Экономика не в упадке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Карло Антонио Марин, представитель венецианской знати, который стал архивариусом после того, как в 1797 году Наполеон уничтожил республику, составил труд, который назвал гражданской и политической историей венецианской коммерции. Пока он писал, Венецию как порт убивала война Англии с Наполеоном. И все же Марин питал надежды, что бонапартистское правление поддержит традиционную экономическую роль Венеции. Он был убежден, что упадок Венеции относится к сфере нравственности и военного дела, но не к экономике. В восьмом томе своей истории Марин утверждал: в 1797 году торговля Венеции так же велика и приносит столько же дохода, как описано в 1423 году в знаменитой речи дожа Томмазо Мочениго. Цифры, которые приводит Марин в доказательство своей точки зрения, подтверждал экспорт Венецией товаров, которые производились в ее владениях, например текстильных изделий, изготовленных у подножия Альп, и играющей важную роль продукции сельского хозяйства, особенно шелка и риса. Благодаря выращиванию риса, бобов и кукурузы в дополнение к пшенице венецианские владения не только кормили себя, но и экспортировали продукты питания – разительная перемена по сравнению с 1423 годом! Кроме того, сам город стал менее важной частью государства, которым он управлял! В официальных документах, например в бюджете, Венецию всегда называли La Dominante. Но с экономической точки зрения она больше не доминировала над своими владениями, как прежде.

Современные ученые сравнивают 1797 и 1423 годы более скрупулезно, чем Марин, и приходят к тем же выводам. В XVIII веке для Венеции характерен не упадок, а экономический рост, но самым большим стал рост в венецианских колониях материковой Италии. Данные тенденции отразились на росте населения, хотя он оставался относительно стабильным. За 10 лет после эпидемии чумы в 1630–1631 годах, когда население города сократилось со 150 до 100 тысяч человек, его численность увеличилась до 120 тысяч. В 1764–1766 годах, по данным переписи, в Венеции проживали 141 056 человек, в 1790 году – 137 603 человека. В материковых владениях, где в середине XVI века проживало всего 1,5 миллиона человек, к 1770 году население насчитывало 2 миллиона человек. Главное объяснение демографического роста можно найти в усовершенствованиях в сельском хозяйстве, главным из которых стало выращивание кукурузы, занявшей основное место в рационе крестьян.

Промышленные обзоры показывают упадок производства в самой Венеции, хотя парча, кружева, стекло и книги сохраняли важную роль в экономике. Левантинские рынки для венецианских изделий постепенно восстанавливались после того, как венецианцы, заключив в 1718 году мир с турками, договорились о низком трехпроцентном налоге, который их западные конкуренты получили ранее. Франция сменила Венецию в роли главного производителя предметов роскоши, и производство традиционных шерстяных тканей в городе по чти прекратилось. В 1763 году некий Исаако Джентиле получил привилегии для производства ткани нового, «голландского» типа. У него имелось прядильное оборудование, 32 ткацких станка в пятнадцати цехах и тысяча работников. Однако это особый случай, производство тканей шире велось на материке. Одним из немногих промышленников-аристократов был Николо Трон, который основал текстильные мануфактуры в Скио, к северу от Виченцы. Николо Трон ранее был послом в Англии и, впечатлившись виденными там мануфактурами, ввел у себя такие же усовершенствования, пригласив англичан-управляющих. Через шесть лет после изобретения Кеем механического самолетного челнока для ручного ткацкого станка ткачи Трона уже применяли его. Производство льняных тканей расширялось в области Фриули, а металлургия – в окрестностях Брешии. Шелкопрядильные фабрики множились вокруг Падуи и Бергамо. Не только сельскохозяйственная, но и промышленная продукция с материка была важна для придания в 1797 году венецианской торговле суммарной величины (общей выручки) такой же, какой она была 300 лет назад.

Конечно, другие страны Европы в то время тоже не стояли на месте. Венеция в 1797 году не обладала такой же большой долей в европейской торговле и общем благосостоянии, как в 1423 году.

Спад текстильной промышленности в самой Венеции стал шагом назад не только по сравнению с ростом в других местах, но и по сравнению с производством тканей в самом городе за 100–200 лет до этого. Из-за него изменилось распределение населения по роду деятельности. В совокупности с расширением морской торговли в XVIII веке спад в текстильной промышленности изменил пропорцию ремесленников и моряков в пользу последних. Венеция, конечно, не стала снова нацией преимущественно моряков, какой была в XIII веке и раньше, но по сравнению с развитым промышленным городом 1600 года, который зависел от международной торговли, в 1797 году в своей экономической структуре во многом стала возвращением к середине XV века. По данным переписей, росло число моряков (маринари). В шести городских округах в 1766–1770 годах было отмечено 2200 моряков (не считая рыбаков и лодочников); в 1770–1775 годах их стало 4500. Моряков было больше, однако многие жили на островах лагуны. Французский консул во время американской Войны за независимость сообщал, что венецианских матросов насчитывается 7250 и еще 5 тысяч приняты на службу в британский флот. Конечно, в отличие от XV века, капитанами становились преимущественно не венецианские аристократы. В основном среди них встречались далматинцы со славянскими именами. А судовладельцами выступали евреи или относительно новые иммигранты, а не выходцы из старых венецианских семей. Но укрепление положения Венеции в Леванте во второй половине XVIII века напоминает более ранние времена. Первой европейской фирмой, основавшей филиал на Красном море, стала венецианская компания Карло и Бальтазара Россетти. Отделение их фирмы открылось в Джидде в 1770 году. И первой их поставкой был не перец и не имбирь, а новый «колониальный товар» – кофе. В торговле с Левантом в целом венецианцы были на втором месте после французов, но передвинулись на первое место, особенно в главном центре Сирии Алеппо, где в 90-х годах XVIII века французская торговля пострадала из-за разразившейся там революции.

На Адриатике рост Триеста долгое время отставал от роста Венеции, и Триест обслуживали венецианские корабли и венецианский капитал. Родом деятельности, который в обоих городах принял самую современную форму организации, стало морское страхование. В 1780-х и 1790-х годах образовалось несколько акционерных обществ для объединения капитала и престижа старых семей и новичков в процветающем деле страхования. Это только один пример того, как Венеция расширяла торговые и транспортные услуги как порт и столица богатых владений.

Почти во всем коммерческом и морском расширении и в развитии промышленности на материке показательно отсутствие фамилий «старых» венецианцев. Богатые венецианские аристократы предпочитали вкладываться в землю по причинам, уже приведенным выше, или предоставлять правительству займы, прямо или косвенно.

Правительственные облигации казались все более надежными по мере того, как нейтралитет позволял неуклонно улучшать финансовое положение Венеции. В первой трети XVIII века правительство получало ежегодный доход в размере 5 миллионов дукатов. Как ранее, очень малая часть этой суммы, менее 1/ поступала от прямых налогов венецианцев, 3/4 поступали из городов материковой Италии и налогов на потребление или оборот.

Государственный долг более или менее стабилизировался после чрезмерных расходов в войнах с турками и в тщетных попытках защитить нейтралитет Венеции во время Войн за испанское и австрийское наследство. Он вырос до 50 с лишним миллионов дукатов, но его сделали не столь обременительным благодаря принуждению многих держателей облигаций к сокращению ставки до 2 процентов. Тогда на время займы делались под 4 процента, так что в 1750 году долг выглядел следующим образом (по номинальной стоимости):

Ближе к концу века доходы выросли и превышали 6 миллионов дукатов. Тем временем расходы на армию и флот сокращались, особенно после 1736 года, когда Венеция больше не претендовала на сохранение вооруженного нейтралитета. В 1736 году военные расходы составляли 1/ от общих и были больше, чем суммы, которые выплачивались держателям облигаций. В 1755 году военные расходы составляли менее 1/3 общих, тогда как на обслуживание государственного долга уходило более 1/ доходов. При таком использовании ресурсов правительству после 1752 года удалось сократить ставку по «новому долгу» с 4 до 3,5 процента чисто добровольным рефинансированием. Позже рефинансировали или ликвидировали «старый долг», не по номинальной, но по рыночной стоимости. К 1797 году общий долг таким образом снизился до 44 миллионов дукатов.

Доходы и расходы (1313–1788)

Выплаты по долгосрочному государственному долгу по сравнению с общим доходом в дукатах

Примечание. Табличная сводка номинальной стоимости общего долга может ввести в заблуждение, так как и в XV, и в XVIII веке облигации по курсу 1–2 процента оценивались лишь в часть номинальной стоимости, как на рынке, так и при погашении. Сравнение общего дохода в разные века также может вводить в заблуждение из-за меняющейся стоимости дуката. Следовательно, приведенная таблица была составлена лишь для того, чтобы показать изменения в пропорции общего дохода, поглощенного выплатами по государственному долгу.

В противоположность «старому долгу», который создавался частично путем принудительных займов, а частично продажей ежегодной ренты, «новый долг», созданный в XVIII веке, по большей части держали цеха и братства, скуолы, в форме, называемой «капитали инструментали», при которой не было срока погашения, но регулярно выплачивались проценты. Профессиональные и религиозные объединения накапливали необходимые для взносов суммы частично из членских взносов, но главным образом из пожертвований, некоторые из которых они вкладывали в недвижимость, а некоторые – в государственные облигации. Так как со временем все труднее стало находить в городе выгодные источники вложения в недвижимость, цеха и скуолы все чаще обращались к государственным облигациям. Затем они увеличили фонды, пригодные для капиталовложений, принимая вклады под проценты. Скуолы договаривались с вкладчиками индивидуально о размере ренты и сроках погашения. Очевидно, вкладчики доверяли им больше, чем правительству, потому что скуолами управляли хорошо знакомые им люди. Финансовые уполномоченные, которые в 1752 году начали реструктурировать правительственные облигации под 4 процента, были уверены, что сумеют сделать это на свободном рынке, потому что скуолы платили своим вкладчикам меньше 4 процентов. В действительности скуолы оказывали венецианцам услуги, похожие на услуги сберегательных банков, и косвенно переводили сбережения в облигации государственного займа. Их деятельность объясняет способность венецианского правительства занимать средства по низкой ставке.

Облегчение ноши государственного долга очень мало зависело от обесценивания денег. Девальвации монетной системы не было. Цехин по-прежнему чеканили из 3,5 г чистого золота, как было с 1284 года. Скудо, самая разменная серебряная монета, в начале века обесценилось примерно на 1/10, но после 1739 года поддерживалось на уровне пробы 30,2 грамма. В «дукате», которым пользовались в государственных расчетах, в 1739 году содержалось всего на 6 процентов меньше серебра, чем в 1718 году. Начиная с 1739 года и до падения республики он оставался неизменным.

Такими же стабильными оставались и деньги банковского оборота (деньги для безналичного расчета). Как в XIV веке, они существовали лишь в виде записей в банковских книгах; в 1721 году отклонили предложение печатать банкноты. Последняя чрезмерная эмиссия аккредитивов жиробанком описана в предыдущей главе, из-за нее задолженность банка выросла до 2 миллионов 300 тысяч дукатов. Последовавшее вслед за этим снижение стоимости денег для безналичных расчетов было исправлено в 1718 году: вкладчикам предложили облигации долгосрочного государственного займа (на четыре года) под 6 процентов годовых. Благодаря такой конвертации и другим шагам задолженность банка в 1739 году снизилась до 820 тысяч дукатов, что считалось примерно необходимой суммой для урегулирования торгового баланса. Затем банк возобновил выплаты наличными и продолжал их еще несколько лет после падения республики.