Богатые и бедные: сводный баланс

Учитывая все обстоятельства, Венеция сумела компенсировать экономические трудности, вызванные Великими географическими открытиями, ростом Оттоманской империи и Испании и другими переменами XV и XVI веков. Подобно тому как раньше она приспосабливалась к более мелким изменениям в организации торговых перевозок, Венеция снова продемонстрировала гибкость, свойственную ведущим коммерческим центрам. В последнем десятилетии XVI века, когда специи снова потекли в район Средиземноморья с востока, когда Антверпен и многие другие «мировые рынки» страдали от политической нестабильности, когда из Леванта и с Балкан в город хлынули беженцы-евреи и когда развитие текстильной промышленности достигло новых высот, Венеция снова оказалась победительницей.

Восстановленное процветание неравным образом коснулось различных групп населения. Часть аристократии стала богаче, чем когда бы то ни было. Выплаты государственного долга, хотя и монетой худшего качества и по курсу ниже номинала, увеличивали средства, которые можно было вложить в другие предприятия, так как выплаты сопровождались сокращением прямого налога. В XVI веке еще находилось немало венецианцев, готовых отправиться в дальние страны в поисках прибыли. В то время венецианские купцы исследовали рынки Швеции и Польши. Некоторые из них сумели подружиться с португальцами и богатели, торгуя драгоценными камнями и тканями в городах Индии. Но в таких предприятиях не наживали больших состояний, больше прибыли приносили капиталовложения, сделанные ближе к дому. С развитием мануфактур и ростом численности населения росла в цене городская недвижимость. Истощение запасов пшеницы в тех областях, которые ранее являлись главными источниками поставок для Венеции, способствовало тому, что мелиорация земель в материковых владениях стала в высшей степени прибыльным предприятием. Прежнюю торговую аристократию к концу XVI века сменила аристократия землевладельцев.

После того как на смену готическому стилю пришли ренессанс и барокко, у богачей появились новые возможности для демонстрации своего богатства. Конечно, роскошные дворцы строились и до 1450 года, когда появились Ка д’Оро и Ка Фоскари, но позже такого рода дворцов стало гораздо больше. В дополнение к величественным дворцам в самой Венеции, таким, например, как палаццо Корнаро делла Ка Гранде, многие венецианские аристократы строили дворцы и в своих материковых владениях. Из 1400 материковых вилл в бывших венецианских владениях, и в наши дни представляющих интерес с архитектурной точки зрения, лишь 15 были построены в XIV веке, 84 – в XV веке и свыше 250 – в XVI веке. Обстановка в этих дворцах, одежда и украшения венецианок, пышность праздников, которыми Сиятельнейшая встречала иностранных гостей, привлекали паломников-туристов и изумляли простолюдинов. Все это способствовало тому, что Венецию, по словам Фернана Броделя, считали богатейшим и роскошнейшим городом в мире.

Под роскошью пряталась бедность. Хуже всего приходилось в годы голода; несмотря на Зерновое ведомство, запасы на складах и корабли, способные привозить зерно с отдаленных рынков, город не в состоянии был в неурожайные годы всецело избежать голода. Так, голод 1527–1529 годов был вызван не столько войной, сколько плохой погодой и наводнениями. Заботясь о своих гражданах, Венеция свезла в город всю пшеницу, которую можно было скупить на материковых рынках и в принадлежавших венецианцам загородных усадьбах. Затем город наводнили голодающие крестьяне. «Подай милостыню двумстам, и столько же придут снова, – писал современник. – Невозможно пройти по улице или остановиться на площади или у церкви, чтобы тебя не окружила толпа просителей; ты видишь голод, написанный на их лицах, их глаза похожи на пустые кольца без камней, их худоба бросается в глаза – кожа да кости… Разумеется, все граждане выполняют свой долг милосердия, но этого недостаточно, ибо сюда явились почти все сельские жители… многие деревни до самых Альп полностью обезлюдели…» Если в деревнях еще пекли хлеб, то только из пшена и ржи. Лишь через 100 лет крестьяне стали питаться лучше, так как стали разводить кукурузу, а пшеница уходила в счет налогов и арендной платы. Чтобы хотя бы частично возместить то, что Венеция вывозила из сельской местности, она поставляла часть товаров из-за моря в голодающие районы. Для размещения потока нищих, хлынувших в город, правительство строило временные убежища-«госпитали» и, хотя попрошайничество было запрещено, раздавало в этих «госпиталях» еду до следующего урожая. Из-за скученности в убежищах свирепствовал тиф. Только хорошая погода и мир после 1530 года принесли передышку, когда обычные меры благотворительности снова стали достаточными.

Жители Венеции, попавшие в стесненные обстоятельства и голодавшие, могли получать помощь в других местах, где она была налажена на постоянной основе. Цеха обязаны были заботиться о своих обедневших членах. Помощь выдавалась отчасти за счет взносов, собираемых на такие цели, отчасти за счет благотворительных фондов. Помощь оказывали и монастыри и объединения на религиозной основе, в том числе богатые «скуоле гранди». В XVI веке открыли много новых больниц и других учреждений для помощи и исправления несчастных. В каждом из 68 венецианских приходов приходской священник решал, кто из бедняков заслуживает помощи, и объявлял сбор денег среди прихожан.

На нижней ступени венецианской общественной лестницы, по данным переписи 1563 года, находились найденыши и нищие. Они составляли около 1 процента населения. К ним же принадлежали и слуги, которых насчитывалось от 7 до 8 процентов. Среди домашней прислуги были сотни рабов, хотя рабов было гораздо меньше, чем столетие назад. Ввоз татарских и русских рабов из Таны был особенно велик до завоевания турками Константинополя, после 1453 года рабов стали везти на другие рынки. Тогда спрос на домашнюю прислугу в Венеции удовлетворялся службой по договору. Таких слуг привозили капитаны кораблей из Далмации и Албании. Как и по системе договорной службы, с помощью которой позже поставляли рабочую силу в североамериканские колонии, служанки и прочие ввезенные таким образом слуги должны были отработать плату за проезд четырьмя годами службы тем, кому капитаны их «продавали». Иногда такие слуги находились в кабале дольше; известны случаи, когда их вывозили за границу, где продавали в рабство. Было даже принято несколько законов против подобных нарушений.

Есть доказательства того, что среди гондольеров имелись чернокожие рабы: приблизительно в конце XV века чернокожие составляли большую часть невольников. Но рабы-гондольеры составляли крошечную группу по сравнению с 1 или 2 тысячами гондольеров, работавших на себя. Именно из них правительство набирало своего рода резерв гребцов. Применение рабов в промышленности описано в нескольких цеховых правилах, по которым хозяевам запрещается продавать за границу раба, освоившего то или иное ремесло. Так как речь в правилах идет скорее о рабынях, можно предположить, что промышленная занятость рабов была несущественной по сравнению со службой в домах. Но среди тысяч неквалифицированных рабочих, которые исполняли такую работу, как топка печей на химических предприятиях, или переносили материалы на стройках, многие с материальной точки зрения жили хуже рабов и больше боялись голода. В 1570 году из почти 190 тысяч жителей Венеции многие жили в бедности. Несколько тысяч находились на грани нищеты и вынуждены были, помимо рыболовства, подрабатывать где придется. Но, например, вдовам в сельской местности трудно было найти работу и помощь. Возможно, изобилие дешевой рабочей силы стало одной из предпосылок тогдашнего промышленного бума.

И все же, как уже говорилось выше, самые знаменитые отрасли венецианской промышленности зависели от квалифицированных ремесленников. Цеховые мастера образовывали своего рода нижний слой среднего класса. Они зарабатывали вдвое больше неквалифицированных рабочих и по крайней мере на ¹/₃ больше, чем подмастерья. Неквалифицированным рабочим в Арсенале в середине XVI века платили поденно. При круглогодичной занятости они получали от 15 до 20 дукатов в год (8–10 сольдо в день, работа 250 дней в году, итого 16–20 дукатов по 124 сольдо). Они были самыми низкооплачиваемыми работниками Арсенала, если не считать учеников-мальчиков и женщин, чинивших паруса, которые получали чуть больше половины этой суммы в день. Базовая плата для гребцов на галерах также составляла около 20 дукатов в год, но дополнялась и сопровождалась скидками, о которых будет рассказано ниже. Квалифицированный ремесленник получал почти 50 дукатов в год. Годичное жалованье старшины корабельных плотников и капитана почти вдвое превышало эту сумму и составляло около 100 дукатов. Для сравнения стоит заметить, что писатели, прославлявшие богатство Венеции, считали аристократов зажиточными, только если те имели 1000 дукатов годового дохода, а по-настоящему богатыми считались обладатели 10 тысяч в год.

Вместе с лавочниками, находившимися в таком же экономическом статусе, нижний слой среднего класса Венеции, состоявший из ремесленников, насчитывал несколько десятков тысяч человек. В Европе в целом жалованье ремесленников в течение всего XVI века утрачивало покупательную способность, особенно во второй половине столетия, когда цены стремительно росли. В Англии и многих городах Германии жалованье так отставало от роста цен, что, по крайней мере в строительстве, покупательная способность рабочих в 1620 году составляла лишь половину от их покупательной способности в 1520 году. В Венеции цены также росли, несмотря на фискальные и экстренные меры, но и жалованье в Венеции так не отставало от роста стоимости жизни, как, например, в Англии. Ежедневные выплаты мастеру в строительной отрасли в Венеции выросли от 30 сольдо в 1550 до 60 сольдо с лишним к 1610 году. Правда, пшеница росла в цене быстрее, но хлеб немного подешевел в начале XVII века, в то время как жалованье не сокращалось. Жалованье не слишком квалифицированных каменщиков и плотников изменялось примерно так же, только повышалось меньше. Короче говоря, в реальном измерении покупательная способность в Венеции в XVI веке снижалась относительно умеренно, а в начале XVII века наметился даже некоторый подъем.

Выше обычных мастеров-ремесленников – и в смысле мастерства, и в смысле оплаты – находился слой, куда входили, с одной стороны, выдающиеся старшины и художники, а с другой стороны, юристы, бухгалтеры и многие государственные служащие. Эта верхушка среднего класса была не такой многочисленной, в нее входили не десятки тысяч, а несколько тысяч человек. К верхнему слою среднего класса принадлежал, например, главный судостроитель, старшина корабелов Арсенала, получавший в 1550 году 100 дукатов в год, а также жилье и другие льготы, полагавшиеся ему по должности. К тому же слою принадлежал и главный бухгалтер Арсенала, получавший 180 дукатов в год и жилье. К верхушке среднего класса принадлежало и подавляющее большинство полноправных граждан, как урожденных, так и натурализованных, таких как Джованни Кабот. Многие из них были купцами, а некоторые – моряками. Туда же можно отнести обладателей примерно такого же дохода – ведущих художников и строителей дворцов. Так, жалованье Мауро Кодуччи, старшины на строительстве Сан-Марко, который ведал постройками в районе Пьяццы, составляло 80 дукатов в год; Джакопо Татти (Сансовино), приехавший из Рима уже признанным мастером, был в 1529 году назначен на тот же пост с тем же жалованьем, но вскоре получил повышение. К 1539 году его жалованье возросло до 200 дукатов. Хотя представители этой верхушки среднего класса имели разный доход, происходивший из разных источников, в целом они, и ремесленники, и купцы, и государственные служащие, пользовались преимуществами, которые Венеция получила в новых условиях XVI века.

В противоположном положении очутились те представители знати, которых с точки зрения дохода также можно причислить к среднему классу: обедневшие аристократы, которых называли барнаботти. Так как титулы передавались по наследству, все потомки аристократов также считались аристократами, какими бы бедными ни были их семьи и независимо от того, была ли их бедность вызвана несчастным случаем или недостатком образования и предприимчивости. Такие обедневшие аристократы находили все меньше возможностей для воссоздания фамильного состояния. Растущее число барнаботти служило признаком экономического упадка и становилось источником политической коррупции. Будучи очень бедными по меркам своего класса, барнаботти все же силились сохранить хотя бы внешние признаки обеспеченности. Многие барнаботти рано или поздно попадали в крайнюю зависимость от богачей и представителей власти, от тех, кто оказался способнее или проворнее и воспользовался возможностями, еще открытыми для их класса в сельском хозяйстве, коммерции, банковском деле и политике.

Сравнение всех признаков богатства и бедности, зажиточности и нищеты в разных классах венецианцев в начале XVII века с ситуацией в начале XV и XVI века почти не дает повода говорить об общем экономическом спаде. Однако рост в одних отраслях и упадок в других вызывали структурные изменения. Постепенно утрачивали прежнее значение отрасли, связанные с морем, хотя и в «морских» делах одни отрасли развивались, а другие приходили в упадок. Общее суждение о том, как Венеция отреагировала на эпоху Великих географических открытий и рост Османской империи и Испании, должно учитывать взлеты и падения в судостроении и операциях военно-морского и торгового флотов. Как будет показано ниже, именно на море Венеция реагировала наименее адекватно.