Химикаты, ткани и строительство

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Отрасли химической промышленности считались в средневековой Венеции более важными, чем производство тканей. Они гораздо больше повлияли на организацию труда. Изготовители стекла, мыла, красок, черепицы, кирпича, селитры и многих металлических изделий умели «превращать одно химическое вещество в другое». Мастера в этих отраслях накопили большой опыт в промышленной химии еще до того, как научились читать и писать. Конечно, ремесленники вовсе не думали об используемых ими материалах в современных химических терминах. Первый хронист, описавший венецианское стекольное дело, считал, что стекло «делается из плавких камней и загустевших соков». Результат смешивания и нагревания различными способами этих «плавких камней» и «загустевших соков» был хорошо известен средневековым ремесленникам по опыту, хотя никаких химических формул они не знали. Правда, многие современные ученые признают: «…состав сплава, применяемого при производстве современного бутылочного и оконного стекла, практически идентичен с тем, что использовали венецианцы при изготовлении стекла в Средние века; за многие столетия он не претерпел изменений…» И далее: «Наука… выявила основу для древней формулы, выведенной эмпирическим путем, но не способна улучшить пропорции, установленные благодаря долгому опыту, методом проб и ошибок».

Химические отрасли имели ряд важных общих характеристик. Для них требовалось специальное оборудование, такое как печи, котлы, дренажные колодцы, из-за чего невозможно было вести производство дома, как при производстве, например, тканей. «Тайны» ремесла требовали навыков лишь в ограниченном объеме, они по большей части состояли в знании формул для смешивания и нагрева и в искусстве судить о качестве конечного продукта по внешнему виду, вкусу и запаху материалов. Так как почти весь ручной труд заключался в том, чтобы поддерживать огонь или перемещать сырье, его можно было поручить неквалифицированным рабочим, что было совершенно неприемлемо, например, в резьбе по камню или прядении. С другой стороны, в этих отраслях не так выгодна была горизонтальная специализация, то есть разделение производственного процесса на отдельные этапы, характерные для прядения и ткачества, где постепенно отдельные этапы способствовали специализации и дальнейшему разделению труда. Даже если рабочие в химической промышленности специализировались на разных задачах, полезнее было сосредоточить весь процесс в одном месте. Поэтому в химических отраслях надомная система не прижилась. Главными организаторами производства здесь выступали не торговцы-работодатели, а ремесленники-управляющие.

Например, для производства стекла требовалось три вида печей, хотя их можно было соединить в одной конструкции. Одна печь нужна была для нагрева при низких температурах, «спекания», при котором из стекломассы выходили примеси. В главной печи, куполообразном сооружении, температуру повышали до точки плавления составляющих шихты. Сбоку печи имелись отверстия, через которые извлекали сосуды с расплавленной стекломассой, из которой затем выдували изделия, придавая им желаемую форму. Искусство применения трубок для выдувания стекла было известно со времен Рима. В таких печах имелось по три или четыре отверстия, которые назывались устьями. За каждое отверстие отвечала группа, именуемая «пьяццей». В нее входили мастер-стеклодув и три-пять помощников, не обладавших нужными навыками. Третья печь прямоугольной формы служила для постепенного охлаждения стекла. Эту третью печь обычно присоединяли к главной печи для более рационального использования тепла. Очень высокие температуры, требуемые для плавки стекломатериалов в главной печи, создавали такую пожароопасность, что в 1291 году стеклодувам велели перенести производство из центра города. Исключение сделали на следующий год для небольших печей, при условии, что они располагались на расстоянии не менее пяти шагов в любом направлении от соседних домов. Правда, исключения не играли большой роли, так как стеклодувы охотно обосновались в Мурано, куда без труда можно было попасть из Риальто по воде. Они же и прославили Мурано.

Одни владельцы печей сами были стеклодувами, другие просто брали печи в аренду и нанимали стеклодувов. И владельцы, и мастера принадлежали к цеху стекольщиков, который устанавливал правила отношений между владельцами печей и мастерами и между самими мастерами. Владельцы платили в цех наивысшие взносы, но были отстранены от некоторых должностей. Правила цеха ограничивали продолжительность контрактов, размер аванса, получаемого мастерами или рабочими, и возможность переманивать рабочих друг у друга. Эти правила отражают желание повысить авторитет мастеров по сравнению с рабочими, а также сохранить независимость мастеров при сделках с владельцами печей.

Ведущие промышленники, владельцы печей, нанимали нескольких мастеров, а вместе с ними – около дюжины других рабочих: подмастерьев и неквалифицированных помощников. Для таких промышленников важнее капитала, нужного для приобретения или постройки печи, были специальные познания. Это подтверждает история тщеславного стеклодува по имени Джорджо, который начинал бедным иммигрантом из Спалато. Его прозвали Балларин, то есть «Танцор», возможно, потому, что он был хромым. Его наняла семья признанных стеклодувов, Баровье. Однажды, когда хозяева были в отъезде, Джорджо выкрал хранимые ими формулы и передал стеклодуву-конкуренту, на дочери которого он потом женился. Так он приобрел свою печь. Хотя история Джорджо Балларина относится к XV веку, в ней интересны факторы, равно важные для преуспевания, которые были известны издавна: секреты ремесла и капитал.

Среди навыков, благодаря которым муранские стеклодувы славились с XIV века, следует отметить их способность имитировать жемчуг и другие другоценные камни и сочетать цветное стекло с эмалью. Эмалевые композиции наносились на вазы, чаши и бокалы. Иногда по особо важным случаям (свадьба, визит важного сановника и др.) на предметах посуды появлялся чей-нибудь портрет или рисунок.

Не такой художественной, зато более полезной отраслью венецианской стекольной промышленности было производство линз для очков. Очки наверняка изобрел какой-нибудь венецианец; во всяком случае, самые ранние свидетельства их производства можно найти в своде правил венецианского цеха стекольщиков. Первые очки изготавливали из горного хрусталя, и рабочие по хрусталю входили в отдельный цех. Поскольку изготавливать подделки и имитации запрещалось, вначале был введен запрет на производство линз из стекла. Но венецианские мастера настолько преуспели в изготовлении стекла, прозрачного, как хрусталь, что в 1302 году рабочим по хрусталю разрешили пользоваться «стеклом для глаз для чтения». Их искусство в придании формы и полировке стало одной из тайн цеха стекольщиков.

Кроме того, в Венеции изготавливали большие, прозрачные оконные стекла. Маленькие круглые панели «лунного» стекла производились во многих местах, но венецианцы, при помощи совершенно другой технологии, научились делать большие прямоугольные стеклянные пластины, такие, например, как поставленные на маяк в Анконе в 1285 и 1305 годах.

Вдобавок к таким дорогостоящим изделиям, как покрытые эмалью стеклянные чаши и очки, в Мурано в больших количествах производили обычные чаши, кубки и бутылки. Конечно, больше всего Мурано славится декоративными изделиями, но стеклянная посуда для повседневного использования также превосходила ту, что производилась в других городах, так как в Мурано применялись лучшие материалы. Основным в стекольном деле был навык выбора и смешивания хороших материалов. Венецианцы пользовались преимуществом: у них имелось несколько хороших источников сырья. Возможно, применялись пески, которые находились в лагуне, но лучшие материалы, содержащие необходимый кремний, находили в реках, бравших начало в Альпах. Лучшее сырье для производства прозрачного стекла обнаружилось в Адидже в окрестностях Вероны. Превосходная глина, из которой сооружали печи, поступала из окрестностей Виченцы. Дерево для топки в изобилии водилось в области Фриули и на Истрии. Однако самую важную роль играло применение венецианцами кальцинированной соды (карбоната натрия), в то время как северные стеклодувы использовали поташ (углекислый калий), получаемый из золы растительного происхождения. Их продукцию называли «лесным стеклом», а более прозрачную венецианскую – «морским стеклом». Венеция импортировала карбонат натрия из Сирии, где его получали путем пережига водорослей. Будучи относительно тяжелым, карбонат натрия играл роль утяжелителя на «круглых» кораблях, где грузы состояли преимущественно из хлопка. Отчасти бурное развитие венецианской стекольной промышленности связано с тем, что ремесленники передавали особые навыки от отца к сыну; но многое зависело также от доступности необходимого сырья – оно не обязательно находилось под рукой, но Венеция обладала возможностями доставлять их относительно дешево.

Еще важнее были поставки сырья для венецианских мыловаров. В XIV веке они переняли у испанцев пальму первенства в производстве мыла, которое называли «кастильским». Белое, плотное, с приятным запахом, оно считалось предметом роскоши. Особенно его ценили в северных странах, например в Англии. Тамошние мыловары производили мягкое, темное, дурнопахнущее мыло, которое изготавливали на основе животных жиров. Венецианцы же вместо сала применяли оливковое масло, которое венецианские корабли доставляли в больших количествах из Апулии. Вместо поташа, из которого варили щелочь на севере, венецианцы применяли карбонат натрия, ввозимый из Сирии, но изготовленный путем пережига не водорослей, а особого рода кустарника, который содержал большой процент соды. Полученное в результате твердое мыло ароматизировали в соответствии со вкусами покупателей.

Металлургические отрасли промышленности также не знали дефицита сырья; по закону медь, серебро и золото, которые следовали через Венецию на Восток в уплату за специи, перед экспортом нуждались в очистке. Многие кузнецы работали в мастерских среднего размера, они выполняли заказы, полученные от представителей торговой аристократии. Например, в 1304 году три человека получили подряд на изготовление 20 тысяч стальных стрел для арбалетов. Затем эти трое заключили договор субподряда с мастерами-кузнецами, каждый из которых, в свою очередь, нанял от 6 до 17 рабочих. Кузнецы, кроме того, изготавливали большие котлы, которые использовались в мыловарении и для очищения сахара. На Монетном дворе работали златокузнецы, они же изготавливали столовые сервизы для богачей, которые тогда чаще, чем сейчас, считали украшения и столовые приборы выгодным вложением капитала. В случае нужды такие изделия переплавляли в монеты.

В XIII веке, до укрупнения Арсенала, больше всего рабочих было сосредоточено на Монетном дворе. В то время как управляющие-ремесленники в своих мастерских, выросших из семейных предприятий, руководили 12–20 работниками, число работавших на Монетном дворе перевалило за сотню. Если различие между мастерской и фабрикой проводить лишь по количеству рабочих, венецианский Монетный двор можно смело считать фабрикой. Правда, его отличие от фабрики заключалось не только в том, что там не использовались механизмы. На Монетном дворе работники трудились почти так же, как у себя дома. Их собирали вместе в центральной мастерской не для того, чтобы оптимизировать процесс производства, но чтобы сохранить используемые материалы и стандартизировать конечную продукцию – монеты. Кроме того, Монетный двор управлялся не частными лицами, а государственными служащими, по законам, разработанным высшими органами власти.

Хотя Монетный двор заметно отличался от фабрик времен промышленной революции, он, как и другие крупные общинные мастерские средневековой Венеции, сталкивался примерно с теми же трудностями. Управляющим Монетным двором приходилось решать многочисленные задачи: определять пробу получаемого золота и серебра, проверять, очищено ли сырье до оговоренных стандартов, производить выплавку и резку заготовок, из которых потом штамповали монеты. Различные отделения, в каждом из которых работали дополнительные рабочие и инспекторы, вносили элемент бюрократии. Одна группа мастеров работала только с очищенным серебром, другая группа – со сплавом, из которого делали монеты меньшей стоимости. Весной 1279 года в группу последних входили восемь монетчиков, производивших обжимку (им нужно было обладать крепкими бицепсами), и столько же кузнецов. Кузнецы делали заготовки, которые затем штамповали монетчики. В каждом отделе имелись свои весовщики и инспекторы. Среди других специалистов на Монетном дворе служили кузнецы по железу, они изготавливали формы. Кроме того, бухгалтерские книги велись счетоводами.

В текстильной промышленности торговцы-работодатели преобладали в тех отраслях, где бытовала надомная система организации труда. В цехах шерстянщиков и бумазейщиков руководили те, кто закупали шерсть или хлопок и раздавали их работникам, жившим в разных частях Венецианской лагуны. Полученную от прядильщиц пряжу они затем передавали ткачам и т. д. В цех шерстянщиков запрещено было вступать всем, кто работал за жалованье. В цехе бумазейщиков такого запрета не было; там не проводилась граница между торговцами-работодателями и мастерами, которые иногда работали на хозяина, а иногда и сами производили продукцию на продажу. От них отличались условия работы в шелковой промышленности, которая расцвела после того, как в начале XIV века в Венецию переселились жители Лукки, бежавшие от политических конфликтов у себя на родине. Венецианцы встретили их радушно. Шелкопрядильщики владели собственными ткацкими станками и образовали свой цех, куда не разрешалось вступать купцам. Они требовали, чтобы торговцы-работодатели раздавали сырье только мастерам – членам цеха. Кроме того, работодатели не имели права привлекать подмастерьев и подсобных рабочих. Их нанимали мастера-ткачи.

Еще одной группой ремесленников-управляющих, владевших своим оборудованием, были красильщики. Они работали частично на местных купцов-работодателей, а частично – на странствующих купцов, которые выходили в рейсы на свой страх и риск, ввозили неокрашенное полотно из Англии или Фландрии. Это полотно они затем велели окрашивать в соответствии со вкусами того левантинского города, куда его потом поставляли.

Обработка пенькового волокна также велась в основном на дому, но со своими особенностями. Главы цеха прядильщиков пеньки закупали сырье и отдавали его чесальщикам, затем прядильщикам, затем сматывали в канаты. Для производства нанимали работников, но изначально по правилам им запрещалось работать где бы то ни было, кроме собственных домов или мастерских. Очевидно, технические особенности производства требовали, чтобы они уделяли особое внимание качеству сырья, применяемого, например, в канатном производстве. Высокие требования правительства к качеству корабельных канатов вынудили прядильщиков пеньки больше внимания уделять производственному процессу. Каждый мастер обязан был помечать продукцию своей мастерской яркой нитью определенного цвета. В XIII веке правительство назначило трех инспекторов, которые проверяли канатные мастерские. Они присутствовали при начале производственного процесса. Если инспектор считал, что одна из стренг троса подготовлена ненадлежащим образом, ее нужно было заменить.

Особое внимание, какое уделяли канатных дел мастера производственному процессу, не давало им решать задачи, связанные с запасами сырья. Иногда вмешивалось правительство; назначали чиновников, которым приказывали закупать необходимое количество пеньки и смолы. В 1282 году только они были уполномочены делать закупки; им велели перепродавать сырье мастерам по сходной цене, которая приносила бы правительству умеренную прибыль. Во время Второй Генуэзской войны этим чиновникам разрешили делать специальные займы, чтобы приобретать больше сырья. В конце войны монополистические закупки приостановили из-за жалоб на то, что уполномоченные назначают высокие цены. Ввозить сырье мог кто угодно при условии, что он платил установленные пошлины, в которые включалась плата за хранение сырья на правительственном складе, единственном месте, куда разрешалось выгружать ввезенную пеньку. Сначала такой склад находился в Канареджо, но после расширения Арсенала, на котором сосредоточилось почти все кораблестроение, рядом построили склад пеньки и канатный цех, называемый Тана.

Тана стала главной мастерской, которая еще больше, чем монетный двор, напоминала фабрику, только без машин. После 1328 года там производили трепание и ческу необработанной пеньки. Затем ее сортировали. Из сырья высшего сорта делали корабельные канаты. Сырье низкого качества браковали, впоследствии оно шло на изготовление упаковочного шпагата или пакли. Импорт сырья отдали на откуп частным предпринимателям. В результате импортеры превратились в торговцев-работодателей. Владельцами сырья были они, хотя его обрабатывали в Тане или в частных мастерских, где производилась не такая высококачественная продукция. Они тем легче образовывали монополистические синдикаты, что в конце века всю высококачественную пеньку ввозили из Болоньи. Какое-то время правительство было недовольно: все венецианские производители зависели от одного импортера из Флоренции. Правительство вмешалось, но не слишком активно. Больше всего власти заботились о том, чтобы на венецианских судах были хорошие снасти. До тех пор пока синдикаты не взвинчивали цены, власти сквозь пальцы смотрели на то, что прядильщики пеньки получают сырье либо от купцов-импортеров, либо от судостроителей, которые перекупали пеньку у тех же купцов после того, как ее обрабатывали и сортировали в Тане. Лучшую пеньку судовладельцы «раздавали» прядильщикам, работавшим в самой Тане. Такую организацию труда определенно нельзя назвать надомной, ведь мастера работали не дома. Ее можно считать особым видом «раздаточной системы», потому что мастерам не принадлежало сырье, с которым они работали. И все же отличительной особенностью такой системы была сама Тана, общинная центральная мастерская.

Рядом с Таной, но под отдельным управлением находилось крупнейшее промышленное учреждение Венеции – Арсенал. Его прославил Данте, отведя ему место в своем аду. По мере того как Вергилий вел его все ниже, он находил ад все более переполненным; Данте вспоминает самые большие скопления народа, какие он видел на земле, – паломников на процессии в Риме в юбилейном 1300 году, армейские шеренги – и рабочие в венецианском Арсенале. Возможно, Арсенал представлял собой в то время действительно самое крупное и оживленное промышленное предприятие. Данте сравнивает его с мрачными глубинами ада:

«И как в венецианском арсенале

Кипит зимой тягучая смола,

Чтоб мазать струги, те, что обветшали,

И все справляют зимние дела:

Тот ладит весла, этот забивает

Щель в кузове, которая текла;

Кто чинит нос, а кто корму клепает;

Кто трудится, чтоб сделать новый струг;

Кто снасти вьет, кто паруса латает…[3]

Старый Арсенал, где трудилось больше всего рабочих, включал в себя доки, рассчитанные на дюжину галер, хранилища для доспехов, рангоута, банок и многих других приспособлений, а также мастерские для починки парусов, изготовления весел и те, в которых Данте видел кипящую смолу, которую благодаря ему отождествляют с наказанием за взятку.

При жизни Данте построили новый Арсенал, вчетверо увеличив его общую территорию. Изначально главными задачами Арсенала были хранение и ремонт; большие галеры, а также большие «круглые» корабли строились в других местах. Увеличенный Арсенал стал пригоден и для сооружения всех типов торговых галер, хотя крупные когги, даже заказанные властями, строились на частных верфях, расположенных на набережной у Арсенала и на островах Венецианской лагуны.

В Арсенале XIV века, как и во всех крупных общинных мастерских Венеции, централизованное управление не вмешивалось в производственный процесс, разработанный ремесленниками и закрепленный в цеховых традициях. Более того, в Арсенале было меньше условий для бюрократизации и строгого следования стандартам, чем на Монетном дворе или в Тане. Правительство распорядилось о стандартизации арбалетов для того, чтобы тетивы и стрелы подходили для всех арбалетов. Что касается галер, власти предъявляли ряд общих требований к размерам и пропорциям, но мореходные качества и даже до некоторой степени размеры галер зависели от решений, принимаемых в процессе постройки старшинами корабелов.

Старшины корабелов распоряжались главным образом благодаря своим навыкам в конструировании, имеющим настолько большое значение в кораблестроении, что их лишь частично можно было изменить чертежами, нарисованными другими. Старшины конопатчиков и занимающие более подчиненное положение старшины веслоделов, кузнецов и т. д., считали одной из главнейших своих задач соблюдение цеховых технических стандартов. В одном случае, когда торговые галеры едва не затонули из-за ненадлежащей заделки швов, сенат обвинил в произошедшем и главу цеха, и главного конопатчика Арсенала. Оба были изгнаны со своих постов. Каждые два года в Венеции строили около полудюжины больших торговых галер. С этой целью нанимали 12 корабельных плотников, 6 пильщиков и 15 конопатчиков с учениками. Кроме того, требовались грузчики, которые подавали бревна. Немного меньше рабочих требовалось для сооружения такого же количества более легких галер, их строительство велось теми же умеренными темпами. Группа мастеров, состоявшая в целом из 30 человек, в том числе выборных старшин для всех специальностей, считалась не слишком большой, и ею руководили цеховые старшины почти так же, как они руководили сооружением кораблей на частных верфях.

Чиновник Арсенала, который по своим обязанностям больше всего напоминал генерального управляющего, носил титул адмирала. Его главной задачей было обеспечение материалами и досмотр почти готовых судов перед их передачей командирам. Таким образом, его не столько заботило состояние корпусов, сколько комплектность судна в тот момент, когда оно покидало Арсенал. Подобно централизованному управлению на монетном дворе и в Тане, управление Арсенала главным образом занималось поставкой материалов и проверкой качества конечного продукта.

Судостроение за пределами Арсенала подразделялось на два вида. К одному относились владельцы небольших верфей, где строили гондолы или сандолы и небольшие баржи; к другому относились плотники и конопатчики, которые строили и ремонтировали крупные суда. Последние находились примерно в том же положении, как и другие ремесленники, занимавшиеся строительством. В этой отрасли невозможно было работать на дому. Работники собирались на строительных площадках, которые предоставляли заказчики. Они же поставляли и сырье. Действия работников координировал десятник, который нанимал других мастеров; ему, как и мастерам, платили еженедельно. Жалованье мастерам и десятникам выплачивали судовладельцы или домовладельцы, на которых они работали. Даже в наши дни строительство забюрократизировано меньше, чем другие отрасли промышленности, и в нем гораздо большее значение имеют цеховые правила.

Хотя продукция химической, текстильной и строительной промышленности пользовалась заслуженной славой, эти отрасли не являются яркими примерами организации труда, типичной для других областей. Почти все производство было розничным и кустарным, когда ремесленник закупал сырье на открытом рынке, обрабатывал его сам в мастерской на дому и продавал конечному покупателю. В эту традиционную картину вписывались работники небольших верфей, а также столяры-мебельщики. Многие независимые ремесленники работали не только на конечных покупателей, но и на оптовых торговцев. Например, меховщики обрабатывали шкурки соболя, горностая, лисы и белки, ввозимые Андреа Барбариго из Таны, Брюсселя или более ближних регионов. Импорт такого товара в Венецию был обусловлен наличием там квалифицированных мастеров. Одни из этих независимых ремесленников были людьми богатыми; другие жили очень скромно. Самыми многочисленными были занимавшие промежуточное положение сапожники, портные, пекари, цирюльники и др. Чаще всего они работали с сырьем, поставляемым покупателями, так как одежду и мебель изготовляли тогда на заказ – гораздо чаще, чем в наши дни.