Тихая гавань

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тихая гавань

Как честный человек, он тут же отправился на мобилизационный пункт, хотя как человек умный абсолютно не желал этого делать. К счастью для мировой науки, нежелание совпало с невозможностью. Здоровенный канадец оказался на два с половиной дюйма выше того роста, который армия была способна обмундировать да и вообще воспринять хоть каким-либо образом.

Гэлбрейт тем не менее еще поработал на дядюшку Сэма. В первое послевоенное время он был экспертом по разрушенной Германии. Затем работал в Госдепартаменте, где его не подпускали к реальным делам, памятуя об «успехах» младореформаторства. Наконец, он бросил все и ушел с госслужбы. Характер его деятельности оказался теперь связан с совершенной новой сферой — журналистикой.

Гэлбрейт стал членом редколлегии одного из ведущих экономических изданий мира журнала Fortune. Написав целый рад статей по актуальным экономическим вопросам, он изрядно напрактиковался в популярном жанре. Хороший легкий стиль письма наряду с глубоким пониманием сути хозяйственных проблем стали залогом успеха его будущих книг. Да и статус одного из ведущих столпов экономической мысли среди американских демократов, обретенный еще за время работы в команде Рузвельта, оказался чрезвычайно важен для того, чтобы страна прислушалась к голосу Джона Кеннета Гэлбрейта.

Прислушивалась она, правда, весьма своеобразно. Fortune при ближайшем рассмотрении оказался изданием, которое все уважают, но никто не читает. Для журналистов это, кстати, очень удобно, поскольку рекламные доходы и, соответственно, размер гонораров определяются первым фактором, а не вторым.

Но Гэлбрейту хотелось большего, и вскоре он вернулся в Гарвард. Судя по всему, деньги для него уже не имели основного значения, как в то время, когда он впервые переступил порог этого университета. Чета Гэлбрейтов купила себе «скромный домик» с территорией примерно в 100 га, включающей луга, леса, маленькие озерца, а также живность — множество лосей и бобров. В этой обстановке хорошо думалось о реформах, необходимых для помощи бедным.

Впрочем, сам по себе переход из сферы бурной общественной жизни в тишь профессорского кабинета прошел не гладко. В 1952 г. Гэлбрейт принял участие в неудачной президентской кампании Эдлая Стивенсона. Демократы проиграли и впервые за 20 лет должны были покинуть Белый дом. Гэлбрейт, привыкший уже, не сознавая того, думать о себе, как о части постоянно действующего правительства, потерял доступ в вашингтонские коридоры власти.

Этот удар обернулся жесточайшей депрессией, от которой не спасало даже виски. Для того чтобы заснуть, требовалось все больше снотворного. Занятия со студентами по-прежнему были профессору безразличны. Пришлось тайно (чтоб не испортить репутацию) обратиться к психотерапевту.

Но по-настоящему из депрессии вывела не психологическая помощь, а наука. Потеряв интерес ко всему остальному, Гэлбрейт стал писать книгу за книгой, и именно новое 20-летие (примерно 1952-1973 гг.) сделало его всемирно известным ученым.