Как же они поссорились?
Снова, как и в случае с Карлом Марксом, стоит увидеть в великих реформаторах просто людей со своими слабостями, пристрастиями и ценностями, в которые они верят.
Сергей Юльевич Витте прожил первые 16 лет в Тифлисе — тогда совершенно европейском городе, красивом и изящном, с богатой культурной жизнью. В каждой семье детей учили языкам, в каждом доме главным предметом домашнего обихода считался рояль. Витте получил образование в Новороссийском университете в Одессе — городе открытом и весьма культурном. Несколько лет он провел в Польше. Всю жизнь постоянно ездил на отдых и лечение — сначала с первой, потом со второй женой — исключительно за границу. Он по праву считал себя истинным либералом и западником, был, как сказано, убежденным сторонником парламентских методов разрешения социальных разногласий, считая, что мнения всех слоев и сословий должны быть услышаны и обществом, и монархом, и горячо отстаивал создание Государственной думы.
А что до человеческих качеств, то Витте был вполне светским господином, любил «жуировать жизнью», обожал пышные рауты и все атрибуты жизни вельможи, приближенного ко двору и к высшему свету. Был он вдобавок говорун, любил толкать речи. Даже лишившись премьерства, Витте не оставил деятельность в Думе, был всегда в гуще событий, не пропускал ни одного либерального сборища в особняках приятелей, где непрерывно выступал даже под старость, когда его практически перестали слушать, и неустанно писал свои бесконечные «Воспоминания».
За обедом у великого князя Владимира Александровича 8 мая 1907 года обсуждалась свежая новость — раскрытие заговора с целью убийства императора, великого князя Николая Николаевича и премьера Петра Столыпина. С. Ю. Витте разошелся, взвинтил себя и потребовал вешать заговорщиков на столбах Невского проспекта: «Повесить их там, и пусть висят, пока не подгниют». Заявил, что он — решительный сторонник смертной казни для убийц, но только не посредством столыпинских военно-полевых судов, поскольку эти ужасные учреждения казнят не только исполнителей революционных преступлений, но иногда и совершенно невинных людей, тогда как главные виновники остаются в тени. «Уж коль ввели в мирное время такой чудовищный институт, как военно-полевые суды, — рассуждал Витте, — то надо было с непреклонной энергией продолжать политическую линию в том же направлении: запретить все газеты левее "Нового времени", выгнать с государственной службы всех лиц с левыми убеждениями, закрыть все учебные заведения; словом, хотя бы на несколько месяцев нагнать такого страху, чтобы никто и пикнуть не смел»[34]. Вот цена последовательности убежденного российского либерала.
Столыпин был совсем иным — немногословным, угрюмым. Бывший саратовский губернатор, знавший жизнь народа не понаслышке, по образованию — специалист в области сельского хозяйства, это был человек конкретный и не так чтобы гибкий. Ему претили пустобрехи-думцы с их категоричностью и многословием. Он видел их насквозь и отлично понимал, что пламенные речи скрывают их собственные сиюминутные интересы, стремление к свободе только для себя, но не для народа, кому они были даже неподотчетны.
Временами одним из таких пустобрехов Столыпину представлялся сам Витте. А тому Столыпин казался угрюмым мужиком, который понятия не имеет о важности ораторского искусства, плюет на общественное мнение и манкирует элементарными приличиями. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Столыпин сменил Витте на посту премьер-министра. С тех пор Витте неустанно гневно критиковал мужиковатого саратовского самодура, который проводит «непоследовательные, ведущие только к революции реформы».
К окончательному разрыву между двумя великими мужами привел совершенно пустяшный, трагикомичный инцидент, который описывает в своей книге дочь Петра Аркадьевича Мария. «Пришел к моему отцу граф Витте и, страшно взволнованный, начал рассказывать о том, что до него дошли слухи, глубоко его возмутившие, а именно что в Одессе улицу его имени хотят переименовать. Он стал просить моего отца сейчас же дать распоряжение одесскому городскому голове Пеликану о приостановлении подобного неприличного действия. Папа ответил, что это дело городского самоуправления и что его взглядам совершенно противно вмешиваться в подобные дела. К удивлению моего отца, Витте все настойчивее стал просто умолять исполнить его просьбу и, когда папа вторично повторил, что это против его принципа, Витте вдруг опустился на колени, повторяя еще и еще свою просьбу. Когда и тут мой отец не изменил своего ответа, Витте поднялся, быстро, не прощаясь, пошел к двери и, не доходя до последней, повернулся и, злобно взглянув на моего отца, сказал, что этого он ему никогда не простит»[35].
Практически весь второй том «Воспоминаний» Витте — сплошная критика Столыпина. Лишь в двух местах он отмечает у Петра Аркадьевича отсутствие трусости и «темперамент государственного человека». На этом достоинства Столыпина для Витте заканчиваются. Остальные более 600 упоминаний о нем содержат самые нелестные характеристики: «Столыпин — человек ограниченный», «мало книжно образованный», «Столыпин всюду, чтобы иметь силу, сажает своих родичей», «Столыпин водворил в России положительный террор».
Свое убийство Столыпин предвидел. Он был уверен, что раз император не принял его отставку, хотя они уже окончательно разошлись во взглядах, то его уберут руками царской охранки. После его смерти у Витте не нашлось других слов, кроме того, что «премьер-министра "укокошили"».
Витте и Столыпин были единомышленниками, хоть и рассорившимися. Их реформаторские усилия были направлены к одной и той же цели: они создали из отсталой страны передовую, с поразительной скоростью модернизировали ее, поддержали укрепляющийся капитал и массовый рынок рабочей силы. Каждый из них сделал что смог для того, чтобы народ — крестьяне, ремесленники, промышленники — нашел свою дорогу к деньгам и сам мог создавать капиталы. Но слишком сильным было сопротивление «просвещенного класса» их реформам. Слишком коротким оказалось время того пути, по которому они направили Россию. Русские капиталисты не успели получить полный простор для преобразования общества, им приходилось приумножать общественное богатство, преодолевая немыслимые препятствия.