Требования финансистов к участникам проекта

Банковские (впрочем, как и небанковские) спонсоры проектов очень внимательно оценивают, с кем именно им придется «варить кашу». Кто будет подписантом ГЧП или иного инвестиционного соглашения с публичной или частной стороной, которое они будут финансировать? Каковы же их предпочтения?

Во-первых, как минимум, оценивается команда проекта и акционеры компаний – участников пула заявителей. Пожалуй, ничего необычного в подобных требованиях нет. Акционеры должны быть прозрачны, а менеджмент компетентен, обладать подтвержденным успешным опытом работы в той сфере, в которой планируется проект.

Вроде ведь ничего необычного. Но даже в этом случае возникает проблема. Например, в главе про участников и соучастников проектов мы говорили о том, что есть большая проблема в наличии качественных операторских компаний в тех или иных сферах бизнеса. Например, если вы задумали проект в сфере геронтологии (дома престарелых, попросту говоря), то будет крайне непросто найти коллектив, который мог бы быть эффективным участником проекта. Есть команды, которые делают небольшие проекты (а у вас наверняка он средний или большой, иначе бы не рассматривался вопрос об инвестициях) или команды, которые делают большие, но не в этой сфере. Как итог, требования к операторской части проекта придется корректировать или смягчать. Проблема в операторском амплуа в проектах существует во многих индустриях. И не только в операторском.

Таким образом, утверждение, что требования к акционерам и менеджменту компаний – участников проекта просты и типичны, было бы слишком поверхностным. Поэтому требование продемонстрировать «несколько лет результативной корпоративной истории в отраслевом сегменте, связанном с предметом проекта» (так это звучит «по-научному») можно выполнить только введя подобного рода поправки.

Во-вторых, финансовые институты предпочитают финансировать тех исполнителей проекта, которые имеют значительный денежный поток в своем основном виде деятельности. Утверждается, что выручки в 2–3 млрд рублей вполне достаточно для того, чтобы финансовые инвесторы принимали участников проекта как надлежащую сторону. Возникает вопрос: а работают ли финансовые институты с теми, у кого нет выручки указанного объема? Работают. В первую очередь – небанковские спонсоры, но и банковские тоже.

Естественно, взаимодействовать с компанией, которая имеет значительный денежный поток, гораздо удобнее и менее рискованно. В том числе и потому, что можно пытаться поставить ее иные активы под «залог» по новому проекту.

Не менее естественно, что интерес акционеров бизнеса – прямо обратный. Более того, даже если и есть выручка по основному роду деятельности, никто не хочет ставить ее под риск нового проекта. Поэтому для реализации нового проекта, скорее всего, это будет новое юридическое лицо.

По моему наблюдению за большим количеством проектов, в тот момент, когда компания становится победителем конкурса и подписывает контракт с властями, он сам по себе (и компания – «держатель» такого контракта) начинает обладать самостоятельной залоговой стоимостью. Особенно если государство предоставляет еще и капитальный грант, а не только гарантированное долгосрочное контрактование или компенсацию недополученных доходов.

В-третьих, финансовые инвесторы проектов отдают предпочтение тем компаниям-партнерам, которые готовы предоставить свое софинансирование проекта в объеме не менее 20–25 % от общей стоимости проекта. Возникает снова вопрос: а с иными они работают? Ответ как и ранее: предпочтение не равно непреодолимому условию. Работают и с теми, кто готов «положить» своих денег 0–10 %. Просто, скорее всего, придется складывать чуть более сложную конструкцию консорциума и договорных моделей. Но проекты, в которых компания – «держатель» инвестиционного проекта не вносила существенного объема собственных средств, тоже повсеместно встречаются в инфраструктуре. И это не вопрос наличия или отсутствия высоких покровителей у таких проектов. Это вопрос лишь инвестиционного, юридического и иного структурирования.