использовать русское народное мировосприятие пролетариата, то есть первого поколения крестьян для осуществления городской индустриализации.

Благодаря историческому воздействию собственных государственных отношений на народные отношения, которое ярко выражалось в русских народных сказках, и возникали русские городские социальные связи, которые позволяли осуществлять развитие индустриального производства в Российской империи посредством государственной власти. Однако поскольку такое производство развивалось в основном трудом недавних русских крестьян и разночинской народной интеллигенции, постольку заводы, фабрики, иные предприятия создавались из цепочек разнообразных отделов управления и цехов, в которых складывались подобные общинным, довольно замкнутые, коллективные по духу, православные по трудовой этике производственные отношения. Состоящее из цепочек звеньев цехов и служб индустриальное производство по существу опиралось на традиции крестьянских общинных отношений, как бы перенесённых в условия города, и объединяемых в городе народным мировосприятием. В каждом звене господствовала общинная уравниловка, и такое производство тяжело воспринимало нововведения, переоборудование, оно было экстенсивным и малопроизводительным. Это обуславливало, как пределы роста производительности труда и скорости изготовления продукции, так и высокую себестоимость производимой индустриальной продукции, снижать которую удавалось единственно низкой оплатой труда.

В обстоятельствах проведения в России второй волны либеральных реформ к началу 20 века из-за широкого притока западноевропейских индустриальных товаров создались крайне неблагоприятные условия для выживания отечественного индустриального производства, не способного к рыночной конкуренции по причине низкой культуры социально-производственных отношений. С этого времени требования к социальной культуре поведения участников производственных отношений стали устойчиво повышаться. Чтобы происходило свободное выстраивание межцеховых производственных связей, необходимых для углубления и усложнения индустриального производства, для роста производительности труда, помимо рынка труда потребовалось народно-политическое самоуправление, отталкивающееся от традиций народно-представительных собраний. Только такое самоуправление обеспечивало воспитание и развитие в среде крестьянских общин народного социально-политического взаимодействия, а в городе – подчинение бессознательного общинного поведения участников промышленного производства более сложному заводскому коллективному сознанию, а заводского коллективного сознания народному производственному сознанию. Без становления народно-представительного самоуправления в стране нельзя было добиваться усложнения специализации труда и роста его производительности, углубления разделения труда всех участников индустриальных производственных отношений. Иначе говоря, только народно-политическое самоуправление создавало предпосылки для роста общественного производства, конкурентоспособности товарной продукции и на этой основе подъёма уровня жизни рабочих и служащих в городе, а наёмных батраков и подёнщиков в деревне. Без народно-патриотической контрреволюции дальнейшее развитие индустриального и иного рыночного производства в России в стране стало невозможным.

Русская буржуазная революция 1905 года вынудила имперское бюрократическое самодержавие издать манифест 1906 года об учреждении Государственной Думы наподобие западноевропейского буржуазного парламента с всеобщим и пропорциональным избирательным правом. А ответная народно-патриотическая контрреволюция позволила царской власти урезать права Государственной Думы, лишить её основных черт буржуазного парламента преобразованием в сословно-представительное законодательное собрание русского народа, наследующего русским народно-представительным соборам 17 века. Даже этого оказалось достаточно, чтобы началось быстрое усложнение социально-политического взаимодействия среди русских слоёв горожан и крестьян, и оно явилось необходимой предпосылкой для подъёма индустриального капиталистического производства, который наблюдался с 1909 года и набирал размах даже в обстоятельствах, созданных либеральными реформами и господством спекулятивно-коммерческого капитализма. Однако после восстановления народно-представительной ветви власти царская власть больше не могла оставаться бюрократической и над общественной, она принуждалась Государственной Думой превращаться в русскую народную царскую власть, которая была имперской постольку, поскольку русский народ осознавал себя имперским народом. Тем самым царская власть и русский народ противопоставили себя остальным этносам империи в условиях разложения чиновно-полицейских способов имперского управления, что вынуждало этнические окраины искать способы выстраивания новых отношений с царским самодержавием.

Наиболее развитые лютеранские народы западных провинций и польский народ с ростом возбуждения в их среде этнических традиций родоплеменных общественных отношений добивались прав на создание собственного народно-представительного самоуправления внутри Российской империи. В отсутствии своей монархической власти их народно-представительные собрания попадали в зависимость от местной аристократии. Аристократия же стремилась придать местному самоуправлению народно-республиканский характер с растущей независимостью от царского правительства. Царскому самодержавию пришлось идти на соответствующие политические уступки, ибо только так в западных христианских провинциях удалось наладить местное капиталистическое производство при господстве интересов общероссийского спекулятивно-коммерческого капитализма и временно ослабить накал этнического недовольства.

Подобное развитие событий не было свойственным исключительно Российской империи явлением. Австро-венгерская имперская монархия гораздо раньше начала переживать схожие преобразования в направлении федерализации страны. Но в Российской империи помимо западных христианских провинций были ещё и огромные восточные провинции с чудовищно отсталыми этносами, многие из которых находились по укладу жизни и мировосприятию на уровне чуждых осёдлости и земледелию первобытнообщинных отношений. Не способные на народно-представительное самоуправление, они управлялись имперской бюрократической администрацией на основаниях права силы. В этих провинциях немыслимо было никакое самостоятельное капиталистическое, тем более, промышленное развитие. Поэтому проблемы восточных окраин обострялись неприятием отсталыми этническими сообществами поворота царской власти к капиталистическим преобразованиям в экономике и ослаблением бюрократического содержания имперского управления на местах. Местные вожди с нехристианским мировосприятием готовы были служить ставящему себя над общественными интересами феодально-бюрократическому самодержавию Российской империи, но не подотчётной Государственной Думе царской власти православного русского народа.

Получалось так, что христианские феодально-бюрократические империи могли развивать индустриальное промышленное производство лишь в тех землях, где допускалась растущая республиканская автономность местного народного самоуправления. А автономность самоуправления способствовала появлению рациональных идеалов национального не монотеистического общества и подъёму волны мелкобуржуазного политического национализма местных этносов. Поэтому возрастала неравномерность экономического, политического, культурного развития разных земель, что подрывало внутриполитическую и экономическую устойчивость империй. Это противоречие никак не разрешалось внутри феодально-бюрократических империй, а потому вело их к распаду на этнические государства.

Вторым противоречием, которое нарастало в Российской империи с начала 20 века, было противоречие между интересами пролетариата и слоя индустриальных рабочих, являющихся таковыми во втором поколении и отрывающихся от традиций крестьянского народного сознания, заражающихся городским мелкобуржуазным мировосприятием. Данное противоречие отчётливо обозначилось уже в 1903 году, на втором, организационном съезде РСДРП, когда русские социал-демократы раскололись на противоборствующие течения большевиков и меньшевиков. Сущность данного раскола проявилась при обсуждении вопроса, кого считать главным союзником социал-демократической партии индустриальных рабочих. В Российской империи того времени индустриальные рабочие были незначительным меньшинством среди общего населения страны, и выбор главного политического союзника являлся для молодой партии ключевым, определяющим программные положения, стратегию и тактику её политической борьбы.

В.Ленин настаивал, чтобы партия сделала упор на том, что она является партией пролетариата, то есть первого поколения вытесненных в город и вовлечённых в индустриальное производство крестьян. А главным союзником она должна объявить близкое пролетариату по умозрению многочисленное народное крестьянство. Согласно его выводам, в этом союзе организованное своей политической партией пролетарское меньшинство способно подчинить дезорганизованное крестьянское большинство, тем самым обеспечить партии безусловную политическую победу в борьбе за власть. Врагом такого союза он считал городскую буржуазию и дворянство.

Г.Плеханов выступил с противоположной точки зрения. Главным союзником партии рабочих он считал индустриальных служащих и обуржуазившиеся средние слои горожан, которые при необходимости могут даже возглавить такой союз. Крестьяне же виделись ему страшно отсталой, движимой феодальными пережитками силой, которую партия в союзе с мелкой и средней городской буржуазией должна политически отстранить от какого-либо воздействия на власть.

Поскольку самыми многочисленными среди индустриальных рабочих в России того времени были пролетарии, большинство представителей рабочих на съезде поддержали Ленина, образовав вокруг его идеологических воззрений большевистское течение в русской социал-демократии. А выступающие в поддержку взглядов Плеханова члены партии оказались в меньшинстве и стали, таким образом, меньшевиками.

По сути дела Плеханов догматично отстаивал становление в России такого социал-демократического движения, которое следовало бы за внутренним идейно-политическим развитием немецкой социал-демократической партии прусской Германии. Он стремился привязать русскую социал-демократию ко Второму интернационалу, созданному социал-демократами Германии, которые осуществляли в нём идейное и политическое руководство. В немецкой же социал-демократической партии с конца девятнадцатого столетия нарастали требования ревизионизма марксизма, открытого пересмотра учения Маркса о роли пролетариата в борьбе за социалистический общественный идеал, о переходе партии на принципы демократических социально-политических отношений, ведущих к представлениям о приоритете национальных экономических интересов над общечеловеческими.

Какие же причины заставляли идеологов немецких социал-демократов пересматривать классический марксизм и тем самым влиять на русский меньшевизм?

Прусская империя три последних десятилетия девятнадцатого века переживала направляемую военно-бюрократической государственной властью всеохватную индустриализацию страны, которая превращала её во вторую после США индустриальную державу мира и сопровождалась неуклонным раскрестьяниванием всех немецких земель. Социал-демократическая партия Германии появилась в самом начале этой индустриализации, и первое время она стремилась политически объединить подавляющее большинство наёмных рабочих, каковыми являлись перебирающиеся в индустриальные города крестьяне. Поиск идеологии, которая была бы приемлемой настроениям крестьян, становящихся в городах индустриальным пролетариатом, заставлял её первых вождей и идеологов обратиться к учению Маркса и Энгельса. Однако уже в 90-е годы в Прусской империи стал проявляться новый значительный слой молодых горожан, которые родились и выросли в среде пролетариата, но отчуждались от него. Традиции крестьянского общинного мировосприятия, которые сохранялись у пролетариата, слабо проявлялись в их поведении, ибо их образ жизни и опыт борьбы за существование существенно отличались от того, который в своей юности приобрели их родители. Даже протестантская лютеранская этика и мораль северных земель Прусской империи была общинной, не говоря уже о землях католического юга страны. А в условиях жизни в пролетарских кварталах крупных индустриальных городов рвались всякие общинные отношения. Поэтому выросшая в таких кварталах молодёжь не воспринимала традиционную лютеранскую и католическую этику и мораль народных обществ германских земель в качестве основы своего поведения. Объединение в молодёжные стаи происходило в этих кварталах не на основе устойчивых родственных и земляческих общинных связей, а на основе возникающих общих интересов в текущей тяжёлой борьбе за получение средств жизнеобеспечения.

Чтобы политически объединить эти молодые поколения наёмных рабочих с непролетарским отношением к жизни социально-производственным мировосприятием, надо было пересмотреть пролетарский марксизм. Марксизм ставил целью замену народного общественного мировоззрения новым мировоззрением, опирающимся на народное общественное сознание, на заложенные в народном мировоззрении родоплеменные представления о справедливости. Новые поколения горожан индустриальных городов, которые отрывались и от народного мировоззрения и от общинных традиций взаимодействия, в которых сохранялись родоплеменные представления о справедливости, слабо воспринимали подобные цели. При напряжённом поиске самых выгодных рабочих мест на рынке труда всей страны у них наблюдался упадок общественного сознания как такового. Их больше заботили желания устроиться и добиться личного или семейного благополучия в условиях давно сложившихся традиций городских отношений собственности. Пересмотр марксизма идеологами германской социал-демократической партии отразил именно эти настроения молодых поколений немцев. Новые вожди социал-демократической партии поставили вопросы политической тактической борьбы за текущие интересы рабочих выше вопросов о стратегических общественных целях своего движения. Именно отказ от общественных идеалов отличал их идеологические построения от учения Маркса и Энгельса. Клич Бернштейна: «Конечная цель – ничто, движение – всё!» – стал их новым символом веры.

В основе коммунистического учения Маркса и Энгельса были тысячелетние мечты вовлечённого в цивилизационные государственные отношения человечества о восстановлении «золотого века» господства справедливых по своей сути родоплеменных отношений. Отказываясь бороться за коммунистический идеал справедливого общества, новые вожди немецкой социал-демократии провозгласили борьбу за социальную справедливость внутри существующего феодального военно-бюрократического государства посредством использования имперского законодательного собрания страны. Они сделали упор на воспитании политического самосознания и единения непролетарских рабочих во время борьбы за депутатские места в представительном собрании Прусской империи, объясняя необходимость такого самосознания и единения тем, что таким образом удастся добиваться принятия законов, обеспечивающих наилучшую защиту их материальных интересов при городских капиталистических отношениях собственности. Так возникал политический класс немецких рабочих с социал-демократическим классовым умозрением, разрывающим связи как с земляческим народным, так и с пролетарским умозрением. Своим союзником в предстоящей буржуазной революции он предполагал уже мелкую буржуазию, а не народное крестьянство.

Для обновлённой на основах ревизионизма социал-демократической партии Германии становились чуждыми пролетарские мировоззренческие представления о мировых пролетарских интересах, о мировых коммунистических общественных идеалах, которые были причиной появления Второго социалистического интернационала. Она сосредотачивались на устойчивости развития германского промышленного капиталистического производства, видя в таком развитии главное условие повышения уровня благосостояния немецкого рабочего класса. И подобную же социал-демократическую партию хотели создавать Плеханов и его сторонники в России. Теоретический и политический пересмотр пролетарского марксизма в социал-демократическом движении шёл необратимо, так как в Германии непрерывно возрастала численность рабочих, которые были во втором или уже в третьем поколении горожанами, а приток крестьян в индустриальные города сокращался вследствие уменьшения численности тех, кто был занят в земледелии. Из-за ускоренного раскрестьянивания Прусской империи Второй социалистический интернационал за несколько лет накануне Первой Мировой войны из революционно пролетарского преобразился в социал-шовинистический. Идеологический и политический поворот убеждённых марксистов: Каутского в Германии, Плеханова в России и многих других во всех европейских, и не только европейских, странах, – к социал-шовинизму указывал на изменение самого существа понимания марксизма в социал-демократическом и социалистическом движении.

Осознав необратимость отхода немецкой социал-демократии от пролетарского марксизма, В.Ленин пошёл на решительный разрыв с социал-демократическим движением как таковым. Создавая с 1912 года большевистскую партию, он поставил цель превратить русский большевизм в новое мировое пролетарское движение, на этот раз руководимое из России. Идеологическое обоснование русского большевизма и коммунистического общественного идеала ему пришлось разрабатывать, исходя из необходимости разрешения главных непримиримых противоречий Российской империи, что наложило особый, русский отпечаток на марксизм в ленинской интерпретации. Поскольку эти противоречия были непримиримыми, постольку их, согласно выводам Ленина, мог разрешать только режим диктатуры, который опирался бы на интересы пролетариата, на пролетарское и крестьянское народное умозрение.

Непримиримое противоречие между рациональным атеизмом горожан и православным иррационализмом крестьянства преодолевалось в его идеологических работах решительным подавлением режимом атеистической диктатуры пролетариата православного мировоззрения при одновременном перенесении в город, при навязывании городу крестьянских традиций православной общинной этики и морали. Эллинистической идеалистической философии православия при этом противопоставлялась обогащённая трудами Энгельса русская дворянско-разночинская философия диалектического материализма. Таким путём достигалось сближение умозрения города и деревни.

Антагонизм между либеральным реформизмом и революционным демократизмом рассматривался Лениным с точки зрения решительного наследника духа революционного демократизма. Он продолжил и углубил традиционное русское представление о борьбе либерального реформизма и революционного демократизма, как о манихейской борьбе двух вселенских начал, абсолютного зла и абсолютного добра. Мировой капитализм был им теоретически определён в виде только либерального капитализма, который тогда господствовал в экономике России, а потому изначально объявлялся абсолютным злом. Пролетариату же он приписал сущностную тягу к революционному демократизму, вследствие чего наделил его правом выступать знаменосцем вселенского абсолютного добра. Взятое из Зороастризма манихейское положение о жестокой вселенской борьбе Добра и Зла, в которую вовлечён каждый человек, и о конечной победе Добра в решающей апокалипсической битве со Злом было распространено им на отношения двух миров: мира сторонников русского коммунизма и мира приверженцев мирового капитализма.

Противоречия между этносами Российской империи, стоящими на совершенно разных ступенях развития, предполагалось им разрешать посредством формального предоставления каждой «нации» права на самоопределение с последующей федерализацией автономных этнических образований в едином имперском государстве диктатуры пролетариата. Положение о союзе автономных этнических образований умозрительно распространялось на весь мир коммунистического будущего. В таком будущем, по Ленину, начнётся отмирание государственной власти и появление общечеловеческого коммунистического братства народов, то есть народных индустриальных обществ с единой, не то первобытной, как у Энгельса, не то православной этикой и моралью. Неважно, понимал это сам Ленин или нет, но, по сути, становление общечеловеческого коммунистического будущего предполагало вначале постепенное расширение русской имперской диктатуры пролетариата на весь земной шар, чему и был призван служить Третий, коммунистический, интернационал или Коминтерн.

И наконец, противоречие между народным пролетариатом и тяготеющим к буржуазному демократизму и городскому капитализму рабочим классом должно было разрешиться решительным уничтожением всех сил, выступающих против большевистской диктатуры пролетариата в самой России, и подчинением любых рабочих движений в других странах внешней политике режима такой диктатуры. Иначе говоря, рождающимся в городах большевистской империи поколениям молодёжи запрещалось превращаться в рабочий и любой другой политический класс, способный политически выступить против народного умозрения пролетариата.