«Облагодетельствовавший Восток»

Таков буквальный перевод имени Мао Цзэдун. Учился он несистемно, но читал запоем. Любил классическую литературу, еще больше — исторические труды, а философия вызывала у него отвращение. Примечательная мелкая деталь: Мао посещал буддийский храм, совершенно не вникая в суть этой веры, а просто потому, что буддисткой была его мама. В храме ему нравились благовония и… еще там сжигали деньги. Это завораживало. Мао видел в этом уничтожение символа всеобщего зла.

Чуть позже, уже осмыслив достижения СССР, который за считаные годы стал самой образованной страной и промышленно развитой державой, Цзэдун принимается за чтение Маркса, Ленина и — волей-неволей — западных философов, все больше убеждаясь, что только революция российского образца сможет преобразовать его страну. Все тот же поиск преодоления отсталости особым путем — прыжком через пропасть в царство процветания.

И вот организация бунтов, партизанщина, подпольная ? la советская республика в провинции Цзянси. Первым делом конфискуется и перераспределяется земля. Ни о какой диктатуре пролетариата речь не шла: не было пролетариата. Расчет Мао был на крестьян, на самую массовую, невежественную и бесправную часть населения Китая. Со своими противниками в Цзянси Мао боролся с помощью репрессий — значение террора он прекрасно усвоил с помощью Ленина. Усиление компартии Китая, создание Красной армии, личная борьба Мао за власть привели к созданию в 1931 году Китайской Советской Республики. По сути, страна оказывается втянутой в такую же гражданскую войну, как и в России, только в Китае она длится не три года, а 16 лет. К 1947 году образована КНР со столицей в Пекине.

В социалистическом Китае все происходило под копирку Совдепии. Те же чистки в партии — кампании по «самокритике», такое же подавление свободомыслия. Индоктринация партийной идеологией всех примкнувших к компартии. Создание нового направления марксизма — «маоизма», особой, дескать, интерпретации Маркса в Китае, где нет пролетариата, а потому главное — прагматичная ориентация на крестьянство. Ну и «особый китайский путь», как без него! Деградация сельского хозяйства при постоянном переделе земли — калька с советской колхозной действительности. И точно такая же калька с реалий, созданных Сталиным, — культ самого Мао.

Курс «Большого скачка» во всех областях экономики, чтобы уже через 15 лет, к началу 1970-х, догнать ни много ни мало Великобританию, — процесс, аналогичный советской «ревущей индустриализации». Для этого вместо ГУЛАГа существовали коммуны, куда сгоняли все сельское и частично городское население страны. Коллективизация в коммунах перещеголяла даже советскую деревню: личная собственность запрещена, организовано коллективное питание в столовых. В коммунах стали производить не только сельскохозяйственную, но и промышленную продукцию. Создание сильной металлургии на задворках огородов — это вообще как? До такого маразма мог додуматься только человек, в чьем имени заложено, что он пришел в мир, чтобы «облагодетельствовать Восток».

Расчет был один — чтобы трудились на совесть. Расчет странный, потому что человек — животное ленивое, но рациональное и трудится либо ради денег, либо от страха. Мао, видимо, и сам не очень верил, что можно построить светлое будущее на одной лишь совести. Массовый энтузиазм и восторг по поводу жизни в коммунах — сомнительный двигатель внутреннего сгорания. Он даже отчасти не в силах компенсировать неумение крестьян выплавлять сталь. А их заставляли делать именно это.

Энтузиазм пришпоривался знаменитой «Красной книжечкой» — цитатником Мао. Но когда «Большой скачок» тем не менее закончился катастрофическим провалом, крестьяне, лишенные экономических мотивов работать, не то что сталь прекратили плавить, но и поля перестали обрабатывать. В стране кончились продукты, и в 1959-1960-х годах пришел настоящий голод, который унес жизни от 16 до 40 млн человек (по разным оценкам). Тогда в ход пошла другая калька.

ГУЛАГов как таковых в Китае не было, но началась «культурная революция» и появились хунвейбины — отряды особого назначения. Проводятся массовые судилища партработников, интеллигенции, террор захватывает все области жизни, классы и регионы. Калька перещеголяла даже оригинал: террор осуществляет не государство, он становится массовым движением добровольцев. Любой гражданин в любой момент мог быть избит, подвергнут пыткам и уничтожен. Сжигались миллионы книг, разрушались тысячи храмов и библиотек. В пику хунвейбинам формируются враждебные им группировки защитников режима, между ними идет резня, жизнь в городах замирает, Китай в прямом и переносном смысле лежит в руинах.

О личной жизни Мао, о его богатстве, о сменах пассий и жен, об изменах и совокуплениях по принуждению, о любви к роскоши — при нелюбви к деньгам — обо всем этом писать неохота, уж больно клишировано. Тиран Мао в своей стране сделал все, чтобы убить любые ростки капитала, искоренить деньги, накопление, остановить развитие в принципе, — при этом он утверждал, что эти преступления и есть марксизм. «Цитатник» содержит тысячи его высказываний на эту тему, которые каждый китаец был обязан зазубрить, повторять на встречах и даже в автобусах.

Вот только одно из них:

«Коммунизм есть цельная идеология пролетариата и вместе с тем новый общественный строй. Эта идеология и этот общественный строй отличны от всякой другой идеологии и всякого другого общественного строя и являются наиболее совершенными, наиболее прогрессивными, наиболее революционными, наиболее разумными во всей истории человечества. Феодальная идеология и общественный строй уже сданы в музей истории. Идеология и общественный строй капитализма в одной части мира (в СССР) уже тоже сданы в музей, а в остальных странах еле дышат, доживают последние дни и скоро попадут в музей. И только идеология и общественный строй коммунизма, не зная преград, с неодолимой силой распространяются по всему миру, переживая свою прекрасную весну»[15].

За прекрасную весну китайцы заплатили миллионами жизней, голодом, пытками и нищетой. «Облагодетельствовавший Восток» переплюнул даже Сталина…