На краю ойкумены
На краю ойкумены
Сегодня нам даже трудно представить себе, насколько провинциальным был тот мир, в котором зимним днем 1882 г. появился на свет Рузвельт. Центр политической жизни находился тогда в Европе. Отделенные от Старого Света огромным океаном США в эпоху, предшествовавшую появлению радио и авиации, были даже с чисто географической точки зрения обречены на изоляцию. Более того, изоляция в определенном смысле являлась еще и сознательно избранным политическим курсом.
В 1823 г. пятым президентом США была провозглашена доктрина (названная по его имени доктриной Монро), согласно которой сферой внешнеполитических интересов страны являлась исключительно Америка. Доктрина Монро зачастую трактуется как образец неоколониалистских устремлений США. Однако у данного курса есть и иная сторона. Концентрируя внимание на участии в делах Нового Света, американцы сознательно отказывались от какого бы то ни было агрессивного вмешательства в жизнь Света Старого. К моменту рождения Рузвельта военно-морской флот США был меньше чилийского, не говоря уж о флотах ведущих европейских держав.
Конечно, по мере того, как США становились одной из наиболее развитых стран мира, доктрина Монро все более устаревала. Попытку проникнуть в европейскую политику предпринял уже президент времен Первой мировой войны Вудро Вильсон, предложивший оригинальную концепцию послевоенного устройства Старого Света. И тем не менее вплоть до начала 30-х гг. XX века говорить о коренном переломе в отношениях между Европой и США было невозможно.
Сохранение status quo определялось двумя основными причинами. Во-первых, европейцы были достаточно сильны для того, чтобы держать американцев на расстоянии. Во-вторых, сами американцы в основном не стремились влезать в сложные внешнеполитические дела, чреватые значительным ростом государственных расходов, столь неприятным для нации индивидуалистов-бизнесменов.
Представим себе на минутку, что последовательное движение в русле доктрины Монро сохранилось в США и в период Второй мировой войны. Той войны, где в отличие от Первой мировой сцепились в смертельной схватке две мощные тоталитарные державы, оттеснившие на периферию политического процесса усталые и ослабевшие европейские демократии.
США в период, когда Гитлер и Сталин активно наращивали вооружения, были в военном отношении не сильнее Польши — той страны, которая в 1939 г. всего за пару недель была раздавлена встречным движением немецких и советских войск. Неблагодарное дело заниматься пересмотром истории и гадать, как бы закончилась война, если бы в 1944 г. не открылся второй фронт и американцы не высадились бы в Европе. Но даже без гаданий на эту тему становится ясно, что хозяином Старого Света оказался бы один из двух кровавых диктаторов. Ни обладавшая сравнительно слабой сухопутной армией Англия, ни тем более на голову разбитая Гитлером Франция не могли спасти демократию.
В историческом соревновании демократия и рынок все равно победили бы тоталитаризм. Но если бы оплотом демократии остались в середине прошлого столетия одни только США, и сроки, и характер этой борьбы были бы совершенно иными.
Но американский изоляционизм был преодолен. США фактически отказались от доктрины Монро и буквально за несколько лет превратились из политического карлика в сверхдержаву. А у истоков этих невиданных по масштабам метаморфоз стоял человек, парализованный полиомиелитом и не способный существовать без посторонней помощи. Человек, жизнь которого после постигшего его несчастья сконцентрировалась на глобальной внешнеполитической игре, поглощавшей все духовные и физические силы. Человек, который судьбой был буквально предопределен к тому, чтобы оставить после себя в наследство совершенной иной мир.