Практическая политика

Когда дурные средства обузданы,

Правители ж за добродетель избраны…

Сонет из предисловия к лондонскому (1599) изданию трактата Контарини «О магистратах и устройстве Венецианской республики»

В идеальном республиканском правительстве на высокие должности выбирали за заслуги перед обществом, например за успешно проведенные мирные переговоры или предложенные поправки к законам. Коррупция, как подчеркивал Макиавелли, анализируя правление Медичи во Флоренции, приводит во власть людей, которые служат частным интересам своих сторонников – возможно, помогая тем уклониться от уплаты налогов, – а иногда продают выгодные правительственные посты. Венецианцы не были невосприимчивы к такого рода веяниям; наоборот, коррупция постоянно бросала тень на идеалы добродетели.

Современные политологи подчеркивают важность первичных выборов. При изучении изнанки венецианской политической жизни следует рассматривать подробности не только самих выборов, но и выдвижения кандидатов на те или иные посты. Хотя теоретически на ту или иную должность следовало выбирать определенных людей и никто не имел права вести избирательную кампанию, на практике мест в правительстве усиленно добивались, причем методами, которые часто взывали к личной корысти выборщиков. На несколько самых важных постов кандидатов и выдвигал, и избирал сенат при помощи довольно простой процедуры, называемой «скрутинио», то есть «подсчет голосов». Каждый сенатор называл предпочтительного кандидата на должность; затем все сенаторы голосовали за или против всех кандидатов по списку. Характерной особенностью «выборов по-венециански» была именно возможность голосовать против того или иного кандидата напрямую. На практике не исключалась возможность, что все кандидаты наберут больше голосов против, чем за. Согласно процедуре «скрутинио», после того как все сенаторы проголосовали за всех кандидатов, избранным считался тот, кто набрал больше всех голосов за, но только если он набирал больше голосов за, чем против.

Так попадали на свои посты старейшины, посланники и многие другие; при выборах на отдельные посты, требовавшие больших расходов, например в некоторые посольства, разработали особую процедуру. На такие посты часто производились назначения с целью избавиться от неудобных соперников. Если кандидат отказывался от должности, его ждал не только штраф, но и потеря популярность из-за отказа взвалить ответственность на себя. Если кандидат соглашался, его противники надеялись, что он потерпит неудачу. По крайней мере, на какое-то время неудобный соперник удалялся из города и не участвовал в принятии важных решений. Как правило, после имени кандидата называли и того, кто выдвигает его на должность, – они несли ответственность в том случае, если их номинант нарушал доверие. Правда, на непопулярные посты принято было выдвигать кандидатов анонимно, дабы выдвинувшие не стали потом жертвами их мести.

Выборы на большинство должностей происходили на Большом совете, который выбирал среди нескольких кандидатов с помощью ряда процедур. Некоторых назначали сверху, то есть их предлагали Синьория или сенат. Они представляли, по словам Контарини, «самых благородных из граждан», то есть «меньшинство». Других предлагали снизу, комитетами, выбираемыми по жребию из состава членов Большого совета. Жребий усиливал роль «большинства». Это Контарини называл «доступностью» (мы бы в соответствующем случае говорили о «демократической процедуре»), ибо она подразумевала, что мнение одного гражданина так же ценно, как мнение другого. «Доступность» позволяла рядовым членам Большого совета шанс доказать свою значимость.

Состав отборочных комитетов, составлявших суть «доступности» венецианского государственного устройства, занимал много времени и внимания. Обычно Большой совет собирался каждое воскресенье; его заседания напоминали лотерею, в которой каждый мог вытянуть выигрышный билет для себя или друга. Должности на выбор объявлялись заранее глашатаями на площадях Риальто и Сан-Марко. Позже стали расклеивать напечатанные листовки. Весь день проходил в баллотировке. Голосовали маленькими шарами. Большинство из них были посеребренными, но некоторое количество были позолоченными. Чтобы определить членство в отборочных комитетах – обычно их было четыре, – все члены Большого совета по одному вставали с длинных скамей, на которых они сидели, и проходили на возвышение, где рядом с дожем и его советниками стояли урны с баллотировочными шарами. Благодаря высоте и форме урн невозможно было увидеть, кто какой шар вытянул – серебряный или позолоченный. Если член Большого совета вытягивал позолоченный шар, он оставался на возвышении и входил в отборочный комитет после того, как показывал шар советнику дожа, который рассматривал тайную пометку на шаре, дабы убедиться, что шар действительно вытянули из урны в этот день и что перед ним не фальшивка, которую принес с собой желающий войти в отборочный комитет. На всех стадиях выборов в Венеции предусматривались меры против обмана – вот доказательство того, что конкуренция среди кандидатов была очень высока.

Счастливчики, вошедшие в отборочные комитеты, занимали места на возвышении лицом к дожу и спиной к собранию, чтобы невозможно было обмениваться знаками с теми, кто жаждал быть избранным. Количество членов отборочных комитетов по жребию сокращали до тридцати шести. Далее их делили на четыре комитета, каждый из которых немедленно удалялся в отдельную комнату. Там снова тянули жребий, который определял, кто из членов комитета будет первым выдвигать кандидата на первую освободившуюся должность. В большинстве случаев первая номинация одобрялась другими членами комитета, желавшими, чтобы коллеги, в свою очередь, одобрили их выдвиженцев. Член отборочного комитета имел право предложить свою кандидатуру или поменяться местами с другими своими коллегами. После того как четыре отборочных комитета возвращались в зал заседаний, все члены Большого совета приступали к голосованию по каждой выдвинутой кандидатуре. Иногда всех кандидатов отклоняли. Присутствие на заседаниях Большого совета, наверное, было интереснее, чем в наши дни, потому что у членов Совета была возможность забаллотировать всех.

Никому не запрещалось выдвигать своих родственников, но в одном отборочном комитете нельзя было находиться двум представителям одной семьи. Когда же Большой совет голосовал за того или иного кандидата, он и его родственники должны были покинуть зал.

Тайное голосование по предложенным кандидатурам велось при помощи ящиков для голосования с двумя отделениями: белое отделение – для голосов за и зеленое – для голосов против. Ящики были сконструированы таким образом, что никто не видел, в какое отделение выборщик опускает свой шар. Поскольку свинцовые шары грохотали и звук мог указать, в какое отделение их опустили, шары заменили лоскутами материи. Соблюдение тайны было тем более необходимым, что многие голосовали против. Благодаря процедуре тайного голосования забаллотированные потом не могли срывать злость на тех, кто их не поддержал. Любое открытое волеизъявление сурово наказывалось. Кроме того, баллотировка проходила в тот же день, что и выдвижение кандидатов, чтобы исключить возможность привлечь голоса за ночь.

Во многих случаях в дополнение к выдвижению «снизу», то есть отборочными комитетами, существовало и выдвижение «сверху». Некоторых кандидатов предлагала Синьория, но самым весомым считалось выдвижение, сделанное сенатом с помощью процедуры «скрутинио». Например, при каждых выборах советника дожа четырех кандидатов предлагали отборочные комитеты Большого совета, а одного – сенат. Кандидат, обладавший такой мощной поддержкой, побеждал почти всегда, но в некоторых случаях победитель значился вторым или третьим в сенатском списке.

Так как кандидаты, предложенные «сверху», имели больше шансов победить, их количество приходилось сокращать, если аристократам в целом казалось, что их участие оказывает влияние на конечный результат. Чтобы придать выдвиженцам Большого совета больший вес, права Синьории и сената на выдвижение были урезаны. В 1500 году советник дожа Антонио Трон, известный реформатор, призвал своих коллег по Синьории отказаться от права выдвигать кандидатов. Они заранее договорились, что будут выбирать кандидатов по очереди. Многие выдвигали своих родственников; поговаривали и о продаже выгодных мест за деньги. Лишая себя права предлагать кандидатов, советники дожа освобождали себя от такого рода давления. Возможно, их опыт предвосхищал слова американского президента, который через несколько сотен лет сказал, что при распределении государственных должностей за услуги после каждого сделанного им назначения он наживает «десять врагов и одного неблагодарного человека».

То же стремление избежать ходатайств тех, кто хотел попасть на ту или иную должность, подвигло некоторых сенаторов ограничить и возможности сената при выдвижении кандидатов, но процедура «скрутинио» в сенате зарекомендовала себя с наилучшей стороны. С ее помощью на важные посты попадали самые достойные. Даже после того, как Большой совет принял закон о том, что только его комитеты могут выдвигать кандидатов на должности командиров галер, sopracomiti, сенат, а в экстренных случаях Совет десяти по-прежнему предлагали кандидатуры на эти должности, хотя выдвиженцев наделяли другим титулом (governatore – губернатор или управляющий). А при выборах на самые важные посты, например на пост советника дожа или главного капитана, право сената выдвигать кандидатуры никем не оспаривалось, а его поддержка, как правило, обеспечивала победу на выборах.

Сокращение количества постов, на которые могли выдвигать кандидатов Синьория и сенат, должно было противодействовать стремлению к олигархии. Выдвижение кандидатов только Большим советом ослабило бы руководство «внутреннего круга», если бы при выдвижении и баллотировке не было коррупции. Но случаи коррупции в пользу олигархии описаны в нескольких дневниках того времени. Один дневник вел уже упоминавшийся купец и банкир Джироламо Приули, который неоднократно выражал презрение бизнесмена к «политиканам». Сам он, по его словам, не занимал никаких постов, потому что не хотел кланяться, унижаться, вымаливать милости и торговаться с теми, кто домогается мест в правительстве. Более полный отчет об интригах и кознях на выборах предоставлен Марино Сануто, человеком, который принимал в выборах некоторое участие. Он не разделял ни презрения Приули к «политиканам», ни стремления последнего приписывать все несчастья, выпавшие на долю Венеции, влиянию звезд или грехам ее жителей. Сануто был практичным и опытным политиком. Подобно Гаспаро Контарини, он обладал обширными семейными связями, получил широкое общее образование и перед тем, как поступил на государственную службу, прославился благодаря своим научным изысканиям. Найдя историю, составленную гуманистом Сабеллико, слишком отрывочной и поверхностной, Сануто написал труд «Жизнь дожей», основанный на архивных материалах, а также изучении старых законов и писем. Всю жизнь Сануто жадно охотился за фактами, за подробностями. Он собрал библиотеку, которая славилась не только своими книгами и рукописями (их насчитывалось несколько тысяч), но и картами.

Кроме того, Сануто день за днем записывал все, что происходило в Венеции. Пожары, убийства, лекции, свадьбы, концерты, банкротства, списки груза и рыночные сводки, а также полученные депеши, визиты государственных деятелей, заседания совета и политические скандалы – все он заносил в дневники, которые составили 58 больших томов. Он начал вести дневник, надеясь, что получит основу для написания истории своего времени. Его гордость была смертельно уязвлена, когда через двадцать с лишним лет после начала его труда официальным историком назначили не его, а Пьетро Бембо, потому что Бембо лучше излагал свои мысли на латыни. Сануто отправили на пенсию и приказали предоставить его заметки, то есть дневники, Бембо. Ему пришлось согласиться.

Даже в те 38 лет, когда Сануто вел эквивалент ежедневной газеты, он находил в себе силы заниматься политикой, и его карьера оказалась по-своему такой же значимой, как карьера Гаспаро Контарини. Сануто начал с довольно значимого поста начальника ночной стражи; вскоре он пошел на повышение и стал старейшиной по морским делам. Через 20 лет Контарини назовет этот пост важнейшим – до тех пор, пока интересы Венеции будут связаны с морем. Позже старейшинами по морским делам стали назначать молодых людей перед тем, как они попадали на более ответственные должности, например старейшин по материковым делам. Хотя Сануто не выходил в море, в возрасте около 30 лет он несколько раз занимал пост старейшины по морским делам. Он трудился усердно и плодотворно, собирая флот перед битвой при Зонкьо в 1499 году. Один срок Сануто пробыл казначеем в Вероне, затем, когда он разменял пятый десяток, его снова выбрали старейшиной по морским делам. Несколько раз его выдвигали на более важные посты, такие как государственный поверенный. Один раз Сануто выдвинул себя сам, когда получил такую возможность, но чаще его кандидатуру выдвигали родственники. Однажды он особенно возмутился, когда его близкий родственник вытащил позолоченный шар и мог выдвинуть Марино Сануто, однако не сделал этого. Ни разу ему не удалось проникнуть даже на край «внутреннего круга». Он унаследовал достаточно, чтобы жить безбедно, но его денег не хватало для того, чтобы, подобно многим, проложить себе путь наверх. На несколько лет он пробился в сенат; он сравнительно часто выступал с речами как там, так и на Большом совете. Свои речи сам Сануто называет красноречивыми; во всяком случае, во время его выступлений «никто не кашлял». Однако его не любили те, кто находился у власти. Когда его выдвинули на выгодную и хорошо оплачиваемую должность инспектора («синдико»), предполагавшую трехлетнюю поездку по венецианским колониям, он счел назначение кознями одного из своих врагов. Марино Сануто хотел остаться в Венеции, вести дневник, произносить речи в сенате и призывать собратьев-аристократов соблюдать законы.

Видимо, Сануто недоставало не только красноречия, прославившего Гаспаро Контарини и Пьетро Бембо, но и политического такта. Он был сторонником строгого соблюдения законов и говорил, что думал, невзирая на лица, а в нескольких случаях, как он признавался в своем дневнике, даже когда бывал не прав. «Совесть побуждала меня говорить, – писал он, – ибо Господь дал мне хороший голос, крепкую память и многие знания после многолетнего изучения отчетов правительства. Мне казалось, что я погрешу против себя, если не выскажу своего мнения по обсуждаемому вопросу». Он завидовал успеху более состоятельных или более дипломатичных коллег и с горечью писал о неудачной попытке стать государственным поверенным или получить постоянное место в сенате. Ему, ученому и политику, было горько оттого, что его знания и преданность не оценили по достоинству.

Сануто пишет о том, какое давление оказывалось на членов Большого совета после того, как власть Синьории и сената выдвигать кандидатов была ограничена. Давление усилилось из-за финансовых тягот, которые принесла с собой война в 1509–1516 годах. С одной стороны, высокие налоги побуждали многих искать выгодные должности и заискивать перед теми, кто занимал высокие посты. С другой стороны, правительство не гнушалось никакими средствами в желании собрать побольше денег. Одобренным кандидатам, которые вносили 2 тысячи дукатов, Совет десяти даровал титул и тогу сенатора и пропуск в этот орган власти, хотя и без права голоса. Более мелкие должности продавались. Дож красноречиво призывал всех держателей должностей давать правительству взаймы деньги или дарить подарки. Суммы, предлагавшиеся в качестве займов или подарков, оглашались на Большом совете. Аристократы начали называть суммы пожертвований перед тем, как их имена проходили процедуру голосования. В одном случае Сануто внес 500 дукатов, «найденные бог знает где», чтобы получить место в сенате. В другой раз он лишился нескольких желанных постов, когда соперники внесли больше, чем позволяли его возможности. При таких условиях отклонили закон, который требовал от выборщиков дать клятву, что их не подкупили: говорили, что аристократы, давшие такую клятву, рискуют спасением души. Конечно, не всегда на ту или иную должность выбирали тех, кто внес самое большое пожертвование; Сануто упоминает несколько случаев, когда такие подарки или пожертвования отклоняли. Он назвал эти случаи опасными проявлениями неблагодарности, которые затрудняли сбор средств в будущем. Но когда предлагался откровенный торг за какой-либо важный пост, Сануто произносил длинную речь против такой практики и испытывал удовлетворение, если торг проваливался.

Как только Венеция вернула себе большую часть материковых владений, торговля должностями прекратилась. Большой совет принял новые законы против предвыборной агитации. Специальные служащие, называемые цензорами, призваны были следить за подобными случаями. Их деятельность увенчалась успехом, но только на время, и через четыре года должность цензора была упразднена. Правда, ее воссоздали в 1524 году, и Совет десяти принял новые законы против привлечения голосов, но эти законы так откровенно нарушались, что применяли их просто для того, чтобы затемнить различия между законной и незаконной предвыборной агитацией. Так, запрещался любой вид политических объединений, однако покупка голосов продолжалась. В октябре 1530 года Сануто с горечью жаловался: «Голоса покупают за деньги. Все об этом знают; очевидно, на сколько-нибудь важный пост невозможно попасть, если не раздавать деньги группе обедневших аристократов до выдвижения и после выборов. Господи, помоги нашей бедной республике, чтобы не осуществилось предсказание: продажный город быстро погибнет. Те, кто находятся у власти, ничем не препятствуют такой практике, а особенно тем, кто получает почести за деньги. Но бедных можно простить, ибо бедняки не в силах поступать по-другому. Пусть Бог, который всеми руководит, позаботится о них; в противном случае я предвижу много зла».

К «лакомым кусочкам», которые можно было получить благодаря политике, относились церковные привилегии. Хотя нельзя было совмещать церковные и государственные посты, отдельные политики способствовали росту престижа и благосостояния своей семьи, добившись сана епископа для брата, сына или племянника. Официальное назначение, разумеется, делал папа римский, но сенат, имитируя современных монархов, предлагал папам кандидатов на тот или иной пост. Если какой-либо венецианец принимал епархию на территории Венеции вопреки воле сената, сенат накладывал наказание не только на него самого, но и на его семью. Многие влиятельные члены сената добивались церковных постов для своих родных своими заслугами, например успешным посольством или губернаторством. У них имелись и средства, с помощью которых такой пост, однажды полученный, можно было оставить в семье.

Не такими ценными считались посты, обладателям которых выплачивали большое жалованье. К ним стремились аристократы со скромными средствами. Им приходилось заискивать перед государственными деятелями, которые могли проголосовать в их пользу. Такая форма коррупции, так же как и менее откровенное взяточничество, способствовала концентрации власти в руках меньшинства.

Богатство отбрасывает мрачную тень на борьбу за почести в кругу венецианской аристократии. Его разлагающей силе не было места среди идеалов Контарини. С другой стороны, государственная служба считалась важным козырем при выборе правителей. Внушительное богатство ряда семей и доброе имя, завоеванное на государственной службе, хотя не многие могли похвастать и тем и другим, обладали первостепенной важностью при выдвижении и выборах. Даже назначения, сделанные отборочными комитетами, часто вели к сосредоточению власти в руках олигархов-аристократов.

Сильными были и противоположные течения, они подтверждали нарисованную Контарини картину государственного устройства Венеции как сочетание различных элементов. Существовали реальные различия в интересах и чувствах в общей массе аристократии, собранной в Большом совете, и потенциальной олигархии, группы, состоявшей примерно из сотни человек, членов 20–30 семей, которые издавна занимали и продолжали занимать посты во «внутреннем круге». Оба элемента влияли на политику и стиль государственного управления.

Большой совет демонстрировал свое влияние через вотум недоверия. Так, он мог отклонить кандидатуры тех, кого выдвигали в сенатскую «зонту». Шанс предоставлялся ежегодно в последний день ноября, когда проходило голосование за 60 дополнительных сенаторов. Обычные сенаторы, например члены Совета сорока и Совета десяти, избирались по нескольку человек за раз; их кандидатуры предлагались отборочными комитетами в течение лета. Затем имена сенаторов, чей срок службы подходил к концу, сводили в список, где обычно насчитывалось около 120 человек, и Большой совет целый день голосовал за внесенных в этот список. У сенаторов не было обязательного «отпуска» между назначениями; обычно одних и тех же выбирали снова и снова, но только не в те годы, когда Венеция терпела военные поражения! В 1500 и 1509 годах Приули и Сануто сочли результаты выборов эквивалентными отставке правительства. В состав сената не переизбрали тех, кто входил во «внутренний круг», так как их сочли виновниками недавних поражений. Не выбрали и родственников тех флотских командиров, которых обвиняли в трусости во время битвы при Зонкьо. В 1500 году в сенат попали те, чьи близкие хорошо зарекомендовали себя в бою, хотя у них почти не было опыта и они лично ничем не прославились.

Такой мятеж в Большом совете мог ослабить даже сплоченный «внутренний круг». Как правило, «внутренний круг» сплоченным не был; в него входили люди умные, самостоятельно мыслящие, которые придерживались различных взглядов. Иногда их отношения осложнялись соперничеством и личной неприязнью. Их конфликты, как правило, разбирались сенатом, но окончательные решения выносил Большой совет. Хотя Контарини и не осуждал этой роли, он опасался усиления элемента «доступности». В самом деле, существовала опасность, что Венецианская республика ослабеет из-за потакания желаниям общей массы аристократов, которая требовала понижения налогов и хорошо оплачиваемых постов, в том числе синекур. Существовала также опасность, что члены «внутреннего круга», к которому принадлежал и Контарини, будут руководствоваться лишь собственными интересами. Против обеих угроз действовало убеждение, которое разделяли Контарини и Сануто: почести надо зарабатывать службой на благо всего сообщества.