Аристократия, независимая и равная

Все перемены, ведшие как к повышению отдачи, так и к борьбе с коррупцией, проходили в рамках аристократической системы, сложившейся в начале XVI века и окончательно сформировавшейся после ряда кризисов в годы войны за Кьоджу. Дожа называли Государь (Il Principe), однако он ничего не мог предпринимать без одобрения своих советников. Аристократы, которые могли попасть в советы, происходили из семей, составлявших 6–7 процентов населения города. Их суверенная власть, по факту давно установленная, получила полное символическое выражение после отмены Генеральной ассамблеи. А в 1423 году Большой совет провозгласил, что его указы, даже если они меняют основные законы, имеют силу без церемониального общенародного одобрения. Слова «угождать вам» убрали из вступительной речи каждого вновь избранного дожа, выбранного комитетом из сорока одного аристократа. Меняющийся дух республики отразился и в ее названии. В 1462 году клятву дожа изменили, убрав из нее ссылки на Венецианскую коммуну. Венецию, а также, в собирательном смысле, ее правительство стали горделиво именовать Сиятельнейшей.

Хотя аристократия увереннее демонстрировала свою независимость, доступ в ее круг стал более ограниченным. Новые семьи после 1381 года больше не принимались. В 1403 году предлагали принимать в Большой совет новую семью «урожденных граждан», представителей среднего класса, после того как пресекался какой-либо «старый» род. Однако предложение отклонил Совет дожа. Аристократы из городов, подчиненных Венеции, например Вероны, не принимали никакого участия в управлении; им отводили лишь второстепенные роли в их родных городах. Очень редко, по особому личному разрешению, кого-то из них допускали в венецианский Большой совет, однако другие советники не принимали новичков в свои ряды; их не выдвигали на высокие посты.

Хотя сама по себе аристократия была наследственной, в кругу венецианской знати не было расслоения. Настоящие различия, связанные с размером богатства, естественно, были разительными и болезненными. Они проявлялись в драгоценностях и нарядах женщин и молодых людей, которые объединялись в общественные клубы, называвшиеся «обществами чулок», так как члены каждого из них в знак отличия носили чулки особого цвета. Экстравагантность и демонстрация богатства ширились, несмотря на то что были запрещены законами, регулирующими потребление предметов роскоши. Дома и мужчины и женщины носили самые разные костюмы, а женщины не жалели средств и усилий, наряжаясь на выход. Но зрелые аристократы ходили в простых черных мантиях или тогах – кроме магистратов, которым полагалось носить мантии красного, фиолетового или пурпурного цвета. Таким образом, одежда символизировала равенство всех аристократов, кроме тех, кто возвысился временно, благодаря занимаемой должности. По закону все аристократы имели право быть избранными на любую государственную должность, за исключением тех, кого признавали непригодными из-за преступлений, неуплаты налогов и других нарушений.

Браки аристократов с простолюдинами случались довольно часто, благородство происхождения определялось по отцовской линии. Если мать была служанкой или проституткой, ребенка нельзя было зарегистрировать в «Золотой книге», куда благородные родители заносили сыновей, дабы подтвердить право их вхождения в Большой совет. Однако, если мать-простолюдинка была законной дочерью богатого купца, мастера-ремесленника или «урожденного гражданина», трудностей с регистрацией не возникало. Матери двух богатейших дожей, Антонио Гримани и Джованни Бембо, были простолюдинками. Примечательно также, что в текстах законов, связанных с налогообложением, не проводилось различий между простолюдинами и аристократами. И тем и другим было запрещено экстравагантно одеваться. На деле самые богатые простолюдины носили те же простые черные тоги, что и аристократы. Таким образом, и одежда, и браки размывали границы между аристократами и верхним слоем среднего класса.