Польша сильна порядком

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Польша сильна порядком

Есть такая шутка: Польша сильна своими раздорами. Однако в ситуации гиперинфляции нужно было срочно переходить от политических раздоров, которые довели дело даже до убийства президента Нарутовича, к консолидации всех конструктивных сил страны.

И консолидация действительно произошла. Формирование внепарламентского правительства во главе с Владиславом Грабским (одновременно являвшимся и министром финансов) в самом конце 1923 г. позволило осуществить комплекс стабилизационных мероприятий. Осознание того факта, что противоречия между исполнительной и законодательной властью препятствуют проведению жестких мер, вынудило сейм передать правительству часть своих полномочий в финансовой сфере. И Грабский сумел неплохо воспользоваться новыми возможностями.

К тому времени ему было уже под пятьдесят. Грабский происходил из старого польского рода. Один из его предков бил немцев в Грюнвальдской битве, другой — под Полоцком сражался с русскими во времена Стефана Батория. Словом, типичная судьба шляхтича.

Сам Владислав, впрочем, был человеком мирным. Писал книги об экономике, о сельском хозяйстве. Занимался политикой. В революционном 1905 г. отсидел. Потом, правда, трижды был членом Государственной думы.

Встав во главе Кабинета, Грабский сумел осуществить комплекс чрезвычайно важных мероприятий. Были существенно сокращены правительственные расходы (в т.ч. военные). Улучшился сбор налогов (в частности, потому, что их стали рассчитывать не в постоянно обесценивающейся валюте, а на основе золота). Существенно повысились акцизы на алкоголь, сахар, спички. Дополнительно был введен налог на имущество, который позволил поправить финансовые дела за счет сравнительно обеспеченных граждан.

Бюджет 1924 г. удалось свести без дефицита. Благодаря этому перестали осуществлять денежную эмиссию для затыкания прорех в государственном хозяйстве. Временно существовавший ранее правительственный эмиссионный орган был преобразован Грабским в независимый от исполнительной власти Национальный банк Польши. И не случайно, наверное, единственный обнаруженный мной в Варшаве памятник (точнее, бюст) этому замечательному реформатору стоит в холле Центробанка.

Вообще-то Грабский в Польше не слишком популярен. Национальным героем явно не стал. Возможно, потому, что, с одной стороны, был профессионалом, а не харизматическим лидером, но с другой — весьма сдержанно относился к возможностям демократии, наученный горьким опытом политических конфликтов первых лет независимости. Не диктатор и не демократ — разве таких любят?

В своей работе он опирался на узкий круг молодых людей, которым всерьез доверял. Этих ребят прозвали «грабчиками». Наверное, они представляли собой что-то вроде российской команды Гайдара 1992 г. Один из них — Станислав Каузик — обеспечивал шефу работу с сеймом. Порой идя на небольшие уступки, порой жестко надавливая на депутатов, порой подкупая их, а порой не брезгуя и шантажом, он заручился парламентской поддержкой, столь необходимой для проведения финансовой стабилизации. Наверное, это были не лучшие методы воздействия, но другие, увы, — не давали эффекта. Начиная с Франции времен Франсуа Гизо и заканчивая Россией нынешней.

Правительство Грабского продержалось у власти примерно два года и успело за это время провести денежную реформу, результатом которой стало появление с 1 мая 1924 г. новой национальной валюты — злотого. Поначалу злотый был жестко привязан к доллару, причем курс польской валюты, видимо для придания ему солидности, был точно равен курсу швейцарского франка.

Впрочем, финансовая стабилизация оказалась не слишком удачной. Польский Кабинет не обладал той степенью автономии, какая была у австрийского и венгерского правительств под контролем Лиги Наций. Парламентский режим был слишком слаб и не способен принять необходимые меры по поддержанию финансовой стабильности. Политические партии по мере своих сил продолжали оказывать непрерывное давление на правительство ради поддержания высоких государственных расходов. В бюджете снова возник дефицит, и инфляция после некоторого затишья стала давать о себе знать.

Финансирование бюджетного дефицита на этот раз осуществлялось более аккуратно, чем в период гиперинфляции. Правительство выпустило ценные бумаги, которые находились в обращении наряду с банкнотами Банка Польши. Однако уже к концу 1925 г. объем правительственных обязательств превысил объем денежной массы, что, естественно, подорвало финансовую стабильность.

Сказались, по всей видимости, и ошибки, допущенные самим Грабским.

Во-первых, злотый после фиксации оказался завышен, что нанесло удар по конкурентоспособности польских товаров на мировом рынке. Связанное с этим неблагоприятное состояние платежного баланса подорвало стабильность национальной валюты.

Во-вторых, в отличие от руководителей Австрии (Зейпеля) и Венгрии (Бетлена), прибегавших в это время к помощи Лиги Наций для получения крупного международного займа, способного обеспечить стабильность новой национальной валюты (шиллинга и пенге, соответственно), Грабский отверг идею зарубежной помощи, т.к. не хотел ставить свою страну под контроль эмиссаров Лиги. На таком своеобразном решении сказалась трагическая история польского народа, много лет находившегося в составе иностранных государств, а потому слишком болезненно относящегося ко всякому проявлению зависимости, как политической, так и экономической. Грабский опасался, в частности, что вмешательство Лиги Наций может привести к пересмотру Версальского мирного договора в пользу Германии.

Кроме того, польский премьер полагал, что зарубежные кредиты сами придут в страну (да еще и на более выгодных условиях, чем в Австрии и Венгрии), как только национальная валюта стабилизируется. Но этого так и не произошло, поскольку доверие мировых финансовых рынков к новому Польскому государству было в тот момент не слишком высоким.

В то время как Австрия и Венгрия уже успешно осуществляли финансовую стабилизацию на основе взаимовыгодного и равноправного сотрудничества с Лигой Наций, Польше пришлось прибегать к авральным мерам для мобилизации иностранной валюты. На невыгодных для страны условиях была продана часть национального имущества. Шведскому концерну предоставили монопольное право на производство и продажу спичек. Но все эти меры так и не помогли. Финансовый рынок вынес свой жестокий вердикт непоследовательной реформе Грабского.

Злотый упал примерно наполовину. Грабский же должен был освободить место для других реформаторов. Постепенно становилось ясно, что нужны какие-то серьезные политические изменения, а не только перетасовка премьер-министров, каждый из которых по объективным обстоятельствам вступал в противоречия с парламентом.

Проблемы нарастали практически повсюду, а не только в государственном хозяйстве. Особой головной болью для властей становилась система социального страхования. Она налагала дополнительное бремя на бизнес, а взносы при этом поступали не в госбюджет, а в особый фонд, оказавшийся практически под полным контролем социалистов. Экономика страдала, а появление дополнительных возможностей у левых сил способствовало росту политической нестабильности.