Два десятилетия сомнений

Между Третьей и Четвертой Генуэзскими войнами у венецианцев имелось много поводов для недовольства. Даже перед заключением мира с Генуей в 1355 году король Венгрии и Польши Людовик I (Лайош I) Великий, казалось, готов принять участие в войне, так как он имел притязания на Далмацию. На следующий год король Венгрии перешел в наступление, опираясь на поддержку соседей Венеции к северу и западу от нее. Венецианцы, уставшие от войны и расстроенные несколькими незначительными поражениями, уступили Далмацию. Впервые после знаменитого Далматинского похода дожа Орсеоло 1000 года венецианский дож отказался от титула герцога Далмации и стал называть себя просто «Божьей милостью дож Венецианский и так далее». Еще одно унижение венецианцы претерпели через несколько лет на Кипре, когда ссора между венецианским и генуэзским консулами из-за того, кто первый должен держать шпору короля или стоять по его правую руку на церемонии коронации, привела к мятежу, а затем к военной вылазке генуэзцев против короля Кипра, обвинившего и наказавшего генуэзца. Венеция ничем не помогла королю, вставшему на их сторону, и, когда генуэзцы вынудили короля Кипра заплатить им огромную контрибуцию и отдать главный порт Фамагусту, Венеция ограничилась тем, что вывезла с Кипра своих купцов. Одновременно Венеция несла большие расходы на подавление мятежа на Крите. Мятеж возглавили не завоеванные жители острова – греки, – как было в нескольких более ранних мятежах, а венецианские поселенцы, к которым примкнули знатные греческие землевладельцы, сохранившие свои земли. Мятеж был вызван непосильными налогами, навязанными Венецией, и пренебрежительным отказом в ответ на предложение критской знати прислать своих представителей в Венецию для обсуждения данного вопроса. Так была утрачена возможность ввести принцип представительства в правительство Венеции. Главари мятежников носили вполне почтенные венецианские фамилии: Градениго и Веньер, и правители Венеции сочли их злостными предателями, особенно после того, как мятежники обратились за помощью к Генуе (генуэзцы им отказали). Армия наемников, посланная из Венеции, подавила мятеж, но ценой еще одного резкого повышения государственного долга.

По мере того как рос размер «монте веккьо», фискальная политика порождала все более резкие противоречия в среде знати. Сокращение государственного долга в 1313–1343 годах поддерживало высокую цену облигаций, в то время как налоги и меры экономии, сделавшие возможным такое сокращение, наносили ущерб общей массе покупателей и некоторым торговцам. Желавшие сколотить состояние в странах Леванта требовали более агрессивной, пусть и более затратной, политики. Их меньше заботило поддержание «монте веккьо» на более высоком уровне. Нерешительность и колебания не устраивали ни одну из сторон, и государство слабело. Налоги повысили так, что они, с одной стороны, легли тяжким бременем на плечи граждан, а с другой – не способны были предотвратить дефицит. Долг вырос с 423 тысяч дукатов в 1343 году до примерно 1,5 миллиона дукатов в 1363 году и свыше 3 миллионов дукатов в 1379 году. Вместо того чтобы платить по старым долгам, правительство создало выкупной фонд, чтобы скупать облигации в те периоды, когда они стоили дешево. Более сомнительные меры предприняли для поддержания рынка. Прокураторам Сан-Марко, управлявшим благотворительными фондами, приказывали вкладывать в «монте веккьо» пожертвования на больницы и другие благотворительные учреждения, причем некоторые из них были в виде недвижимости.

В результате все складывалось довольно благоприятно для богатых «старых» семей, которые платили больше налогов и имели больше облигаций государственного займа, по крайней мере по сравнению с нынешней системой налогообложения. Хотя они вынуждены были в 1363–1372 годах отдавать 24 процента своего имущества, это составляло всего 8 процентов от известной доли их богатства: имущество оценивалось примерно в ¹/₃ истинной стоимости. Наверное, многие из них, дабы уйти от налогов, держали часть своих активов за рубежом. Поскольку цена облигаций в те годы редко падала ниже 80 и часто поднималась выше 90 (в 1375 году рыночная цена облигации составляла 92,5), если они хотели продать то, что их заставляли покупать, они возмещали от 80 до 90 процентов из отданных восьми. Короче говоря, в то десятилетие, в отсутствие других видов прямых налогов, богачи платили примерно 1 процент от своего фактического богатства.

Нестабильность монетной системы также служила поводом для недовольства. Держатели облигаций, с которыми расплатились в 30-х годах XIV века, наверняка оставались недовольными, если они верили в серебряный стандарт: ведь они платили за облигации серебряными гросси, а возвращали им долг золотыми дукатами в то время, когда серебряные монеты прежнего веса и пробы стоили на треть дороже. Позже держатели облигаций извлекали выгоду из обмена по биметаллическому коэффициенту. Золото начало расти в цене, продолжалось снижение качества серебряной монеты, однако проценты по-прежнему должны были выплачиваться золотом.

Недовольство вызывала и изменчивая политика в области управления торговыми потоками. Относительный либерализм сочетался с протекционизмом, представленным Морским ведомством, наделенным широкими полномочиями вывоза иностранного капитала посредством торговли с Левантом. Именно в тот период часто возникали возможности получения больших прибылей через посредство временных монополий в ключевых отраслях, примером чего может служить деятельность Федерико Корнаро на Кипре. Временные монополии, основанные на управлении торговыми флотилиями, возникали отчасти из-за того, что количество галер, выставляемых на аукционы для различных рейсов, резко сократилось после эпидемии чумы и общего экономического спада XIV века, а отчасти из-за отмен рейсов по политическим причинам, которые происходили все чаще. Товарооборот снизился, и торговцы, чтобы получить прибыль, вынуждены были повышать цены.

С политической точки зрения XIV век также характеризовался сокращениями. Все более широкое участие в правительстве, примечательное в предыдущие столетия, происходило и в Европе в целом, и в итальянских городах-государствах в частности. В Венеции за укрупнением Большого совета в самом начале века последовали меры, направленные на недопущение в него «новых» семей. К середине века появились признаки сосредоточения власти в руках небольшой группы из числа аристократов. Важные вопросы все чаще решались не на Большом совете, а в сенате. Совет сорока принимал решения по политическим и финансовым вопросам только на совместных с сенатом заседаниях. Во время войн и в других экстренных случаях Большой совет выбирал специальные комитеты, состоявшие из 30–40 человек, наделенные исключительными полномочиями. Они подменяли собой сенат, но лишь временно. В результате такие жизненно важные вопросы, как переговоры о мире с Венгрией или посылка армии для подавления мятежа на Крите, решала группа, состоявшая примерно из 100 человек, представлявших около 30 семей.

Правительство, состоявшее из тесно связанных представителей одного класса, олигархии, имело некоторые преимущества. Оно способствовало последовательности венецианской политики, которая выгодно отличалась от переменных действий многих соседей Венеции. В Венгерском королевстве, синьории Каррары в Падуе или синьории Висконти в Милане за смертью правителя, как правило, следовали большие потрясения. Сенатская олигархия Венеции неуклонно, год за годом и век за веком, преследовала одни и те же цели и в общем добивалась успеха в мрачные годы между Третьей и Четвертой Генуэзскими войнами. Несмотря на потерю Далмации, венецианские корабли по-прежнему властвовали над Адриатикой и не пускали в «свои» воды ни венгерский флот, ни любой другой. Венецианцы охраняли торговые суда от пиратов и требовали, чтобы все товары, которые направлялись на север Италии, проходили через Венецию, сохранившую за собой место центрального рынка в Северной Адриатике. Хотя торговые пути через Левант часто бывали отрезаны, быстро находились обходные пути. На западе и на севере можно было попасть на ключевой рынок в Брюгге несколькими способами. Самый проторенный путь лежал через Германию, куда попадали по перевалу Бреннер. Альтернативные сухопутные маршруты проходили через Швейцарию и Базель, откуда караваны спускались к Рейну, или через Савойю во Францию. Венецианцам легче было договариваться об охране своих караванов, так как они всегда могли пригрозить тем, что повезут товары другим путем, по морю. Несколько лет, после заключения мира в Третьей Генуэзской войне, государственные галеры выставлялись на аукционы ради рейсов во Фландрию. Позже, из-за войн между Англией и Францией и других обстоятельств, показалось благоразумнее отдать этот маршрут на откуп частным предприятиям. Рейсы государственных галерных флотилий в Брюгге возобновились в 1374 году.

В том же году на аукционы выставлялись галеры для походов напрямую в Бейрут и Александрию. До тех пор все товары, которые отправлялись в Сирию, должны были перегружаться в Фамагусте на Кипре; порт Фамагуста был конечным пунктом для одной торговой флотилии, в то время как еще одна направлялась оттуда в Александрию, за исключением тех лет, когда король Кипра принимал участие в Крестовом походе. В 1374 году, когда генуэзцы захватили Фамагусту, они решили, что получили сокровищницу для торговли со всеми заморскими землями. Но Корнаро продолжал экспортировать сахар и соль с плантаций на южной стороне острова. Более того, венецианские галеры и когги, которые везли хлопок, направлялись в обход Кипра прямо в Бейрут и другие порты Сирии и Палестины, а также в Александрию. Генуэзцы поняли, что им достался полупустой мешок, в то время как венецианцы захватили позицию ближе к главным источникам сырья. Они обосновались в Египте и Сирии в качестве основных покупателей индийских специй, которые все в большем количестве прибывали по Красному морю, так как пути через Персидский залив и Персию все чаще оказывались перекрыты.

Успехи торговой дипломатии Венеции позволили ей не отставать от соперницы Генуи, где по-прежнему часто менялось правительство. Внутренние распри не мешали, однако, Генуе заниматься морскими перевозками и торговать, и она по-прежнему оставалась главной соперницей Венеции во всем Леванте. Всякий раз, когда в результате переворота власть в Генуе оказывалась в крепких руках, Генуя агрессивно добивалась для себя привилегий, способных закрепить ее коммерческое превосходство в Романии.

Резче всего конкуренция двух республик проявилась на Черном море. Торговля с Трабзоном страдала из-за беспорядков в Персии, но Тана сохранила былой престиж, особенно как центр работорговли. В Константинополе Венеция и Генуя добивались милости соперничавших между собой греческих императоров, зависевших от той или другой честолюбивой республики. И Венеции, и Генуе хотелось получить во владение остров Тенедос, расположенный на выходе из пролива Дарданеллы; укрепленный должным образом, остров мог стать опорным пунктом для контроля над проливами и помочь совершенно изгнать соперников из Черного моря. Однако за время своего владычества в Пере и Галате генуэзцы вызвали такую ненависть греков, что их попытки захватить Тенедос встретили ожесточенный отпор, а греческий губернатор острова, повинуясь приказу императора, которого поддерживала Венеция, в 1376 году пустил туда венецианцев. Захват и укрепление Тенедоса послужили для Генуи знаком к началу новой войны.

Венеция вступила в войну, не решив проблем, назревавших с прошлого конфликта. Хотя ее государственная структура оказалась достаточно прочной и перенесла много ударов, не допустив революции, моряки по-прежнему проявляли недовольство, государственный долг вырос до головокружительных размеров, власть постепенно сосредоточивалась в руках олигархии из числа аристократов – и даже жизнеспособность и легитимность аристократической конституции подвергалась сомнению.