Две войны

Две войны

Спасение пришло из… Аргентины. Местной хунте для поднятия престижа срочно понадобилась маленькая победоносная война, и бравые генералы вторглись на принадлежавшие Англии Фолклендские острова.

Острова были плохенькие, жило на них пару тысяч британских подданных и 700 тыс. овец. Один толковый бизнесмен заметил, что, будь его воля, он дал бы каждому островитянину по 1 млн. фунтов, дабы они приняли какое угодно гражданство и отстали от Лондона. Сплавить бедолаг на сторону было дешевле, чем защищать их.

Но Тэтчер считала по-другому. «Идет битва между добром и злом», — сказала она и наслала на аргентинцев флот. Мочили тех крепко, счет жертвам пошел на сотни.

Близкие опасались, как бедная женщина переживет человеческие потери, вызванные ее решением. Но Тэтчер даже не поморщилась. Сама она войны никогда не видела, и потопленные корабли были для нее всего лишь статистикой. Впрочем, вскоре война дошла и до нее самой.

Однажды ночью в Брайтоне ирландцы взорвали отель, где жили собравшиеся на свой съезд консерваторы. Тэтчер уцелела чудом, но на утро как ни в чем не бывало вела заседание. В другой раз премьеру сообщили, что в ее самолете может быть заложена бомба. Она сказала «поехали» и махнула рукой.

Фолкленды феноменальным образом подняли ее популярность, и консерваторы опять выиграли выборы. Но второй срок правления принес Тэтчер самую трудную войну — войну с собственным народом.

Главной причиной неэффективности британской экономики являлись высокие издержки производства. Они определялись высокими зарплатами, а те, в свою очередь, деятельностью самых сильных в мире профсоюзов. Наиболее разрушительной была работа профсоюза угольщиков, не позволявшего закрывать убыточные шахты. Цена угля по данной причине становилась непомерно большой, а дороговизна этого универсального топлива сказывалась дороговизной всех товаров.

Тэтчер собралась с силами, накопила запасы угля, набрала штрейкбрехеров, укрепила полицию и закрыла несколько шахт. Всеобщая забастовка шахтеров не заставила себя ждать.

Поначалу профсоюзы надеялись на легкую победу, действовали нагло, готовились мочить штрейкбрехеров, полагая, что традиционная гуманность властей не позволит отмочить их самих. Но не тут-то было. Шахтеры получили от полиции по полной программе, почти как аргентинцы.

Тем не менее забастовщики держались около года благодаря скрытой финансовой поддержке со стороны Ливии. Через такую трудную войну не проходил, наверное, ни один политик XX века. И все же Тэтчер победила. Шахтеры вышли на работу, а профсоюзы по всей стране, да, пожалуй, и по всему миру, оказались абсолютно деморализованы. Начался массовый отток рабочих, переставших доверять своим безумным, коррумпированным боссам.

За время щедро подпитываемой ливийцами забастовки глава профсоюза угольщиков Артур Скаргилл растерял соратников, но зато улучшил свои жилищные условия. Про него стали говорить, что начинал забастовку он с большим профсоюзом и маленьким домом, а закончил с большим домом и маленьким профсоюзом.

Тэтчер же закончила войну против шахтеров с большим ростом ВВП и маленьким числом противников. Бизнес, скинувший с себя бремя давления государства и профсоюзов, сумел расправить плечи и поднять прибыльность своих операций.

Экономические трудности остались позади. Теперь всем можно было говорить, что столь непопулярные ранее реформы привели к позитивным результатам. Британия неожиданно стала европейским лидером — страной с быстро растущей экономикой, на глазах преображающейся промышленностью и низкой инфляцией.

Очередные выборы консерваторы легко выиграли без всяких искусственных средств поднятия популярности, и Тэтчер пошла на свой третий срок. Считалось чуть ли не очевидным, что она будет теперь управлять страной до конца столетия.