Заговор и Совет десяти

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Несмотря на все меры, направленные на сдерживание групповщины, в годы правления дожа Пьетро Градениго произошел взрыв. Подобно кризисам, уничтожившим в большинстве городов республиканское правительство и установившим тиранию, кризис в Венеции также наступил после неудачи во внешней политике. Все началось в 1310 году, во время войны с папой за Феррару, о чем уже упоминалось выше. Дож Градениго вел агрессивную внешнюю политику, он стремился воспользоваться преимуществом положения в Ферраре для того, чтобы подчинить ее власти Венеции, несмотря на противодействие со стороны сюзерена Феррары – папы римского. Даже подвергнувшись папскому отлучению от церкви и интердикту, даже после поражения венецианской армии у Феррары и огромные материальные потери, понесенные за границей венецианскими купцами, которых взяли в плен вместе с товарами по условиям папского интердикта, дож отказывался уступать.

Готовность Градениго противостоять папе с самого начала встретила сопротивление со стороны лидеров соперничающих фракций, особенно семьи Кверини. Личные ссоры осложняли отношения между ними и главными сторонниками дожа, Джустиниани и Морозини. Представитель семьи Морозини, служивший начальником ночной стражи, попытался на Риальто обыскать одного из Кверини, дабы проверить, не нарушает ли тот закон, запрещавший скрытое ношение оружия. Ретивому чиновнику подставили ножку и унизили, а оскорбителя Кверини оштрафовали, так что оба остались недовольны. Другие Кверини, которых называли «Кверини из Большого дома», затаили злобу на Дандоло; один из них, служивший государственным прокурором, ревностно преследовал их за бесчинство, совершенное против одного еврея в Эвбее. Самым озлобленным был Марко Кверини, сын Николо Кверини. Ему казалось, что его недостаточно поддерживали, когда он командовал войском у Феррары, и несправедливо обвинили его в поражении. Заговор с целью убить дожа и захватить власть был задуман Марко Кверини. В нем участвовал и зять Марко, Баямонте Тьеполо, который должен был возглавить восстание. Баямонте был сыном того самого Джакомо Тьеполо, который добровольно устранился от борьбы за власть во время выборов Градениго. В противоположность своему отцу, Баямонте был из тех, кто подтверждал опасения аристократии об опасности предоставления слишком большого престижа одной семье. Служа кастеляном в Модоне, он полюбил пышные развлечения и роскошь; он заявлял, что такой образ жизни оправдан выделением ему средств, необходимых для его поста. За должностное преступление его приговорили к крупному денежному штрафу. Обидевшись, Баямонте уехал из города и вернулся лишь по зову Марко Кверини для того, чтобы возглавить мятеж. Если бы мятеж закончился успешно, Баямонте вполне мог бы стать главой города. В других итальянских городах сторонники папы в распрях с императором Священной Римской империи назывались гвельфами, поэтому партию Тьеполо-Кверини, злоумышлявшую против правительства во время войны с папой, называли венецианскими гвельфами. Но заговор определялся не столько отношением к папе и его требованиям, сколько личными амбициями, симпатиями и антипатиями.

Дворцы Кверини и Тьеполо находились друг напротив друга, по обе стороны моста, за рынками и лавками Риальто. Они решили собрать там ночью своих сторонников, а утром пересечь Большой канал и двумя колоннами проследовать на площадь Сан-Марко. Одна колонна должна была по Мерсери выйти на восточный конец площади, вторая – по улице Фаббри на ее западную оконечность. Там они договорились встретиться и напасть на дворец дожа; там же к ним должны были примкнуть выходцы с островов, которых обещал привезти Бадоеро Бадоер, представитель знатного семейства, состоявший в родстве с падуанскими гвельфами, и владелец обширных материковых владений. Но дожа успели предупредить: в поисках сторонников заговорщики привлекли к заговору простолюдина, который заподозрил неладное и донес на них. Градениго, как всегда, действовал решительно. В ту же ночь он созвал к себе во дворец советников и глав могущественных семейств, на чью поддержку он мог рассчитывать. Те привели с собой своих сторонников. Дож оповестил об опасности Арсенал; кроме того, он приказал подесте Кьоджи преградить путь отряду Бадоера. Заговорщикам не удалось объединить силы. Колонну Тьеполо задержали, пока его сторонники грабили казначейство на площади Риальто, а Бадоер не начал штурм вовремя из-за ужасной грозы. Колонна Кверини прибыла на площадь Сан-Марко первой. Тут же завязался бой, в котором Кверини был убит. По колонне Тьеполо ударили, не дав ей добраться до площади Сан-Марко. В разгар мятежа какая-то женщина, выглянувшая из окна верхнего этажа, уронила тяжелый горшок или ступку, которая попала в знаменосца Тьеполо, и знамя упало на землю. Потеряв объединяющий символ, люди Тьеполо отступили. Таким образом, дож одержал победу. Марко Кверини погиб; Бадоеро Бадоера схватили за вооруженный мятеж и немедленно казнили, Баямонте Тьеполо и других мятежных представителей знати, бежавших в свои дворцы, вынудили уехать в ссылку.

Из-за того, что семья Тьеполо пользовалась такой широкой популярностью в течение многих поколений, некоторые историки, жившие позднее, изображали Баямонте Тьеполо защитником простого народа от ревниво оберегающей свою власть олигархии, а мятеж 1310 года – выражением народного протеста против реформы Большого совета. Такой же точки зрения придерживались якобинцы. Они даже предлагали воздвигнуть памятник Баямонте Тьеполо, как поборнику демократии! Скорее всего, Баямонте, придя к власти, посадил бы на все важные посты своих сторонников и стал бы деспотом, а в Венеции установилась бы такая же единоличная власть, какую примерно в то же время захватили в Милане представители семьи Висконти, в Падуе – Каррара, в Вероне – Скалигеры и т. д. Конечно, Баямонте опирался на определенную поддержку недовольных Градениго и военными лишениями представителей простонародья, которых привлекала его фамилия. Более того, в заговоре участвовали многие приходские священники. Но общего восстания не было; «простой народ» оказался разделен. Нет и признаков связи между заговором Кверини Тьеполо и цехами, в связи с мятежом упоминается лишь один из них, а именно цех маляров, завязавший ожесточенный бой вокруг своей штаб-квартиры в Сан-Луке. Их наградили правом вывешивать свое знамя на флагштоке, который впоследствии установили на площади, где происходила драка. Женщина, чья ступка сбила знамя Тьеполо, попросила в награду разрешения по праздникам вывешивать в своем окне знамя святого Марка. Кроме того, ее домовладельцы, прокураторы Сан-Марко, обязались не повышать ей квартирную плату. Правда, в 1436 году, когда правнук той женщины служил во флоте, плату все же повысили, но в 1468 году потомок героической женщины выиграл дело о восстановлении прежней платы. Дворцы Кверини и Тьеполо были разрушены, и на их месте появился рынок, в знак того, что Баямонте предан забвению как худший из предателей («il pessissimo traditore»).

Сразу после подавления мятежа правительство столкнулось с трудной задачей: наказанием участников, особенно тех, кому позволили уехать в ссылку. В других итальянских городах стычки между партиями приводили к образованию больших партий изгнанников, которые, иногда на протяжении нескольких поколений, продолжали плести заговоры, позволявшие им вернуться. Примерно в то же время генуэзские гибеллины создали правительство в изгнании, которое развязало войну и захватило несколько генуэзских колоний. Хорошо известны и изгнанники-флорентийцы, которые также надеялись вернуться на родину в результате переворота. Одним из них был Данте. В 1310 году казалось, что правителям Венеции также будут угрожать заговоры ссыльных, мечтающих вернуться. Условия, по которым Баямонте Тьеполо и его сторонникам разрешили покинуть Венецию, ограничивали места, куда они могли отправиться, но главари сразу же нарушили запрет и обратились за поддержкой к гвельфам в соседних Падуе и Тревизо, а также к друзьям и родственникам в Далмации и на Балканах. Для противодействия подобным шагам и подавления новых заговоров в 1310 году создали особый совет, состоявший из десяти человек. Он оказался настолько полезным, что Совет десяти стал постоянной и заметной частью венецианской системы государственного управления.

У Совета десяти имелись три главы-капи, каждый из которых занимал свой пост в течение месяца, а затем уступал его коллеге. Членство в совете продолжалось всего год, и два члена совета не могли принадлежать к одной семье. Сначала в обязанности Совета десяти вменялся лишь надзор за ссыльными. Совет десяти смягчал наказание тем, кто выказывал покорность, но следил за остальными, выслеживал беглецов и назначал награду за их головы. Через 10–20 лет Совет десяти начал нанимать опытных убийц. Иногда проявляя снисхождение, но чаще действуя решительно, Совет устранил изгнанников.

После того как опасность, исходившая от Баямонте Тьеполо и его последователей, была устранена, Совет десяти почти утратил силу, но постепенно заслужил для себя постоянное место, так как играл двойную роль. Во-первых, он был достаточно мал; дож и его советники могли рассчитывать на Совет десяти в делах, чья срочность и тайный характер не позволяли обсуждать их в более широком кругу. Во-вторых, Совет десяти послужил прообразом тайной полиции. Он не только предотвращал попытки вооруженного мятежа, но и следил за представителями знати, которые считали себя выше закона, а также препятствовал созданию фракций или партий – пусть даже путем сговора или подтасовки результатов голосования. Совет десяти не допускал образования организованной оппозиции. Более того, любые зачатки организованных партий, пусть даже инициированные представителями власти, считались нарушением гражданственности.

Укрупнение Большого совета и прибавление Совета десяти довершили аристократическую структуру органов власти. Они обеспечивали устойчивость, быстрые действия в случае опасности и участие всей аристократии в дискуссиях, ведущих к важным решениям. По сравнению с условиями, существовавшими в большинстве городов, венецианскую знать объединяла сплоченность и преданность власти, что проявлялось и в отношениях между правящим классом и остальным народом. Но эта сплоченность была лишь относительной и позже, в XIV веке, подверглась суровому испытанию.