Деревья растут долго, прежде чем начать плодоносить

Крис Огден, один из первых биографов Тэтчер, написавший о ней книгу еще в те времена, когда она была премьером, вспоминал, как подростком жил с родителями в задымленном заводскими трубами нищем Лондоне. «Когда я вновь приехал в 1985 году, — пишет он, — Англия после шести лет крестового похода, возглавляемого Тэтчер, стала неузнаваемой — преуспевающей, гордой, с высокой производительностью труда»[97].

Продержавшись в кресле премьера три срока, Маргарет Тэтчер превратилась из просто значимого политика в историческую фигуру. Едва ли можно сказать: «А что она, собственно, сделала?» Она сделала то, на что до нее никто не мог решиться, — вот что! Отважилась «всего-то» привести расходы государства в соответствие с доходами, порезав уйму должностей, оставив без дотаций неконкурентные предприятия, попутно лишив многих работы. Перестала прогибаться перед профсоюзами, разорвав порочный круг «повышение зарплат — рост госрасходов — рост инфляции — новое повышение зарплат» при по-прежнему низкой производительности труда. Сначала люди ответили на это забастовками, а потом сумели заставить себя найти работу, где их труд оплачивался по рынку, как и должно быть. Она остановила тем самым инфляцию и укрепила валюту страны.

Взялась за госпредприятия, висевшие ярмом на бюджете, и реструктурировала целые отрасли. Приватизировала несколько гигантов, хотя до нее их считали настолько значимыми, что ими владеть могло почему-то непременно государство. В частных руках их значимость для страны не уменьшилась, они просто стали лучше работать, потому что деньги в них вкладывали теперь люди и ответ за эти деньги надо было держать перед ними, перед акционерами. Вброс акций этих гигантов на рынок ценных бумаг дал импульс такой силы, что в Сити переместился мировой финансовый центр. Тэтчер открыла страну для свободной торговли — еще один импульс развития конкуренции, которая заставила и капитал, и рабочих задуматься о том, что деньги надо не у государства клянчить, а самим создавать за счет более высокопроизводительного труда. Две трети нации сумели купить в собственность квартиры за счет тэтчеровской программы поддержки, подвижки в системе здравоохранения, образования… Можно долго перечислять, но, если в одной фразе, это и есть структурные реформы.

Можно упрекать Тэтчер за деиндустриализацию страны — она убила немало предприятий, чье время уже прошло. Можно славить за то, что она первой поняла, в чем ее страна наиболее конкурентоспособна — быть центром финансовых, юридических и других высокопрофессиональных услуг. И наконец, главное — она сумела убедить соотечественников, что реформы дают свои плоды не быстро и за них надо платить. Ее педагогика рынка, на которую она не жалела сил, изменила отношения людей к деньгам.

Плоды ее реформ созрели в полной мере только к середине 1990-х, когда устойчивый экономический рост — более 4,5% в год — ставился в заслугу исключительно Тони Блэру. К концу 1990-х ощутимо стерлись различия в качестве образования между привилегированными и обычными школами. К рубежу нового тысячелетия в Англию потоком хлынули профессионалы со всего мира — темпами, превышающими скорость «притока мозгов» в Штаты.

Тэтчер устроила «старушке Англии грандиозную встряску, в которой та нуждалась. Она открыла англичанам новые альтернативы. В том числе и психологически дискомфортное понимание того, что самые серьезные препятствия к успеху — в них самих. Она возродила национальную гордость и указала путь к процветанию — немалое достижение в стране, долго считавшей создание богатства чем-то слишком материалистичным и безвкусным, слишком американским»[98].

Тэтчер не была мыслителем или теоретиком, как Кейнс или Фридман. У нее не было школы Эрхарда. Она опиралась только на свои нравственные ценности и здравый смысл. И тем не менее ее политика была предельно последовательна и всеобъемлюща. Одиннадцать лет премьерства Тэтчер спасли королевство.

А к концу ее политической карьеры рухнули и «железный занавес», и Великий строй. Пора, видимо, снова вернуться на российскую землю, где на рубеже 1990-х история в очередной раз начиналась заново. Теперь мы хорошо представляем себе, как продвинулась Атлантика, какой огромный багаж был там накоплен за десятилетия существования советской власти в России. Теории Кейнса и Фридмана, политика Рузвельта, Эрхарда, Тэтчер, теории, которые тут удалось лишь упомянуть, — Оппенгеймера, Фридриха фон Хайека, Самуэльсона, Кузнеца… С этим багажом можно гораздо более внятно судить о сегодняшних спорах «мыслящих» и о том пути для России, который ведет к деньгам.