Ценности — штука основополагающая

Ценности — это то, что делает любую теорию приложимой или неприложимой к конкретной стране в конкретный период. Ведь «что русскому хорошо, то немцу — смерть», и наоборот. В любой теории «исходные суждения о ценностях должны вводиться открыто. Они не могут быть ни apriori самоочевидными, ни универсальными»[106]. На этом настаивал Гуннар Мюрдаль, когда объяснял, почему теория развития, приложимая к современному сектору, не работает в традиционном.

Как билась Тэтчер, стремясь изменить ценности соотечественников! «Работяг поднять и поставить на ноги, лодырей — вон» — куда уж более незатейливая максима, а ведь и она не всем была очевидна. А ее другое убеждение — «Что стоят способности человека, врожденные и развитые, если отнять у него возможность выделяться среди остальных». Это звучало для большинства и вовсе ересью. Тридцать лет до прихода Тэтчер к власти в головах британцев была каша, которую варило «Государство-Провидение». В обществе вместо единства — анархия. «Тэтчеровская революция» была победой идей, люди пришли к согласию, сами включились в создание новых норм и практик, которые тянут вперед развитие.

Не только Британия, другие страны Атлантики тоже переживали духовный раздрай, вступая в общество потребления после скудной послевоенной жизни. В итоге «старые ценности и обычаи покрывались патиной времени, традиционная мораль отправлялась в лавку старьевщика»[107], на смену им приходили новые, которые постепенно начинала разделять вся нация.

В слаборазвитых, по выражению Мюрдаля, обществах иначе. При диктаторских режимах население не разделяет ценности свободы, в нищете деньги не ценность, в границах традиционного сектора понятие «накопление» — абстракция. Что-то скопить? Разве что приданое для дочери и денег на свадьбу, ведь традиции и обряды — это святое. Человеческая жизнь как таковая тоже не ценность — при такой-то смертности. Личная ответственность — понятие умозрительное, люди привычно полагаются на помощь своего микросоциума — деревни, коммуны, общины идут за защитой к администрации и безропотно признают ее неписаное право на произвол. «Мы ж так всегда жили…»

Как цеплялось наше сознание за веру в Великий строй! А как с наступлением «оттепели» скорбели многие, что «народ распустили». Как сегодня — в глубинке повсеместно, а в крупных городах местами — немало людей верит, что Сталин превратил отсталую аграрную страну в передовую. Или в то, что мы и сейчас способны победить Запад в новой войне, если придется…

Уже 27 лет мы живем вроде бы совсем по-другому — так или иначе кругом уже сплошной рынок. А включиться в процесс зарабатывания денег, ломая попутно стереотипы прошлого и расшатывая традиционные институты, пытается только ничтожное меньшинство. Да, мало социальных лифтов — это факт, но как мешают старые привычки и ценности!

Еще один житейский пример, столь же простой, как и сочинская дискотека. Брат и сестра, обоим за полтинник. Брат давно выучился в Москве, они с женой — преуспевающие люди: квартира, дом, две машины и поездки по миру. Сестра живет где родилась — в райцентре под Орлом. Муж умер от пьянства, она ушла на пенсию, живет скудно. Брат помогает деньгами, сестра берет охотно и благодарно, она вообще очень хороший и добрый человек.

Время от времени брат со женой перетряхивают гардероб… И говорят сестре: «Мы тут два чемодана набрали. Вещи — все как на подбор. Крепкие, качественные, сплошь брендовые. Многие почти неношеные — дети из них выросли. У вас же на рынках продают китайские кроссовки за пару тысяч рублей, а они за одно лето разваливаются. Возьми эти два чемодана и продай все барахло на рынке…» Как вы думаете, что они слышат в ответ? Сестра отказывается. Она не может стоять на рынке, торгуя тряпками, «прям как спекулянтка или торгашка какая». Ей стыдно перед людьми, ей противно это делать. По вечерам она идет мыть унитазы в районном суде за 4000 рублей в месяц. Это не стыдно и не противно. Вполне вписывается в каноны ее социума.

Об эти традиционные стереотипы и спотыкается развитие. Жители современного сектора и население глубинки кажутся друг другу обитателями разных планет. Это и есть подлинная российская драма. Не менее глубокая, чем азиатская.