2. Великая социалистическая революция в России

2. Великая социалистическая революция в России

К началу 20-го века развитие индустриального производства стало полностью определять глобальную политику. Оно достигло такого уровня, при котором правительства капиталистических держав для удержания социально-политической устойчивости внутренних государственных отношений должны были всё действеннее участвовать в создании наилучших условий для сбыта товарной продукции своих производителей во всех странах мира. Им пришлось расширять помощь своим индустриальным производителям, обеспечивать им самую разную, в том числе военную защиту при продажах, как потребительских товаров, так и средств производства. Особенно явно и откровенно это проявлялось при кризисах перепроизводства, когда связанные с интересами промышленности многочисленные слои горожан поддерживали на выборах всех ступеней власти лишь политические силы, которые требовали решительных правительственных мер в борьбе со спадами производства, с растущей безработицей, с падением доходов трудящихся и ростом цен на потребительские товары. Уже не только коммерческий капитал стал мировым, но и промышленный капитал начал вывозиться в менее развитые и отсталые государства, чтобы использовать дешёвое сырьё и низкооплачиваемую местную рабочую силу для изготовления потребительских товаров, не требующих особых знаний, навыков и высокого уровня социальной культуры производственных отношений.

Главной особенностью вывоза промышленного капитала являлось то, что капиталовложения, которые делались в колониях и в других странах, исключали там местное развитие средств производства, то есть технологических орудий труда и соответствующих научно-технических знаний. Промышленные державы закрепляли за собой преимущество создания средств производства и развития необходимых для этого науки, фундаментальных исследований, изобретательских знаний и умений, особых профессиональных навыков. Вывозимый из промышленных держав капитал для капиталовложений в производство товарной продукции в колониях и в других странах возвращался обратно на закупку средств производства, способствуя непрерывному, как постепенному, эволюционному, так и скачкообразному, революционному совершенствованию средств производства только в этих державах. Ибо совершенствование средств производства было единственным способом преодоления кризисов перепроизводства. Тем самым остальной мир привязывался к их промышленному развитию в качестве дочернего производителя сырья, полуфабрикатов, простых потребительских товаров.

Идеалистический строй создавался, как строй многополярного мира, каждый полюс которого представлял собой субконтинентальную удельно-крепостническую, в той или иной мере самостоятельную цивилизацию с собственным идеалистическим мировоззрением, с собственной идеалистической культурой. Но к концу девятнадцатого столетия многополярный мир стал разрушаться. Он стал разрушаться и метафизически, поскольку начал непрерывно углубляться кризис выражающих интересы земледельческих отношений идеалистических философий и мировоззрений, в первую очередь христианских, что образно выразил Ницше, объявив: «Бог умер!» А так же физически, что отразилось в появлении представлений о мировом рынке товаров и капиталов и требующемся для управления им мировом правительстве, – оно, по существу, и возникло при выработке правил превращения золотого стандарта в единую мировую меру стоимости, в мировые деньги. С того времени начался исторический переход поделивших мир индустриальных капиталистических держав и феодально-бюрократических империй к политике длительной и кровавой борьбы между собой за передел мира. А конечная цель данной борьбы заключалась в том, что последний победитель в ней будет выстраивать однополярный мир под собственные производственные интересы, только у него сосредоточатся необходимые условия для непрерывного развития средств производства. Говоря иначе, на исходе девятнадцатого века обозначилось начало длительного переходного периода отмирания многополярного идеалистического строя и нарождения предпосылок к становлению нового исторического строя на основе однополярного промышленного цивилизационного мировидения. Первыми его проявлениями стали войны капиталистических и феодально-бюрократических индустриальных держав, которые развязывались уже за передел мира. Причины же и следствия Первой Мировой войны стали самым серьёзным доказательством упадка многополярного цивилизационного развития, первой ступенью ожесточённой борьбы всех промышленных держав, одних с другими, за однополярный мир промышленной цивилизации. Сущностью это борьбы стало уничтожение конкурентов по производству средств производства, чтобы в конечном итоге возник только один центр управления мировым научным, технологическим, изобретательским развитием промышленных орудий войны и труда, центр управления мировой экономикой. Только такой центр должен выводить мировую экономику из кризисов перепроизводства через прорыв к новым научно-технологическим средствам производства и товарным изделиям.

Первая Мировая война вызрела из неразрешимых противоречий между двумя блоками промышленных держав Европы, из противоречий, которые подталкивались коммерческими олигархическими интересами получения на всём, в том числе на войнах, торговой и ссудной, ростовщической спекулятивной прибыли. Один блок, Антанту, создали две самые развитые капиталистические державы того времени, Англия и Франция. Никакая другая промышленная держава не могла сравниться с ними по вывозу из своей страны коммерческого и промышленного капитала. Промышленные предприниматели, коммерческие банки, торговые компании Англии и Франции осуществляли в завоеванных колониях на других континентах, в других странах крупнейшие капиталовложения в выращивание сельскохозяйственного и в добычу природного сырья, в предприятия по первичной переработке этого сырья на местах. Ими строились портовые и железнодорожные сооружения, необходимые для доставки колониальных товаров и сырья в метрополию и в другие государства, создавалась широкая сеть мировой и местной торговой и банковской деятельности. Внутренние рынки двух этих держав прочнейшими связями привязывались к рынкам в колониях, и их внутреннее индустриальное производство уже не могло обходиться без сбыта значительной доли продукции в колониях и в других государствах, без вывоза промышленного и коммерческого капитала. За короткий срок в Англии и Франции сложился значительный слой рантье, то есть имеющих право голоса и образованных горожан, живущих на проценты от вывозимого капитала. Однако вывоз огромного капитала и появление значительного слоя политически активных и влиятельных рантье, в первую очередь в столицах, в метрополиях, имел пагубные последствия для промышленного производства. Рантье выпадали из производственных отношений, у них развивалась склонность к потребительскому существованию, а наличие значительных нетрудовых доходов при избытке досуга подталкивало их к поиску всевозможных развлечений, чувственных удовольствий, что способствовало появлению их собственной культуры, культуры утончённого потребительского и асоциального индивидуализма. Они постепенно превращались в составную часть необщественного сословия сволочи, а по своим укореняющимся эгоистическим побуждениям тяготели к либеральному мировоззрению, к коммерческому интересу спекулятивной торговли капиталом, на дивиденды от которой они жили. Политически они сближались с олигархией и аристократией, оказывая им поддержку во внутренней политической борьбе. Поэтому в двух указанных державах обозначился упадок производственных отношений и городского национально-общественного сознания, который вёл к прекращению развития индустриального производства. И в то же время именно в Англии впервые проявились разрозненные стремления превратить страну в мировой центр научных исследований и технических изобретений, чтобы посредством них управлять развитием мирового индустриального производства. Но эти стремления в самой Англии так и не получили широкого распространения.

Второй блок, который противостоял Англии и Франции, составили Прусская и Австро-венгерская феодально-бюрократические империи. К нему тяготела и Савойская феодально-бюрократическая империя, то есть Италия. На основе феодально-бюрократического управления развитием индустриального капитализма в этих империях, а особенно в лютеранских землях прусской Германии и в землях северной Италии, происходило значительное наращивание индустриального производства. Германия, к примеру, превращалась в самую могущественную индустриальную державу Европы. Но в начале двадцатого века Италия, Германия и Австро-Венгрия переживали первый собственный кризис индустриального перепроизводства, и феодальная бюрократия стремилась выйти из него усилением регламентирования всех сторон хозяйственной и социально-политической жизни в своих странах. Однако усиление регламентирования ничего не давало, оно не повышало конкурентоспособность товарной продукции в сравнении с товарной продукцией капиталистических держав, не помогало её сбыту на мировых рынках, и кризис продолжал углубляться, отражаясь в первую очередь на доходах квалифицированных рабочих, служащих и так или иначе связанных с обслуживанием производства слоёв народной интеллигенции. Среди вовлечённых в индустриальные производственные отношения многочисленных горожан нарастало возбуждение бессознательных традиций родоплеменных общественных отношений, направленное против существующей государственной власти, против всевозможных привилегий феодальной бюрократии. Ослабить недовольство могли только экономические и социально-политические реформы, целью которых должно было стать существенное расширение рыночной самостоятельности предприятий по поиску собственных резервов преодоления кризиса перепроизводства. А такая самостоятельность предполагала расширение и политических свобод, свобод на поиск необходимой информации и наёмных работников, то есть существенное ослабление феодально-бюрократического регламентирования всех сторон жизни населения. Стремление найти поддержку со стороны населения государственной власти в условиях ухудшения условий существования и роста массового недовольства участников производственных отношений подталкивало думающую часть высшей бюрократии усилить значение народно-представительного парламента, опираясь на который проводить необходимые реформы. В Италии соответствующая политика, которую осуществлял премьер-министр Джолитти, привела к резкому усилению значения и активности в народном парламенте связанной с интересами коммерции либеральной, а так же рабочей социалистической оппозиции, вследствие чего реформы феодально-бюрократических государственных отношений переросли в буржуазно-демократическую революцию, нацеленную на уничтожение всякого феодально-бюрократического регламентирования, против феодально-бюрократической государственной власти вообще. Королевская власть удержалась только потому, что король и его ближайшее окружение согласились на буржуазно-конституционное ограничение своих полномочий со стороны парламента.

В Германии и в Австро-Венгрии феодальная бюрократия была значительно сплочённей, чем в Италии, в них несоразмерно существеннее влияли на власть военные круги. Поэтому путь преодоления кризиса перепроизводства и роста возбуждения родоплеменных традиций общественных отношений населения виделся правящим имперским кругам военных и бюрократии Германии и Австро-Венгрии в расширении территории своих империй и в приобретении новых имперских колоний для сбыта продукции индустриального производства, в получении из завоёванных земель дешёвого сырья. Такой путь означал военный передел пространств мирового влияния, непосредственное военное столкновение с другими, отсталыми феодально-бюрократическими империями, такими, как Россия, и с передовыми капиталистическими колониальными державами, то есть с Англией и Францией.

Россия оказалась в новых исторических обстоятельствах самым слабым конкурентом других держав из числа переживающих индустриализацию и становление промышленного капитализма.

В начале двадцатого века в самодержавной России правительство проводило либеральные реформы, и страна поневоле вступила на путь рыночной капиталистической индустриализации. Но рыночная индустриализация происходила в основном не за счёт собственного, внутреннего промышленного капитала, который был незначительным. Правительство всячески привлекло западноевропейский, то есть французский и английский, промышленный капитал для создания нескольких индустриальных центров в европейской части империи, главным образом, в столицах. Такой капитал приходил, как колониальный, использующий дешёвую местную рабочую силу со слаборазвитыми городскими производственными отношениями. Он вкладывался в предприятия по добыче и переработке сырья, а так же в заводы по изготовлению конечной товарной продукции на основе закупок средств производства в той державе, откуда приходили капиталовложения. По существу вопроса такие капиталовложения непрерывно увеличивали зависимость страны от внешних источников промышленного капитала, отнимали у неё надежду вырваться из долговой кабалы и, навечно привязывая к дающей капиталовложения державе, то есть превращали Россию в колонию, лишали возможностей вести борьбу за собственное видение грядущего однополярного мира. Но они множили русскую среду участников производственных отношений, у которой складывались свои экономические и социально-политические интересы.

Хотя подавляющим большинством среди участников производственных отношений тех капиталистических индустриальных центров, которые создавались в России, оказывался пролетариат. Однако для инженерного и управленческого обслуживания местных производств нужен был средний имущественный слой горожан, и он создавался и воспитывался на англо-французской и немецкой городской культуре и состоял в основном из русских. Это привело к зарождению смутных, теоретически не разработанных представлений о русском национально-патриотическом общественном сознании, примиряющем западноевропейский городской национализм и российский имперский народный патриотизм. Малочисленные средние имущественные слои русских участников индустриализации были идеологическими и политическими путаниками, а потому не смогли создать сплочённую политическую организацию. Вследствие отсутствия собственной философии и практики политической борьбы за свои интересы они не понимали действительности, какой та была в стране. В значительной части они тяготели к меньшевикам, которые предлагали воспользоваться историческим опытом использования немцев лютеран для осуществлений Преобразований Петра Великого и воплощать в феодально-бюрократической России более подходящую ей германскую имперскую социал-демократическую политику. Но такая политика была рассчитана на поддержку рабочего класса, каковой в России ещё не сложился, и на философию лютеранского кальвинизма, которой обосновывался немецкий ревизионизм марксизма, а такая философия не прижилась на русской почве, отторгалась собственно русской городской материалистической диалектической культурой.

Индустриальные предприятия в России создавались из расчёта привлечения на них первого поколения перебирающихся в город русских общинных крестьян, то есть пролетариата с низкой культурой рационального городского мировосприятия. В основе же поведения и умозрения пролетариата было средневековое православие с библейским народным идеалом общественных отношений, иррациональное и общинно земледельческое в своей сущности, – оно не позволяло создавать сложные городские социальные связи и политические отношения, без которых были немыслимыми и сложные производственные отношения. К тому же и иностранные капиталисты не были заинтересоваными массово воспитывать в России квалифицированных рабочих, вкладывать средства в развитие повышающей производительность труда инфраструктуры. С одной стороны, следствием такой индустриализации стала наивысшая в мире концентрация производства. Так, в 1914 году на предприятиях свыше 500 человек было занято 56,6% всех рабочих страны. А число крупных синдикатов и картелей в России к тому времени уже перевалило за две сотни. Но с другой стороны, такая концентрация производства была возможной именно потому, что на производстве работал малоквалифицированный пролетариат с низкой производительностью труда, а иностранные предприниматели не заботились о повышении профессиональных навыков своих работников. Большие предприятия разбивались на цеха с замкнутыми производственными отношениями, то есть как бы на малые предприятия, в которых производственные отношения строились на традициях крестьянских общинных отношений с общинным разделением обязанностей и общинной круговой порукой. Поэтому экономическая и социальная, духовная среда, в которой бы шло быстрое формирование русского рабочего класса, не появлялась. Новое поколение горожан, рождённое и подрастающее среди пролетариата, отчуждалось от общинного умозрения, но оказывалось ещё склонным к экономическим требованиям в тех обстоятельствах, когда за русский пролетариат взялись сторонники ленинского большевизма.

Ленинский большевизм возник на основаниях марксизма и политических идей русского народного социализма для выражения интересов русского индустриального пролетариата и части рождённой среди пролетариата молодёжи. Он отразил особые, примиряющие город и деревню требования к нацеленному на индустриализацию страны реформационному идеологическому мировоззрению, необходимому для разрешения главных противоречий российской действительности. Мировоззрение это должно было нести в себе как традиционную народную и иррациональную идеалистическую идею коллективного спасения на основе христианской этики и морали, так и рациональное, научное обоснование не монотеистического идеала индустриального социалистического общества. Относительно малочисленное пролетарское движение в России могло стать борющимся за власть политическим движением, если бы смогло подчинить себе крестьянское большинство страны. Этого оно могло добиться лишь в том случае, если бы получило именно такую, мировоззренческую политическую идеологию, идеологию рациональной городской Реформации традиционного народно-крестьянского иррационального монотеизма, примиряющую интересы занятых на производстве горожан и крестьянского населения России. Разработанный главным образом Лениным политический большевизм, который появился и развивался вследствие политической борьбы за влияние в среде русского пролетариата, и стал такой мировоззренческой идеологией.

Ленинский большевизм оказался единственным политическим течением России, которое выступало в защиту интересов самостоятельного, не колониального индустриального развития страны, предлагая для воплощения данной цели осуществить замену основополагающего мировоззрения государственной власти и русского народа. Ход развития событий показывал, иного способа коренного усиления государственной власти и спасения империи не было. Феодально-бюрократический режим царского самодержавия окончательно разлагался либеральными реформами и господством спекулятивно-коммерческих интересов, растущим влиянием семей олигархов на правительство и поголовным взяточничеством чиновников, стражей порядка. Особенно очевидным это стало накануне и во время Первой Мировой войны. Подкупая чиновников, правительственных бюрократов, олигархи под прикрытием требований о коммерческой тайне наживались не только на спекуляциях при посреднических сделках, на снабжении армии внутри страны. Одновременно они через посреднические фирмы продавали немецкому Генштабу важные сведения о положении дел в стране, о состоянии экономики, военного производства, а в первые годы войны через Персию и другие нейтральные страны обеспечивали врага стратегическим сырьём, продовольствием, которого не хватало русской армии. Для них главным был спекулятивный посреднический навар на сделках и, неважно, с кем эти сделки совершались и какой ценой для России. Попытки же отдельных военных и прокуроров препятствовать им наталкивались на прямую поддержку олигархам со стороны бюрократии и самой царской семьи. И это имело место тогда, когда миллионы русских крестьян и рабочих призывались в армию и гибли на фронтах России, продавались в счёт правительственных долгов союзникам, отправлялись во Францию. Моральная слабость царизма, его неспособность и нежелание управляться с произволом коммерческих спекулянтов вела к тому, что в стране повсеместно росло возбуждение традиций родоплеменных отношений, направленное против самодержавной государственной власти, – и среди русских, и среди инородцев. Через два с половиной года войны возбуждение традиций родоплеменных отношений в среде русского пролетариата ряда заводов столицы вызвало в феврале 1917 года взрыв массового недовольства рабочих, который был подхвачен политическими оппозиционными движениями и возглавлен буржуазными и мелкобуржуазными политическими партиями. Так разразилась буржуазно-демократическая революция, которая свергла царскую феодально-бюрократическую государственную власть. Однако вскоре оказалось, что представления о городских капиталистических преобразованиях поддерживали лишь в двух столицах, в Москве и Петрограде. А потому при широком избирательном праве в крестьянской стране никак не удавалось преобразовать народно-представительную власть Государственной Думы в буржуазно-представительную власть. Почти 90% избирателей голосовало за левые, социалистические партии. Все социалистические партии выступали с позиции революционного демократизма против либерализма, за политическое господство коренных интересов участников производственных отношений. При этом влиятельная партия социал-революционеров или эсеров боролась за власть в интересах крестьянства, то есть участников сельских производственных отношений, наиболее целеустремлённо защищая идеал народного крестьянского социализма. Меньшевики выражали представления о городском социалистическом идеале общественных отношений с политическим господством рабочего класса, требуя отчуждения крестьянства от влияния на власть, полного подавления его интересов интересами социальных слоёв индустриального города. А большевики ставили задачу подчинить крестьянство марксистскому пролетарскому идеалу социалистического общества. Вследствие такой расстановки политических сил становился возможным тактический, временный политический союз большевиков с эсерами при растущем враждебном неприятии теми и другими меньшевиков, и этот союз оказывался способным бороться за всю полноту власти со всеми буржуазно-капиталистическими партиями и силами их поддержки. Но большевики были единственным движением среди левых партий, которое готово было спасти имперские государственные отношения через революционную мировоззренческую Реформацию идеологического насилия государственной власти, каковым до этого почти тысячелетие выступало православие. А потому они идеологически и политически являлись сильнее более многочисленной партии эсеров. В конечном итоге они подавили эсеров, избавились от необходимости строить с ними коалицию и принялись воплощать свою программную задачу выстраивания диктатуры пролетариата.

После февральской буржуазно-демократической революции ленинский большевизм постепенно набрал политическое влияние за счёт идеологической цели частично разрешить, частично примирить антагонистические противоречия, которые изнутри, как ржа железо, подтачивали и разрушали империю, ослабить их остроту посредством революционной Реформации государственного идеологического насилия. То есть, посредством создания нового, общеимперского идеологического насилия на основе разработанного Лениным коммунистического мировоззрения, способного учитывать максимально широкий круг экономических интересов внутри страны при безусловном учёте внешнеполитических обстоятельств бурного общемирового становления рациональной промышленной цивилизации.

Политическая сила партии русского пролетариата была в том, что огромная крестьянская страна могла десятилетия осуществлять индустриализацию и урбанизацию за счёт раскрестьянивания, обеспечивая наибольшую численность именно пролетариата в составе городского населения. В условиях поднятой буржуазно-демократической революцией волны внимания к представлениям о городской демократии, необходимой для обеспечения компромиссов между разными группами экономических и политических интересов, для сохранения социально-политической устойчивости государственной жизни, русский пролетариат мог требовать господствующего влияния на власть как своего закономерного политического права. И русский пролетариат потянулся к большевикам, которые призывали его к борьбе за установление такого своего политического господства. Большевизм смог выразить настроения значительной части занятых на индустриальном производстве пролетариев и добиться политического воплощения в жизнь своих требований выведения страны из общегосударственного кризиса через социалистическую революцию, которая отражала настроения народного, с культурой общинной собственности пролетарского сознания.

Большевики предложили вырвать Россию из мировой капиталистической экономики и посредством всеохватного социалистического планирования, осуществляемого режимом диктатуры коммунистической партии пролетариата, обеспечить внутри страны защиту хозяйственного развития от мировых рыночных кризисов перепроизводства и от колонизации капиталистическими индустриальными державами. Социалистическое планирование по существу вопроса представляло собой существенное усовершенствование регламентации экономической и социально-политической жизни, которую прежде осуществляла абсолютистская феодально-бюрократическая государственная власть, – оно означало превращение такой регламентации в тотальную, всеохватную и всепроникающую. Как феодально-бюрократическое регламентирование, так и социалистическое планирование было следствием народного феодального мировосприятия и представлений об общинной крестьянской собственности, отражающих глубинные традиции бессознательного родоплеменного умозрения, бессознательных родоплеменных отношений собственности. Социалистическое планирование было возможным постольку, поскольку непосредственно опиралось на народные общественные отношения и на традиции родоплеменного умозрения государствообразующего этноса. Иначе говоря, в России оно стало возможным потому, что большевикам в стране удалось установить политическое господство русского крестьянства и пролетариата.

Для воплощения в жизнь теоретических представлений о социалистическом планировании понадобилось создавать соответствующий такой задаче чиновничий аппарат государственного управления, то есть номенклатурную социал-феодальную бюрократию и производить огосударствление этой бюрократией всей собственности страны. Поэтому большевики, сами того не сознавая, создавали в России тот же способ управления, который складывался в Германии после буржуазной революции 1848 года, но на существенно более целостном мировоззренческом и реформаторском политическом основании, что придало ему мировое историческое звучание и значение.

Большевистская социальная революция, которая стала народно-патриотическим контрреволюционным ответом на русскую буржуазно-демократическую революцию февраля 1917 года, способствовала тому, что с этого времени по всей Евразии традиционный феодализм либо рушился, либо перестраивался в те или иные виды народно-патриотического феодализма. Она вызвала выделение из социалистических и социал-демократических партий Западной Европы, как становящихся партиями мелкобуржуазного рабочего класса, коммунистических партий пролетариата. Это стало началом выхода социалистических и социал-демократических партий из кризиса, они наконец-то могли престать партиями именно рабочего класса, открыто противоборствующими с коммунистическими пролетарскими партиями подобно тому, как в России противоборствовали меньшевики с большевиками. Ленинский большевизм и Великая социалистическая революция в России породили мировое коммунистическое движение по нескольким причинам. С одной стороны, они отразили идейные и политические интересы пролетарской среды в наиболее развитых промышленных государствах, где продолжалось раскрестьянивание государствообразующих этносов вплоть до шестидесятых годов двадцатого столетия и одновременно нарастало вовлечение в пролетариат иммигрантов из слаборазвитых стран с довлеющими феодальными пережитками. Пролетарской среде промышленных государств Запада мировое коммунистическое движение помогало организоваться в политические партии для защиты своих материальных и моральных интересов, когда социалистические и социал-демократические партии стали отражать интересы, главным образом, рабочей аристократии, высококвалифицированных рабочих и служащих производства. С другой стороны, коммунистическое движение дало надежду многим колониальным, феодально-крестьянским странам осуществить собственную индустриализацию после восстановления или обретения государственной независимости. Тем самым, оно подтолкнуло в них народно-патриотическую борьбу за независимость, приобрёло авторитет главного защитника всякой традиции государственности, её права на самобытное и не колониальное развитие в эпоху становления глобального господства коммерческого капитализма и европейской промышленной цивилизации.

Главным политическим врагом государственнического большевизма, а затем коммунизма оказался средний имущественный слой горожан с его требованиями рационального буржуазно-общественного устройства государственной власти, преобразования государственной власти в национально-общественную государственную власть. Но политический поворот к становлению национально-общественной власти в то время неизбежно взорвал бы Российскую империю изнутри, подобно тому, как он развалил Австро-Венгерскую империю. Он привёл бы к гибели традицию русской государственности, как государственности имперской, которая унаследовала духовную традицию византийской империи. Разваливающаяся на множество государств Россия потеряла бы способность самостоятельной интеграции в промышленную цивилизацию и, в лучшем случае, превратилась бы в колониальный придаток западноевропейской духовной цивилизационной традиции. Больше того, гибель российской империи привела бы к разрушению всех сложившихся за два столетия балансов интересов в Евразии, уничтожила бы барьер перед давлением на промышленную цивилизацию азиатского средневекового и дофеодального варварства.

Большевизм предложил восстановить русскую государственность на основаниях принципиально усовершенствованного и осовремененного имперского идеологического насилия, а именно, на марксистско-ленинском политическом мировоззрении, которое утвердило интересы народно-феодального почвеннического мировосприятия в городе через установление компромиссной для города и деревни социал-феодальной диктатуры пролетариата. Благодаря идеологическому насилию, которое позволяло жёстко контролировать раскрестьянивание деревни и проводить экстенсивную, планируемую индустриализацию, быстро встал на ноги и укрепился у власти новый правящий класс. Он идеологически обоснованно подавил частную собственность и восстановил феодально-бюрократическое огосударствление всей собственности страны, её хозяйственно-экономических, юридических, политических отношений, тем самым подорвал экономические условия для порождения национального среднего класса. Коммунистический режим систематическим подавлением постепенно уничтожил средние имущественные слои горожан прежней, самодержавной царской империи, в которой процветали сепаратистские этнические общественные движения, в том числе великорусское гегемонистское, украинское и белорусское сепаратистское, и заменил их в обслуживании промышленных производительных сил полностью подконтрольной ему и не имеющей собственного общественного идеала советской народной интеллигенцией.

Коммунистический режим не только спас российскую империю как таковую, но положил начало эпохе её мировой внешнеполитической экспансии. Православие требовало от прежнего самодержавного государства защиты своего положения государственной религии от миссионерской деятельности протестантизма и католицизма, тем самым ограничивало его политические цели защитой своего субконтинентального цивилизационного влияния в Евразии. Коммунистическое же идеологическое мировоззрение, будучи реформаторским мировоззрением в условиях индустриального промышленного развития, оказалось неизмеримо более энергичным, нежели западноевропейский протестантизм, а тем более, католицизм, и само начало активнейшее миссионерское наступление по всему миру, сопровождаемое экономическим и политическим наступлением государственной власти Советской России.