Переосмысление перелома

Могла ли Венеция построить и укомплектовать крупные флотилии, если бы не стремилась занять доминирующую позицию в Италии? Представители правящих кругов Венеции, сторонники сухопутных войн, могли бы возразить: только после установления гегемонии над всей Италией могла Венеция привлечь ресурсы, равные ресурсам двух своих соседей на востоке и западе. Единственная надежда удержать позиции заключалась в том, чтобы по-прежнему доминировать на центральном полуострове Средиземного моря.

С другой стороны, в правящих кругах Венеции имелась и «морская» партия. Ее представители считали владения в Ломбардии злокачественной опухолью, которая высасывает из Венеции силы, лишая ее былого величия. Взгляды этой партии отражены в дневнике Джироламо Приули, который он вел в самые мрачные дни войны с Камбрейской лигой. Многие венецианцы тогда считали: если материковые владения будут утрачены, «венецианцы, как знатные, так и простые, посвятят себя морю и путешествиям и, помимо того, что получат прибыль, станут отважными, искусными моряками и начнут лучше разбираться в торговле. Возможно, это для Венеции будет выгоднее, чем доходы, получаемые с материка». Любовь к роскошной жизни разъедает знать, писал Приули, в юные годы побывавший с торговым караваном в Лондоне, а молодые представители знати растут, как невежественные крестьяне, не видевшие мира. Приули обвинял сенат в том, что тому не удалось укрепить и должным образом снабжать такие морские базы, как Модон; он сокрушался о миллионах дукатов, истраченных на укрепление материковых городов и на жалованье итальянским наемникам. Последняя статья, по мнению Приули, была откровенно убыточной, в то время как те же деньги, потраченные на флот, вернулись бы городу сторицей. В то же время Приули понимал, что Венеция добровольно не откажется от материковых владений.

Независимо от того, был поворот Венеции к завоеваниям на суше ошибкой или необходимостью, ясно одно: Венеции не удалось произвести структурные изменения, которые требовались для того, чтобы закрепить свою власть. Одной из причин этого стала зависимость республики от кондотьеров. Макиавелли презрительно упрекал Венецию в том, что город не призывал в армию своих граждан и подданных, хотя их брали во флот. Более того, даже во флоте, как в сухопутных войсках, Венеция опиралась в основном на добровольцев, а не на призывников. Конечно, на командные должности назначались исключительно выходцы из венецианских благородных семей, но число молодых венецианцев, которых готовили к высшим флотским постам, неуклонно сокращалось. Решения, принятые в 1502–1504 годах, когда туркам уступили важнейшие военно-морские базы, захватывая в то же время владения в Италии, стали симптоматическими. Аристократов больше интересовала суша, чем море. Высшие морские посты все чаще занимали дипломаты и политики, а не моряки и отважные авантюристы вроде Веттора Пизано и Карло Дзено.

Для того чтобы успешно конкурировать с Османской империей, Францией и империей Габсбургов, требовалась военная организация нового типа как на море, так и на суше. Активное участие Венеции в сухопутных войнах распыляло силы, тогда как ей следовало приложить максимальные усилия к тому, чтобы сохранить свое место в ряду морских держав. Но традиционное превосходство уже нельзя было поддержать традиционными средствами. Правда, Венеция вооружала и оснащала все больше кораблей и строила более крупные суда, чем раньше. Кроме того, перемены произошли и в составе команд, вооружении, в Арсенале и управлении флотом. Однако перемены ограничивались политической системой Венеции. Республике не удалось создать иерархию настоящих профессионалов, поддерживаемых государственными служащими. Дисциплина и назначение на высшие командные посты зависели от голосов аристократов, заседавших в высших советах Венеции. Изменения во внутренней структуре республики, пусть и в худшую сторону, сыграли такую же важную роль в судьбе Венеции, как нерешительность в дипломатии или превратности войны.