Цена государственного насилия

Цена есть у всего, включая государственное регулирование экономики. Взять, например, профсоюзы, которые Рузвельт всячески поддерживал. Свободное объединение людей, желающих сообща отстаивать свои права. Профсоюзы торгуются с работодателями, могут организовать забастовку. А хозяева предприятий вольны решать, нести ли им убытки от простоя предприятия или же пойти на уступки и прибавить рабочим зарплату. Обе стороны конфликта свободны, рано или поздно возникнет согласие. Добровольное, а значит, обе стороны будут соблюдать договоренности.

Рузвельт так заботился об «американцах у подножия социальной лестницы», что законодательно, то есть принудительно,заставлял капиталистов считаться с профсоюзами. А почему? Это же признание того, что права рабочих выше прав капиталистов.

Это не такая абстракция, как может показаться. Вот конкретный пример. Во время кризиса 2009 года в российском городе Пикалево остановились три градообразующих предприятия, включая глиноземный завод, принадлежавший Олегу Дерипаске. Не было спроса на глинозем, раз строительство в стране остановилось. Все три предприятия несли убытки, хозяевам нечем было платить зарплату, да и незачем стало содержать прежнее количество рабочих при съежившихся объемах производства.

Протесты в Пикалеве приняли нешуточный масштаб. Бастующие перекрыли дорогу между Вологдой и Новой Ладогой, дело дошло до штурма здания городской администрации. Конфликт приехал разрешать сам тогдашний премьер. То бишь нынешний президент. И приехал он вовсе не для того, чтобы помочь сторонам договориться. Высек, как мальчишек, капиталистов — хозяев предприятий, а Дерипаску еще и высмеял: «Возьмите ручку и подпишите… Только ручку верните…» Угроза в доходчивой форме, что так и собственного предприятия можно лишиться. Людей тут же вернули на рабочие места, предприятия начали снабжать город электроэнергией и горячей водой.

А если бы премьер не применил розги? Удивительное неверие в то, что люди в состоянии сами договориться. Да, конфликт затянулся бы, а зимой без горячей воды никак, но именно в переговорах, в диалоге люди учатся понимать и друг друга, и само общественное устройство. Начинают думать, соразмерять свои аппетиты с реальными возможностями и с интересами других, ищут выход. А тут выскакивает добрый царь, и можно уже ничего не искать, есть приказ капиталистам: «Платить, снабжать водой, а на ваши убытки, господа, нам плевать». Что может усвоить обычный человек из таких простых решений? Только одно: государство умеет, оказывается, создавать деньги из воздуха! Самим думать, откуда они берутся, необязательно.

Каждый, кто рассчитывает на поддержку государства, должен ответить себе по крайней мере на один вопрос: за чей счет? Ответ «за счет государства» не засчитывается, у государства нет своих денег. У него есть только деньги граждан, их налоги. Государство может поддержать кого-то одного только за счет кого-то другого. Получается, что у тех, кого поддерживают, больше прав, чем у тех, кто платит за эту поддержку. Насколько это справедливо — это один вопрос, важнее другой — эффективно ли это?

Администрация Рузвельта, пусть из самых благих побуждений, своими действиями порождала общую атмосферу неуверенности. Никто не мог предугадать, какой закон или постановление свалится на голову завтра, куда повернет политический курс. А капитал может справиться со всем, кроме непредсказуемости. В итоге, по мнению Айн Рэнд, «все, чего смог добиться бизнес в рамках "Нового курса", окончательно развалилось к 1937 году. Более 10 млн безработных, деловая активность на уровне 1932 года, самого тяжелого периода Великой депрессии»[58].

Рэнд не может простить Рузвельту разрушительного воздействия его политики на сознание людей. Вся философия капитала основана на том, что только деньги мотивируют человека к труду, а капитал пробуждает все новые «дремлющие производительные силы» общества, как выразился Маркс. Рузвельт поставил эту философию под сомнение.

Напрямую связывать убеждения человека с его происхождением — примитивный подход. Но все-таки у того, кто растет и воспитывается в богатой семье, как-то больше уважения к деньгам, он больше склонен считать, что богатство общества складывается из личных состояний. Рузвельт вырос в аристократической семье, его отец владел наследственным имением, солидными пакетами акций в ряде угольных и транспортных компаний, мать также принадлежала к местной аристократии. Он знал языки, много путешествовал с родителями по Европе, учился в одной из лучших школ страны под Бостоном, окончил Гарвард, отправился в магистратуру в Колумбийский университет, потом работал на Уолл-стрит.

Тем не менее его политику можно назвать популистской. Его любовь к простому американцу, положим, понятна — он же был политиком, а у подножия социальной лестницы толпится гораздо больше людей, чем на ее верхних ступеньках. Но такое неприятие «своекорыстных капиталистов»! Гарвард с Колумбийкой явно плохо объяснили будущему президенту роль этих людей в движении общественного автомобиля.