Человек из гранита

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Человек из гранита

В помпезном Вашингтоне, выстроенном так, чтобы специально подчеркивать внешним обликом свою столичность, есть памятник, не вполне совпадающий по своему духу с городом. Отделенный от суеты душного административного центра небольшим заливом, он представляет собой извилистую гранитную галерею, в которой однообразие холодных гладких плит прерывается порой ледяным блеском искусственных водопадов. Это мемориал Рузвельта.

Президент действительно был тверд и холоден, как гранит. Однажды еще мальчишкой он с детской непосредственностью выразил свое отношение к сверстникам: «Мама, если я не отдам приказ, у них ничего не получится». «Он обращался с однокашниками, как человек с Луны», — отмечала впоследствии его дочь Анна. Наверное, не случайно то, что в центральной скульптурной композиции мемориала, вообще-то переполненного фигурами различных людей, Рузвельт представлен наедине со своей собакой, причем каждый из них одиноко смотрит в пространство.

Рузвельт выпадал из стандартной американской человеческой массы с ее удивительным коллективизмом, являющимся обратной стороной столь же удивительного индивидуализма. Может быть, он стал президентом страны именно потому, что так не был на нее похож. Америка нуждалась в человеке, который сумел бы отказаться от некоторых стереотипов, впитывавшихся в ее жизнь многими десятилетиями.

Рузвельт был американцем по рождению, но, наверное, его нельзя было в полной мере назвать американцем по духу. Родившийся в богатой элитарной семье, восходящей корнями сразу к целому ряду пассажиров знаменитого судна «Мэйфлауэр», он с детства жил скорее в атмосфере европейской культуры, нежели американской. Франклин еще мальчишкой постоянно путешествовал по Европе, которую знал лучше Америки, и даже успел некоторое время поучиться в германской школе. По-английски он говорил со слишком сильно выраженным английским акцентом, и это тоже был один из факторов, отделивших его от американского мира и поставивших лицом к лицу с Европой.

Провинциализм американской политики, идущий от доктрины Монро, был глубоко чужд Рузвельту. Его интересовала большая политика. И коли уж волей судьбы он мог стать всего лишь американским президентом, а не германским императором, английским премьером или римским папой, Франклин должен был привести Соединенные Штаты в тот мир, в котором протекала, с его точки зрения, настоящая жизнь.

Впрочем, возглавить администрацию США тоже было нелегко, несмотря на то что впервые Рузвельт оказался в Овальном кабинете в пять лет, когда посетил с отцом президента Кливленда. Ни элитарного происхождения, ни блестящего образования, ни больших денег для этого не было достаточно. Требовался духовный перелом, который заставил бы сконцентрировать все силы именно на большой политике. И этот перелом в жизни Рузвельта случился.

Обычно мы воспринимаем знаменитое инвалидное кресло президента как досадную помеху в его карьере. Мол, сколько бы он мог совершить, если бы ко всем прочим своим достоинствам имел бы еще и крепкое здоровье. Думается, что на самом деле все обстояло принципиально иным образом.

Полиомиелит Рузвельта не был наследием детства. Несчастье постигло высокорослого, крепкого и энергичного человека накануне его сорокалетия. Оно свалилось буквально с неба вскоре после того, как он окончательно определился в представлениях о своей будущей карьере и впервые принял участие в глобальной политической кампании как кандидат на пост вице-президента.

Такой подлый удар судьбы порой встречается в жизни человека, но, прямо скажем, встречается не столь уж часто.

Перед Рузвельтом встал вопрос о том, какой будет вся его дальнейшая жизнь. Станет ли она реализацией планов, которые вызревали на протяжении четырех десятилетий, или же несчастному инвалиду останутся лишь воспоминания, сожаления и сетования на изменчивость фортуны.

Рузвельт сделал свой выбор и остался в мире политики, полностью подчинив себя задаче выживания. С этого момента никакая слабость не была больше дозволена. Если его будущие «партнеры» по большой политике — Сталин и Гитлер, любившие акцентировать внимание общества на твердости своей воли, в минуту опасности оказывались растеряны и безынициативны, то Рузвельт, прошедший через глубокий внутренний кризис, практически превратился в гранитную скалу. Уже через несколько лет он сумел стать губернатором Нью-Йорка, исколесив для этого весь штат и порой на руках карабкаясь по пожарной лестнице, так как ноги не могли нести его по обычным ступеням.

Внешний мир был для него столь же прост, как скала. Представление о противоречиях осталось за бортом. Рузвельт не изучал великих философов, любящих все усложнять. Да и вообще его не видели за изучением сложной литературы. Политическая история, биографии и детективы стали постоянным чтением, дополнявшим оказавшуюся в центре всей жизни работу. «Второклассный интеллект, но первоклассный темперамент», — коротко и емко высказался о Рузвельте один умудренный жизнью американец.

Впоследствии Рузвельт произнес много крылатых фраз — о том, что нельзя бояться ничего, кроме страха, и о том, что лишь растерянность в настоящем мешает построить будущее; но только зная, через какой страх и какую растерянность вынужден был пройти он сам, можно понять, как много эти «красивые слова» действительно значили в жизни президента.